Метафора Отца и желание аналитика. Сексуация и ее преобразование в анализе - Александр Смулянский

Проект серийных монографий по социально-экономическим и гуманитарным наукам

Руководитель проекта Александр Павлов

Рецензенты:

к. э.н. А.А. Погребняк

д. филос.н. Н.М. Савченкова

© Смулянский А.Е., 2019

* * *

В 1964 году Жак Лакан делает открытое заявление о существовании желания психоаналитика. С точки зрения профессионального сообщества это был неожиданный жест: мысль о том, что аналитик может желать как-то иначе, нежели тот, кто не практикует анализ, едва ли укладывалась в представления специалистов. Психоаналитика традиционно рассматривали как субъекта определенной деятельности и не видели в нем ничего специфического, кроме соответствующей подготовки и склонности к занятию анализом. Именно поэтому объявление о существовании особого желания, которое направляет анализирующего субъекта, послужило поводом к кардинальному расколу между Международной психоаналитической ассоциацией и последователями Лакана.

Многими это расхождение было воспринято как обновление психоаналитической повестки и ее уход с территории, где фрейдовская практика, с точки зрения лакановских последователей, долгое время оставалась обезглавленной, лишенной того, что составляет ее предмет, – инстанции желания. Образовавшееся течение закрепляло свой успех не только в опоре на оригинальность лакановской теории, но в еще большей степени на специфичность того, что она сулила самой позиции аналитика – одновременно укрепление и проблематизацию.

Сегодня, когда можно подвести некоторые предварительные итоги, последствия заявления Лакана выглядят откровенно уступающими уровню той революционности, которую заложил в него он сам. Прошедшие десятилетия показали, что любая рефлексия над желанием психоаналитика в психоаналитической теории в гораздо большей мере, чем полагали ранее, обречена опираться на сложившуюся культуру и практику анализа как на неизбежную данность. Последствий этого не удалось полностью избежать даже в лакановской интервенции. Более того, сложившееся до Лакана положение вещей, против которого он выступил, в некоторых местах лишь укрепилось вследствие общепринятого способа понимать его заявления. На сегодняшний день достигнут консенсус, нашедший манифестарное выражение в тексте одного из наиболее известных участников лакановского движения Брюса Финка:

Этот пассаж концентрирует в себе проблематичность, с которой сопряжена любая попытка усвоить лакановский подход и положить его в основу практики. Сами выражения, в которые Финк облек свою позицию, имеют все основания стать программными, поскольку отвечают сложившемуся уровню ожиданий, предъявляемых сообществом к лакановской революции анализа. Однако при всей решимости Финка дать определение лакановской аналитической позиции, на его слова нельзя опираться, не усугубляя недопонимания причин, побудивших самого Лакана ввести понятие «желания аналитика». Так, до сих пор никем не осмыслен кризисный характер обсуждаемого заявления, сделанного спустя год после лакановской попытки сообщить о судьбе того, что находится на месте Имен-Отца. Примечательно, что впоследствии в сообществах, занимающихся Лаканом, эти две темы никогда не пересекались – факт, доказывающий, что Лакан не переоценил свою будущую аудиторию, едва ли способную распознать в произошедшем что-либо, кроме случайной смены предмета. Этот поразительный эффект, в котором рвение в области исследования желания аналитика полностью исключает желание создателя концепции, не имеет под собой иных оснований, помимо констатируемого самим Лаканом поначалу с досадой, а потом с убежденностью: то, что он был готов произнести, но не сказал, так и не будет услышано. Вопрос о желании аналитика был для Лакана не столько плодом намерения усовершенствовать анализ на реконструированной фрейдовской основе, сколько следствием глубокой подавленности и порожденного ею сомнения в том, чем чревата слишком недвусмысленная демонстрация аналитиком своего желания. Последнее в этом случае представляет собой не решение вопроса о позиции аналитика и ее этических границах, а скорее предупреждение о том, что лежит по другую их сторону.

Результаты непонимания этого момента сегодня налицо. Уже заключенная в формулировках Финка позиция, при всех вложенных в нее исключительно благих профессиональных побуждениях, выглядит внутренне несогласованной, поскольку высвечивает несовпадение между тем, как и в каких обстоятельствах о желании аналитика говорил сам Лакан, и, с другой стороны, тем, что высказывается аналитиками с целью консолидации лакановской практики. Там, где Лакан намеренно вводит в аналитическую деятельность желание, создающее со стороны аналитика неизученное и непредсказуемое пространство, его последователи, формально соглашаясь с заданными установками, стремительно возвращают повестку к исходному, долакановскому определению аналитической позиции как эталона сугубой нейтральности и истовой верности делу анализа.

Этот процесс объясним: в условиях переизбытка предложения разнообразных психологических услуг психоаналитик, вынужденный непрестанно настаивать на существовании чего-то такого, с чем его практику нельзя смешивать ни в коем случае, испытывает сильную тревогу. Аналитик чувствует угрозу, исходящую от любых внеаналитических практик, в той или иной степени эксплуатирующих фрейдовский аппарат. Осуществляющий двойную работу сепарации, психоаналитик лакановской ориентации ощущает себя дважды отлученным как от вне-аналитического окружения, так и от фрейдистской аналитической альма-матер. На этом фоне с его стороны легко различимо дополнительное желание, которое нетрудно прочесть как его собственный acting out: дистанция с анализантом, которую признают важным элементом аналитического процесса, производна в том числе и от желания аналитика подчеркнуть дистанцию между «чистым анализом» и тем, что может быть за него принято или прикрывается его именем. При этом наличие желания здесь обычно не признают, продолжая настаивать на продиктованной чисто практическими соображениями необходимости различения практик. Тем не менее речь идет именно о дополнительном желании, поскольку с чисто прагматической точки зрения испытываемая аналитиком тревога относительно деятельности психолога необъяснима, ведь ее невозможно спутать с анализом.

Сегодня мы знаем, что представление об этой деятельности можно составить исходя из той позиции, которую занимает психотерапевт – фигура широко распространенная и характеризующаяся тем, что ее намерение стремится к совпадению с требованием входящего в терапию. Вступающий в нее субъект намеревается затребовать у специалиста