Правда, допустимо утверждать, что общее возрастание энтропии отнюдь не исключает возможность локального ее сокращения. Поэтому можно было бы предположить, что причинность действует в основном там, где фиксируется локальное усложнение и совершенствование организации, распад же структуры обусловливается действием каких-то иных факторов. Но мы уже могли видеть, что на самом деле все обстоит как раз наоборот: в "стратегическом" плане общее развитие природы обусловлено отнюдь не причинностью, но каким-то другим постоянно действующим фактором, который предварительно был обозначен здесь как случайность. Поэтому в лучшем случае на долю причинности можно отнести только микроэволюционные процессы, развивающиеся в рамках уже сформированных структур; в свою очередь макроэволюция, предполагающая качественное развитие последних, может быть объяснена лишь действием противостоящей ей силы15.
Однако подобная глобализация анализа оставляет возможность для самого различного истолкования природы вещей. Так, например, можно спорить (и спорят) по поводу того допустимо или нет распространять второе начало термодинамики на Вселенную в целом. Кроме того, при подобных обобщениях мы уходим с позиций, поддающихся объяснению строгими физическими законами, в область сложных философских понятий. Но как бы то ни было, в конечном счете именно философские принципы лежат как в основе эволюционизма, так и в основе креационизма. Выше уже было показано, что в действительности представления о путях естественной истории складываются не только под влиянием фактов, которые накапливаются в рамках отдельных научных дисциплин, но и под влиянием каких-то общефилософских начал. Поэтому уйти от философского анализа невозможно.
Общефилософской основой эволюционизма является закон перехода количественных изменений в качественные. Согласно распространенному истолкованию этого закона, последовательное накопление любой системой тонких количественных отличий рано или поздно разрешается скачком, который переводит ее в какое-то иное качество. Наиболее распространенным примером, призванным иллюстрировать этот закон, является смена агрегатных состояний воды под воздействием температурных изменений.
Заметим, что дарвиновская концепция эволюционного развития в точности соответствует именно такому истолкованию диалектического закона. (Мы намеренно не называем его диалектико-материалистическим, ибо он был сформулирован отнюдь не материалистами.) Правда, из этого толкования им исключается скачок, о котором говорит закон; сам Дарвин неоднократно приводит изречение древних: "Природа не делает скачков", но непрерывный поток мелких количественных изменений как причина видообразования сохраняется.
Но в самом ли деле философия "разрешает" поступательное восхождение к вершинам организации за счет простого механического накопления каких-то мелких количественных изменений?
Ни в коей мере.
Близкое к современному понимание соотношения философских категорий качества и количества было дано Гегелем в его "Науке логики".
Если перевести тяжелый язык Гегеля на более понятный, то суть его учения о качестве и количестве сведется к следующему. Качество - это первая, самая абстрактная, логическая категория, с которой начинается постижение любого объекта. Количество - это уже определенная конкретизация, уточнение, предполагающее некоторую дифференциацию качества, градацию всей суммы его проявлений. И здесь очень важно понять следующее ключевое для качественно-количественного анализа обстоятельство: любая градационная шкала, формирующаяся при дифференциации какого-то данного качества, оказывается применимой только и только для отличения именно его проявлений. Другими словами, она не действует в рамках каких-то других качеств. Так, например, мы можем градуировать "шероховатость": более шероховатое, менее шероховатое; но мы не в состоянии применить формирующуюся здесь градационную шкалу для дифференциации какого-то другого качества, скажем "совесть" или "зеленое".
Полное количество любого качества означает собой еще одну, вводимую Гегелем, логическую категорию - меры. Что такое "полное количество"? Обращаясь к приведенному примеру, мы можем интуитивно сознавать, что все степени "шероховатости" по достижении какого-то критического предела уже перестают различаться нами. То есть мы говорим: "гладкий", но подразумеваем, что абсолютно гладкого не существует и на деле это только некоторый эвфемизм (иносказание) исчезающе малой шероховатости. Вот этот предел и будет ощущаться нами как ее мера.
