Рассматривая соотношение технических и функциональных факторов с факторами эстетическими в самом процессе архитектурного творчества, Красовский дает на этот центральный вопрос теории архитектуры четкий ответ: «Лозунг наш — преобразование полезного в изящное». Таким образом, в рассматриваемой им генетической связи «полезного» и «прекрасного» («изящного», по терминологии автора) Красовский первенствующее значение придал функциональным и конструктивно-техническим закономерностям зодчества («полезному»). Эти закономерности он считал первоосновой развития архитектуры, предвосхищающей и предопределяющей эволюцию ее художественно-эстетических качеств.
Выдвинув тезис о «преобразовании» полезного, практически целесообразного в прекрасное, Красовский тем самым проявил глубокое понимание внутренней диалектической взаимосвязи этих двух категорий в процессе архитектурного творчества. Развивая эту мысль, Красовский подчеркивал, что «между конструкциею, создающей формы, и художественною обделкой их необходимо взаимодействие, без которого нельзя представить себе ни истинной красоты произведений архитектуры, ни верных ее начал».
Красовский считал органичное соответствие архитектурных форм техническим особенностям применяемых материалов аксиомой архитектурного творчества, главным залогом рациональной архитектуры. По его мнению, технические особенности сооружений должны предопределять их архитектурные формы, ибо «свойство материала и возможно лучший способ его сопряжения определяет способ построения или конструкцию, а конструкция определяет наружную форму частей здания».
Подчеркивая первенствующее значение конструктивнотехнических факторов, Красовский вместе с тем правильно оценивал значение того эстетического воздействия, которое произведения архитектуры оказывают на человека. Поэтому он считал, что задача архитектора-творца состоит «в сообщении грубым формам техники художественной законченности». Красовский особо отмечал, что включение живописи и скульптуры в архитектурную композицию придает зданиям больше «блеску, изящества и богатства», специально отметил он и активную роль цвета в архитектуре. Однако признавая необходимость «украшений» (орнаментов, живописных панно, статуй и т. п.), Красовский подчеркивал, что главная сила эстетического воздействия построек заключается не в обилии декоративных элементов, а в совершенстве пропорций и законченности объемнопространственной композиции: «Произвести на зрителя впечатление общностью здания — вот цель, к которой должна стремиться архитектура, как изящное искусство, и потому девиз ее — гармоническое согласие правильных масс».
Красовский настаивал на том, что каждый архитектурный элемент здания должен всегда сохранять свое конструктивное значение, даже при самой изысканной художественной обработке. По его словам, «соблюдение этого правила придает строению качество, известное под названием архитектурной истины», а именно она и составляет «главное и первенствующее условие, которому должны подчиняться все другие правила образования архитектурных форм». Он осуждал «колоннады, не приносящие столь часто никакой пользы, аттики, фронтоны и прочие части, употребленные без цели», и предостерегал молодых архитекторов мудрыми словами о том, что «своевольная и не обузданная истиною фантазия вместо форм рациональных и обусловленных конструкциею создает формы бесполезные и ложные».
Красовский впервые дал научную классификацию архитектурных течений XIX века, выделив три основных направления:
а) «классиков», стремящихся обогащать современную архитектуру с помощью арсенала форм античного зодчества;
б) «романтиков», воскрешающих различные национальные стили средневековья;
в) «рационалистов», которые, считая искусство «зеркалом современности», призывают найти новые архитектурные формы, отказавшись от всякого подражания и стилизаторства.
Подобная классификация архитектурных школ XIX века не устарела и до сих пор. Но особенно ценно для нас то, что сам автор полностью солидаризировался со сторонниками рационалистического направления, прямо называя его «истинным направлением».
С позиции убежденного архитектора-рационалиста подходил Красовский и к столь острой для зодчества середины XIX века проблеме использования архитектурного наследия. Он рекомендовал студентам «изучать все стили, конечно, не для рабского подражания всем им, но дабы постичь все то, что каждый стиль имеет вообще хорошего и применимого к современным потребностям».
