обесценить объект, для того чтобы отнять у него свое либидо. Но, поскольку прежнее тождество сложилось на основе проекции субъективных восприятий, полное и окончательное разделение может состояться, только когда имаго, отражающее себя в объекте, будет восстановлено и полностью вернется к субъекту. Этого возможно добиться через осознанное признание спроецированного содержания, то есть через признание «символической ценности» объекта.
Распространенность подобных проекций столь же очевидна, как и тот факт, что они обычно не замечаются. При таком положении дел едва ли удивительно, что наивный человек исходно считает само собой разумеющимся следующее: если ему во сне привиделся господин X, то этот сновидческий образ тождественен настоящему господину X. Подобное допущение целиком согласуется с его обыденной, некритической сознательной установкой, которая не различает объект как таковой и представление человека об этом объекте. Но нельзя отрицать того, что при критическом рассмотрении сновидческий образ имеет лишь внешнее, крайне отдаленное сходство с объектом. В действительности этот образ есть комплекс психических факторов, который формирует сам себя, пускай и под определенным влиянием извне, а потому он состоит в основном из тех субъективных элементов, что свойственны субъекту и зачастую имеют мало общего с реальным объектом. Мы всегда понимаем другого так же, как понимаем или хотели бы понимать самих себя. А того, чего не понимаем в себе, мы не понимаем и в других людях. Значит, наше представление о другом человеке по большей части субъективно. Хорошо известно, что даже близкая дружба не является гарантией объективного знания.
Если, как поступает фрейдовская школа, трактовать явное содержание сновидений как «нереальное» или «символическое» и объяснять, например, что, пусть во сне присутствует колокольня, на самом деле подразумевается фаллос, то отсюда всего один шаг до признания, что сновидение часто говорит о сексуальности, но далеко не всегда имеет в виду секс, а также что в сновидениях нередко возникает фигура отца, но в действительности это «воплощение» самого сновидца. Наши имаго суть составляющие разума, и если в сновидениях воспроизводятся какие-то идеи или представления, то это в первую очередь именно наши идеи и представления, в структуру которых вплетена целостность нашей личности. Они суть субъективные факторы, которые группируются в сновидениях и выражают то или иное значение отнюдь не по внешним причинам, а по глубинным побуждениям и позывам нашей психики. Целостная сновидческая работа по своей сути субъективна, и сновидение подобно театру, в котором сновидец является и сценой, и актером, и суфлером, и режиссером, и автором, и публикой, и критиком. Эта простая истина составляет основу того воззрения на смысл сновидения, которое я назвал интерпретацией на субъективном уровне. Данная интерпретация, как следует из самого термина, предполагает, что все фигуры сновидения отражают персонифицированные черты личности сновидца [19].
Эта гипотеза мгновенно вызвала заметное противодействие. Одна группа критических замечаний опирается на наивные предпосылки вроде той, что приводилась выше по поводу господина Х.; другие возражения основываются скорее на принципиальном вопросе: что важнее – «объективный уровень» или «субъективный уровень»? Вообще-то, лично я не нахожу каких-либо оснований отрицать с теоретической точки зрения наличие субъективного уровня. Но вот вторая проблема выглядит намного серьезнее. Образ того или иного объекта составляется, с одной стороны, субъективно, а с другой – обусловлен объективно. Когда я воспроизвожу этот образ в себе, то тем самым порождаю нечто, определяемое одновременно как субъективное, так и объективное. Чтобы решить, какая из сторон должна взять верх в каждом конкретном случае, нужно сначала доказать, воспроизводится ли образ ради своего субъективного или ради объективного значения. Так, если мне снится какой-то человек, с которым меня связывает жизненно важный интерес, толкование объективного свойства будет скорее ближе к истине, нежели иное. А если я вижу во сне человека, который мне безразличен в реальной жизни, тогда уже толкование субъективного свойства кажется более обоснованным. Впрочем, возможно (и на практике такое происходит довольно часто), что сновидец мгновенно ассоциирует этого безразличного ему человека с кем-то, с кем он связан через сильное чувство или аффект. Прежде могли бы сказать: эта малозначимая фигура выпячивается в сновидении преднамеренно, для того чтобы заслонить какую-то другую фигуру, чей образ доставляет нам мучения. В этом случае я бы последовал путем природы и заметил следующее: в сновидении эмоциональное заряженное воспоминание явно заместилось безразличным мне господином X., следовательно, здесь напрашивается толкование субъективного свойства. Конечно, эта замена в сновидении равнозначна вытеснению болезненного воспоминания. Но если это воспоминание возможно потеснить так легко, вряд ли оно по-настоящему важное. Сам факт замены показывает, что этот личностный аффект допускает обезличивание. Значит, я сумел подняться над ним и впредь не вернусь к этой персональной и эмоциональной ситуации, поскольку обесценил деперсонализацию из сновидения через простое «вытеснение». Полагаю, будет правильнее рассматривать замену болезненной фигуры на безразличную как деперсонализацию прежнего личностного аффекта. Тем самым аффект, или соответствующее количество либидо, становится обезличенным, освобождается от личной привязки к объекту, и теперь я могу переместить былой реальный конфликт на субъективный уровень и попытаться понять, в какой мере он является исключительно субъективным конфликтом. Пожалуй, будет полезно, для большей ясности, проиллюстрировать сказанное коротким примером.
Однажды у меня возник конфликт личного свойства с господином А., в ходе которого я постепенно пришел к убеждению, что вина лежит больше на моем оппоненте, нежели на мне. Приблизительно в то же время я увидел следующее сновидение: «Я обращаюсь к адвокату по какому-то делу, и тот, к моему неописуемому изумлению, требует за свои услуги не менее 5000 франков, против чего я решительно возражаю».
Фигура адвоката была совершенно незначительным воспоминанием из моих студенческих дней. Но в целом мое студенчество имело важное значение, поскольку тогда я ввязывался во множество диспутов и дискуссий. Под влиянием аффекта я связал алчность адвоката с личностью господина А., а также с продолжающимся конфликтом. Теперь, переходя на объективный уровень, я мог сказать: «За адвокатом скрывается господин А., значит, он хочет от меня слишком многого. Но в этом он ошибается. Незадолго до того сновидения некий бедный студент просил одолжить ему 5000 франков. То есть, по ассоциации, господин А. есть бедный студент, который нуждается в помощи и мало что знает, ибо только начал обучаться. Такому человеку не пристало притязать на что-либо или иметь свое мнение. Получается, это нечто вроде исполнения желания: моего противника мягко обесценивали и отодвигали в сторону, а ко мне возвращалось душевное спокойствие. Но на самом деле в этот миг я проснулся, пребывая в крайнем возбуждении и злясь на адвоката за его дерзость. Иными словами, это исполнение желания меня ничуть не успокоило».
Разумеется, за фигурой адвоката пряталась
