Ясно наверняка следующее.
Во-первых, риски нано рассыпятся как картинки в калейдоскопе — каждому своя. Наши возможности приспособиться к этому быстро меняющемуся миру индивидуальны. Адаптационные механизмы человечество уже вырабатывает. Японцы, например, придумали концепцию второго шанса. Человек после 40 лет кардинально меняет род занятий, профессию. Он заново учится, как учился в юности. Он, возможно, не просто учится, а меняет систему представлений. И проще это сделать, если новый род деятельности никак не связан с предыдущим — чтобы стереотипы не мешали. Альберт Эйнштейн как-то заметил, что жизненный опыт — это те предубеждения, которые мы приобретаем в первые 18 лет жизни. Возможно, он был не прав. В середине жизни нам придется приобретать новые.
Во-вторых, темп технологических изменений настолько высок, что от этого не увернуться почти никому. Это затронет всех и каждого. Если раньше пусть и революционные изменения происходили так, что жизнь отдельного человека протекала в почти неизменных условиях, то сегодня это не так. Китайское проклятие «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!» кажется наивным — изменения как волны будут накатывать одно за одним.
И наши рутины придется менять, возможно, не один раз в течение жизни человека. Помните, нам опрометчиво обещали долгую жизнь? (См. главу 4.) Если это сбудется — то наверняка!
А рутины нужны, ведь это наше несистематизированное знание, наши навыки, наши умения. И они уже не постоянны, не рутинны. Может, действительно, придумать для них новое слово?
Гуманитарные технологии, неизбежно меняющиеся с изменением технологического уклада, включают в себя и институты.
Институты можно представить как некие правила, определяющие модели поведения. В частности, институты — хотя и не только — выражаются через право. Мы знаем институт семьи и брака, институт частной собственности, институт охраны здоровья и множество других. Они как структура, как скелет, держат нашу цивилизацию. Поменяйте институты, и цивилизация будет иной. Нельзя безболезненно менять институты. Институт банковского процента не сочетается с шариатским правом.
Но, как мы хорошо знаем, институты не являются чем-то принципиально неизменным. Они историчны. И не прав футуролог Фукуяма, пообещавший нам конец истории[122]. Столь принципиальная смена технологического уклада, который, как ожидается, генерируют нанотехнологии, приведет к смене множества институтов, и мы сегодня не знаем — каких. Конечно, на этот счет есть и теории, и спекуляции — разнообразные «-измы». Но у авторов нет уверенности в единственности и справедливости того или иного «-изма», пусть даже в каждом из них много разумного, а может быть именно потому, что разумное по ним рассеяно, как золотой песок по различным приискам. Да и сами «-измы» могут оказаться тем стереотипом, от которого придется отказаться.
Внимательный читатель может заметить, что институты современности испытывают серьезные изменения и вне связи с нанотехнологиями, с теми или иными технологическими изменениями. Вот, например, институт семьи и брака. При чем тут нанотехнологии, когда англиканская церковь разрешила однополые браки? Связь мейнстрима технологического развития с этим не очевидна.
Всё это так. И одновременно не так. Технологические изменения делают возможным то, что ранее было невозможно. Так, вода течет сама сверху вниз, с гор через долины к океану. И мы привыкаем к кажущемуся нам неизменным ландшафту. Но если убрать плотину или, более того, прорыть канал, то у воды появится возможность — и более того, у нее нет выбора — течь туда, куда она ранее не могла. Так же и с институтами. Информационные технологии и Интернет были пусть не единственным, но значимым фактором в произошедшем с институтом семьи и брака — от однополых браков до ювенальной юстиции.
Повторим, как и когда скажутся технологические изменения на наших базовых институтах, мы точно не знаем — можем лишь предполагать некоторые детали, о чем мы писали в предыдущей главе. Но это случится! Обязательно.
Но есть институты, которые нам принципиально важны, которые определяют то, что мы люди. И прежде всего это те институты, что прошли проверку временем, такие как Нагорная проповедь. И их нам надо обязательно сохранить. Вопреки прогнозу Фукуямы, история только начинается! И нам придется находить достойные ответы на не заданные еще вопросы.
Краткая таблица рисковРиск давления рутин предыдущего технологического уклада на темпы и качество технологических изменений.
Индивидуальный характер рисков, вызванных изменением технологического уклада.