При этом Красовский утверждал, что если архитекторы, следуя принципам «рационалистов-техников», будут разрабатывать архитектурные формы зданий, стремясь достичь технической и функциональной целесообразности, то «возникнут части зданий, сообразные нашему климату, нашим материалам и нашим вещественным и нравственным потребностям», и в итоге образуется «рациональный, современный и национальный стиль, которого невозможно искать a priori».
«Хрустальный дворец» — павильон Всемирной выставки, 1851 г. в Лондоне. Гравюра из «Художественного листка», 1851 г.Обобщая основные положения своей концепции «рациональной архитектуры», Красовский пришел к очень важному выводу о том, что прогресс строительной техники, появление новых строительных материалов и конструкций должны оказать определяющее воздействие на развитие новых архитектурных форм, и в конечном итоге — и на формирование нового архитектурного стиля.
«Техника или конструкция есть главный источник архитектурных форм», — писал Красовский. Касаясь вопроса о применении металла, Красовский отмечал, что железо вошло в употребление сравнительно недавно и поэтому «влияние его на образование архитектурного стиля еще не ощутительно». Тем не менее он был убежден, что «железу предстоит участь совершить переворот в архитектурных формах и произвести новые оригинальные, современные формы, которые и составят, вероятно, новый стиль». «Для содействия развитию этого нового стиля, — писал Красовский, — не надобно удаляться от истины и подделываться металлом под формы каменных и деревянных построек, но изыскивать для него самостоятельные формы».
Вслед за Красовским подобные мысли высказывал и его современник — архитектор А. И. Песке. В статье, опубликованной в петербургском журнале «Архитектурный вестник» в 1860 году, он писал, что «введение чугуна и железа в строительную технику предсказывает великую будущность для архитектуры» и что «явятся гениальные люди, которые воспользуются удивительными качествами нового материала и откроют новые формы, наиболее способные к удовлетворению прочности и эстетического вкуса» [132].
Русская архитектурная критика 60-х годов XIX века приветствовала появление новых металлических конструкций. В. В. Стасов рассматривал новаторскую «железостеклянную архитектуру» как одно из самых важных достижений современности, ибо она «была полна какой-то беспримерной в летописях искусства смелости, она дерзко шла наперекор всем преданиям и принятым правилам, но тут же сооружала чудные палаты, поразительные волшебством впечатления, воздушной легкостью, громадными пространствами, залитыми светом»[133].
Стасов очень высоко оценил первое в истории архитектуры общественное здание из металла и стекла — «Хрустальный дворец» Лондонской всемирной выставки 1851 года, сооруженный по проекту Дж. Пэкстона. Стасов охарактеризовал его как «первый шаг, смелый до дерзости, невероятный до безумия», с которого начинается «новая архитектура Европы». Это здание оказало сильное воздействие на чувства и умы современников и вызвало в свое время острую дискуссию. Для Н. Г. Чернышевского оно послужило прообразом той архитектуры будущего, которую он нарисовал в романе «Что делать?», в фантастическом «Четвертом сне Веры Павловны». Коллективные жилые дома будущего Чернышевский мыслил как огромные сооружения из металла и стекла, пронизанные светом, возвышающиеся «среди нив и лугов, садов и рощ».
Мысль о том, что развитие строительной техники должно оказать активное воздействие на эволюцию архитектуры, была сформулирована в 1850-1860-х годах и в высказываниях ряда зарубежных архитекторов и художественных критиков: Теофиля Готье, Ж. Виолле-ле-Дюка и других. В частности, Виолле-ле-Дюк утверждал, что «архитектура примет новые формы только в том случае, если она открыто пойдет туда, куда поведет ее подлинно новая, разумная строительная техника, созданная нашей эпохой… И не смешивая стили, не нагромождая без причины формы всех времен, можно будет найти ту архитектуру, которая нужна нашей эпохе, откровенно прибегая к помощи индустрии» [134].
