Ознакомительная версия.
Таким образом, выходит, что все нападения амурских тигров на людей являются в той или иной мере спровоцированными.
Здесь, пожалуй, стоит вернуться к утверждению Дж. Корбетта о том, что человек для тигра не является естественной добычей. Интересно было бы восстановить ход его рассуждений. Какие факты легли в основу этой гипотезы? Наблюдения за тысячами людей, которые работали и продолжают работать в непосредственном соседстве с тиграми и остаются живыми? Да в тех же джунглях живут, пасутся, кочуют десятки тысяч других животных, помимо человека, и их тоже минуют тигриные когти и клыки.
Дело в том, что поведение большинства специализированных хищников, будь то тигр, горностай или орёл-беркут, в значительной степени стандартизировано. А человек — искатель женьшеня, лесоруб или пастух — ведёт себя гораздо более разнообразно, чем кабан, изюбрь или антилопа нильгау, что не очень способствует применению к нему обычных охотничьих схем. Кроме того, орудия искусственного отбора в виде стрел, копий, а позднее и пуль внедрили в звериные инстинкты ощущение того, что контакты с прямоходящими двуногими чаще всего обходятся очень дорого. Однако это не означает категорического «нельзя» в отношении нападения на людей. Так что никакого мистического страха перед человеком хищные звери не ощущают, а подходят к процессу сугубо прагматически. И помнить о том, что, находясь в гостях у тигра, ты можешь в любой момент стать его добычей, надо обязательно.
В доме тигра — ПОМНИ О… тигре! Фото М. Кречмара
Глава 8
Охота на тигра — вчера, сегодня, завтра
История охоты человека на тигра теснейшим образом переплетена с историей охоты тигра на человека. Наши предки любого большого зверя, в том числе и хищника, рассматривали со свойственным людям дуализмом: можно ли этого большого зверя съесть самому и может ли этот большой зверь съесть меня. Но если в случае с пещерным, бурым и даже белым медведем более актуальной была первая часть дилеммы, то когда дело касалось тигра — безусловно, вторая. Это не значит, что тигра не ели: нет, ели, да ещё как! Тем более что съедобным считается мясо вообще всех кошек. Деликатесное жаркое из рыси, по словам пробовавших его, буквально тает во рту, а первопроходцы Скалистых гор называли самой вкусной дичью кугуара.
Описания охоты на тигров, наверное, самые разнообразные и увлекательные во всей мировой приключенческой и научно-популярной литературе, конкуренцию им могут составить разве что истории о преследовании слонов. Мы вкратце расскажем об особенностях тигриной охоты в тропических странах, таких как Индия и государства Юго-Восточной Азии, в ближнем центральноазиатском порубежье, а также на Дальнем Востоке — в российской его части, Маньчжурии и Корее.
Охота на тигра в Индии и Юго-Восточной Азии
Вспоминая индийскую охоту на тигров, читатель рисует в воображении, как правило, одну из двух картин.
Тигр во все времена считался самым завидным трофеем.
Первая — это яркое действо со слонами, носильщиками, загонщиками, роскошными шатрами, опахалами, наложницами и лощёными джентльменами, потягивающими виски прямо в специальных беседках, установленных на спинах слонов. Вторая вызывает из памяти обожжённого солнцем колонизатора в костюме цвета хаки и тропическом шлеме, который, держа наготове взведённую винтовку, пробирается через непролазные джунгли в сопровождении смуглого аборигена-следопыта. Все чувства британца предельно напряжены, он сосредоточенно вглядывается в хитросплетение лиан и ветвей, а руки ежесекундно готовы бросить к плечу смертоносное оружие… Как ни странно, в обеих этих картинах примерно поровну как псевдонатуралистического кича, так и правды. Поэтому в дальнейшем мы к ним ещё возвратимся.
Кроме нескольких вариантов так называемой цивилизованной охоты на тигра, в Юго-Восточной Азии существовали столь необычные способы добычи этого зверя, что современный человек может поверить в них с некоторым трудом. Несколько таких охот описывает известный авантюрист и зверолов конца XIX века Чарльз Майер. Он промышлял преимущественно на Суматре и в Малайе и оставил после себя несколько очень любопытных зарисовок, касающихся героев нашей книги. В том числе он зафиксировал в своих литературных трудах, наверное, самый экзотический способ охоты на крупного и опасного зверя, который когда-либо существовал, — на «птичий клей».