При этом допустимо интерпретировать меру не только как полное количество какого-то определенного качества, но и как "качественное количество". Словом, количество никогда не бывает безличным, внекачественным, применимым если и не к любому качеству вообще, то по меньшей мере к широкому спектру его разновидностей. Поэтому выход за пределы любой меры - это всегда выход не только в иное качество, но и в иное количество.
Но мы сопоставляем друг с другом не только степени проявления какого-то одного качества, но и качественно несопоставимые вещи. Как это становится возможным? Вот объяснение: для того, чтобы вещи стали количественно соизмеримыми, они предварительно должны быть приведены к одному и тому же качеству. Это пояснение гегелевского учения принадлежит К.Марксу, оно приводится уже в первой главе первого тома "Капитала"16, и по существу все дальнейшие его построения, революционизировавшие не только экономическую мысль, базируются именно на этом. Отсюда, в частности, вытекает, что если мы захотим включить в круг количественно соизмеримых вещей какие-то новые явления, нам будет необходимо отыскать новое объединяющее их основание. Другими словами, можно в одном уравнении объединить коров и лошадей, если вдруг увидеть здесь некоторую обобщающую категорию "домашнего скота", но если мы захотим к общей сумме причислить еще и стойла, то нам необходимо будет абстрагироваться от всего того, что характеризует свойства домашнего скота, и обратиться к каким-то другим - еще более общим - определениям, скажем к определениям материального "предмета". Но, разумеется, и "предметы" имеют какие-то свои количественные границы, которые не позволяют суммировать их, скажем с "идеями".
Кстати, отсутствие способности к сложным обобщениям у неразвитых племен лишает их и возможности совершать математические операции с разнородными предметами. Первобытный разум не в состоянии сложить ели и березы, ибо у него нет обобщающего понятия "дерево". Между тем, по числу различаемых им разновидностей (не только деревьев) любой дикарь может поспорить с профессиональным ботаником и зоологом17.
Сказанного вполне достаточно, для того чтобы заключить: никакое накопление количественных изменений неспособно вывести за переделы меры, то есть сформировать иное качество. Неспособно, что говорится, по определению, ибо по определению любое количественное изменение - это всегда изменение в пределах одного и того же качества.
Обращение к агрегатным состояниям воды способно подтвердить только одно полное непонимание существа этих философских категорий. Говорить о том, что последовательным нагревом мы переводим воду в новое качество, означает примерно то же, что и утверждение, согласно которому последовательное загибание пальцев (если речь идет о наших соотечественниках, или, наоборот, их разгибание, если мы говорим об иноплеменниках) на определенном этапе трансформирует коров в непарнокопытных а еще далее - и вообще в стойла. На самом деле там, где говорится о температурных накоплениях, в основании рассуждений присутствует отнюдь не вода, а некоторая обобщающая категория "аш-два-о", которая уже объединяет в себе и собственно воду, и пар, и лед, и на деле пользуемся мы вовсе не градацией воды, а градацией этого обобщающего "аш-два-о". (Точно так же, как и в предыдущем примере мы пользуемся обобщающей категорией "предмета".) Другими словами, здесь присутствует логический круг, то есть уже в предпосылки закладывается то, что требует своих доказательств. В действительности здесь мы уже с самого сначала обращаемся к количеству какого-то более высокого качества, чем качество и "воды", и "пара", и "льда", и лишь в рамках этого объединяющего количества мы оказываемся в состоянии доказать возможность чисто линейного перехода. Но введем два ограничивающих условия:
- мы еще не знаем о возможности других агрегатных состояний воды,
- в нашем распоряжении нет средств нагрева до 100 градусов, или, напротив, средств охлаждения ниже нуля, и мы тут же обнаружим два фундаментальных обстоятельства.
Первое: сама температурная шкала, которой мы пользуемся в иллюстрационных примерах, - это отнюдь не свойственное качеству "воды" или даже качеству более общего ("аш-два-о") количество, но обобщение очень широкого класса физических явлений.