Риск многократной смены рутин и представлений в течение жизни человека.
Риски смены базовых институтов человеческой цивилизации.
8.2. Борьба мифов и реальности
Глупость никогда не переходит границ: где она ступит, там ее территория.
Станислав Ежи Лец
Для того чтобы преодолеть нанотехнологические риски, строго необходимо отличать вымысел от реальности, четко понимать, что действительно представляет угрозу, а что попросту придумано.
К сожалению, многие риски не выглядят «привлекательными» в том смысле, что рассказ о них не интересен, их последствия не кажутся очевидными и на них не видно «кинематографического» налета — того захватывающего сюжета, когда разворачивающиеся события будоражат наше избалованное воображение. И эти риски «неинтересны» для обсуждения, для их анализа общественным мнением. Они — удел специалистов, на мнение которых нам приходится полагаться. Иными словами, нам не интересно большинство из того, что действительно нам угрожает.
Риски, связанные со свойствами материалов, с санитарией, не воспринимаются нами остро. Мы, живя в высокотехнологичном мире, во многом с ними свыклись. Эти риски не уникальны для нанотехнологий, и надо очень долго убеждать, что в случае нано привычное нам может быть по-настоящему опасным, — не умеренно, как это имеет место с предыдущими аналогами, а в острой, порой безжалостной форме. И на то есть свои причины. Во-первых, мы многого не знаем, а незнание — источник самых неприятных угроз, а во-вторых, нанотехнологии проникают во все сферы жизни, и неизвестно, где тебя подкараулит эта неожиданность. Произошло привыкание к рискам. И мы стоим перед риском их недооценки.
Но часто мы не просто что-то недооцениваем. Часто мы исходим из ошибочных представлений, кажущихся нам верными лишь потому, что нас убедили.
Мы уже писали во введении, что обычная угольная электростанция является активным источником радиоактивного заражения большей площади, чем атомная. И с этим общественное мнение — например, в лице «зеленых» — скорее всего, согласится. Скажет: «И правда — дрянь! Другое дело — альтернативная энергетика! Солнечная! И, безусловно, ветряки!».
Но, увы — это наши заблуждения, с упорством поддерживаемые в нас. Давайте по порядку.
О том, что производство солнечных батарей крайне энергоемко, мы уже писали. А это означает, что чтобы перейти на солнечную энергетику, нам придется построить дополнительные электростанции, которые, как предполагается, впоследствии мы закроем. Кстати, их демонтаж — тоже источник затрат, а следовательно, неэффективности.
Но дело не только в этом. Мы готовы нести эти затраты под флагом экологичности. Ведь производство электроэнергии не потребует ни «сжигания» урана, ни сжигания нефти и газа с их загрязняющими эффектами. Однако и здесь мы оказались в плену заблуждений, в плену поддерживаемого мифа.
Использование солнечных батарей включает в себя и самую первую фазу — их производство. А это одно из самых грязных из возможных производств, которые многие страны стараются вывести со своей территории!
Но остаются ветряки. И здесь все не так замечательно!
Во-первых, это шум. Вы занимаете большие площади под мачты с ветряками. Они становятся непременным атрибутом ландшафта и шумят. Один — не сильно. Но их много, они везде…
Во-вторых, нельзя забывать про птиц. Вот, строили мы гидроэлектростанции. Экологично! Однако некоторые виды рыб — те, которые нерестятся в верховьях занятых нами рек, — наших усилий не оценили. И птицы почему-то бывают перелетные. Сбиваются в стаи и летят — то на юг, то на север, в зависимости от сезона. И гибнут в лопастях ветряков, которым по силам обеспечить лишь бытовые потребности в электроэнергии территории, которую они заняли. А вот промышленное потребление надо все равно обеспечивать за счет традиционных источников.
И в-третьих, конечно, можно так: один ветряк — один дом. Но тогда лучшей альтернативой могла бы стать обыкновенная дровяная печь. Качество нашего энергоснабжения опирается на то, что оно носит сетевой характер. Значит, и ветряки надо включать в сеть. И вот здесь нас подстерегает серьезная трудность. Все ветряки должны работать на одной, стандартной, частоте генерации, все они должны быть синхронизированы по фазе (не должно быть так, как в басне Крылова «Лебедь, рак и щука»).