Майер пишет:
«Птичий клей употребляется туземцами как средство для ловли обезьян и даже тигров и леопардов. Способ ловли животных очень прост: охотник смазывал крупные кожистые тяжёлые опавшие листья тропических деревьев птичьим клеем и в огромном количестве раскладывал их на тропе. Животное наступало на них, и как только его лапа попадала в клейкое вещество, оно уже не могло стряхнуть с неё листья, налипавшие гроздьями. Зверь старался скусить эти листья, но тогда он попадал в клей мордой, и в конце концов листья залепляли ему глаза. Тут животное приходило в полное бешенство, начинало кататься по земле, пытаясь сбросить с себя всё новые и новые налипающие охапки листвы. В конечном итоге оно изнемогало в борьбе с этой напастью и тогда местные жители набрасывали на него сеть».
Впервые о подобном методе я прочитал в романе Майн Рида «Охотники за растениями» и, признаться, сильно усомнился в его эффективности. Но Чарльз Майер упоминает его как нечто само собой разумеющееся, и потому я склонен думать, что этот способ охоты действительно применялся на практике.
Другая малайская охотничья методика была несколько сложнее и при этом — гораздо опаснее. Хотя бы потому, что требовала непосредственного участия человека.
«Мохаммед Тай, зять Абдула, молодой человек лет двадцати пяти, стройный, смелый, первый победитель в бросании копий, решил показать мне своё искусство в охоте на тигров. Побудило его к этому моё любопытство при виде какого-то приспособления, почти разрушенного, на которое я наткнулся в джунглях. Это была двойная клетка из бамбуковых кольев, врытых в землю фута на три-четыре (около метра. — М. К.) в глубину. Клетка в клетке — такую вещь я видел в первый раз. Всё сооружение имело приблизительно восемь футов в вышину, восемь в длину и четыре в ширину. Брусья решётки отстояли один от другого не больше чем на два дюйма, и — что показалось мне особенно странным — в каждой клетке они были размещены как раз один напротив другого. Мне показалось, что они должны бы были чередоваться.
— Кто же это сидел в этой двойной темнице? — спросил я у Абдула Рахмана.
— Человек и собака, туан, — ответил он, — а иногда, в другие ночи, человек и козёл: в козле всё ценно — и запах и блеяние его.
Я начал понимать.
— Человек приходит сюда охотиться? — спросил я.
— Да, туан. Приходит убивать.
Теперь со слов Абдула я ясно вообразил всю жестокую картину. Охотник приходит в это место в джунглях незадолго до захода солнца. Он берёт с собой собаку или козла и приносит каянг — плетёную из пальмовых листьев циновку — для того, чтобы спать на нём. Он приподнимает несколько брусьев, входит, устраивается на ночь и спит до тех пор, пока его сна не потревожат. Когда голодный тигр почует их и подкрадётся — собака залает или заблеет козёл, и охотник проснётся. Он вскакивает наготове со своим парангом — длинным, похожим на меч ножом с двухфутовым лезвием, отточенным как бритва и вделанным в деревянную рукоятку. Брусья в обеих клетках не случайно помещены один против другого, а для того, чтобы предоставить ножу больше простора.
Когда понуждаемый голодом зверь встанет, по привычке тигров, на задние лапы, упираясь передними в решётку (видимо, для того, чтобы сокрушить её. —М.К), нож быстро вонзается в его брюхо, и быстрым движением кверху охотник распарывает ему брюхо.
— Для охотника это безопасно, — объяснил Абдул, — и ни собаке, ни козлу тоже не грозит беда.
Подумав, он прибавил:
— А если у него хороший талисман, то ни духи, ни дьяволы ничего не могут ему сделать, хоть он и один в лесу ночью».
Однако на практике всё вышло иначе.
«При помощи этой ловушки Тай и надеялся убить тигра. Он направился в джунгли с несколькими своими друзьями, помогавшими ему нести колья и ратан для починки полуразрушенной клетки. Они пошли днём с таким расчётом, чтобы ещё засветло успеть привести её в порядок. Когда всё было готово, Тай вошёл в клетку с собакой. Козла в то время у него под рукой не оказалось, поэтому он просто накинул верёвку на шею первой попавшейся бродячей собаке — около кампонга было десятка два таких злополучных псов, своего рода мусорщиков, которых из-за этих услуг терпели в кампонге, — и потащил её с собой. Он разостлал в клетке циновку и закутал голову саронгом, чтобы защититься от москитов. Потом его друзья врыли опять брусья, укрепили их как следует и оставили его одного. Я воображаю, как они спешили проститься с ним и радовались, что уходят. Эта охота не пользуется популярностью среди населения. Мужчины придумывают разные объяснения, почему они не любят её. Дело в том, что никто из них не любит оставаться ночью один в джунглях.
Ознакомительная версия.
