штампы, впрочем, тысячу раз опровергнутые научными изысканиями об «эгоистичном счастье»? Как известно, настоящее счастье вовсе не повышает степени самовлюбленности, а наоборот, способствует альтруистическим поступкам. Не проистекает ли все это в конечном счете из аллергии на счастье у тех, кому не удается почувствовать себя счастливыми?
Счастье – это сокровище, а не грех. Следовательно, оно не нуждается ни в осуждении, ни в наказании. Но вполне естественно, что оно обязывает к скромности и щедрости.
Счастье раздвигает границы нашего «я», укрепляет ощущение братства с себе подобными. Оно усиливает в нас и сострадание, и осознание нашей хрупкости, присущей всякому живому существу. Вот почему акт индивидуального сознания, предшествующий рождению счастья («мое счастье зависит от меня и моей борьбы»), может – должен? – трансформироваться в акт общественного сознания («счастье других людей зависит от меня и моей борьбы»). Мартин Лютер Кинг, вторя Марку Аврелию, напоминал нам: насилие, учиненное над людьми, не только результат действий злых людей; оно также результат бездействия добрых людей…
Счастье – движущая сила, способная изменить мир. Не разговоры о счастье, а бескорыстные действия, которые оно дает нам возможность предпринять.
Счастье, выцветая и теряя свою силу, потихоньку угасает, если оно не взрастает на почве нашего эго. Отсюда его склонность к циркуляции и передаче. А его характер в конечном итоге более заразителен, чем мы думаем. Все мы предпочитаем компанию счастливых людей, они сдержанны, не высокомерны или опьянены собственным счастьем. Иногда движение счастья от одного к другому замедляется: слишком много забот, страхов, безразличия, маленького, преходящего эгоизма… Тогда нужно подтолкнуть его, вывести из оцепенения. В этом состоит добродетель маленьких поступков – одаривания, улыбки, любезности, которые являются гражданскими актами по отношению к нашим собратьям. Благодаря осознанию, преобразующему благополучие в счастье, оно прирастает новым, политическим и экологическим смыслом.
«Цель в том, чтобы стать счастливым. Достигается она только неторопливо. Требуется ежедневное прилежание. Когда же ты достигаешь ее, у тебя остается еще куча дел: утешать других».
Жюль Ренар [16]
В самом деле, существует экология счастья – сохранение среды, позволяющей ему расцвести, – что также является политическим актом. Андре Жид говорил: «Не принимай никакого счастья, которое достигается в ущерб большинству». Разве забота о постороннем человеке ущемляет наше благополучие и комфорт? Возможно. Но она тем не менее увеличивает и укрепляет наше счастье.
Счастье не терпит ни слабости, ни отступления. Ему необходимо расширение нашего сознания навстречу еще большей человечности…
«Сейчас, когда моя жизнь, уверенность в себе, свобода, счастье зависят от поддержки мне подобных, очевидно, что я должен воспринимать себя уже не как единичное и одинокое существо, а как часть великого целого».
Жан-Жак Руссо
Вечер
Сумерки счастья
Грусть уходящего счастья
Ватто, «Паломничество на остров Киферу»
Теневая сторона счастья
Сарджент, «Ина и Бетти, дочери г-на и г-жи Э. Вертхеймер»
Искушение хандрой
Гоген, «Женщина в красном»
Дверь в зиму счастья
Брейгель, «Возвращение стада»
Грусть уходящего счастья
Увы, пора уезжать. Прогулка было чудесной, но она заканчивается. Вся веселая компания суетится, собираясь вернуться назад, и спускается с холма. Небо начинает темнеть от облаков. День клонится к закату.
Смотрите, как удерживают внимание зрителя три пары, что на картине справа. Каждая из них иллюстрирует свою манеру реагировать на неуловимую боль уходящего счастья. Справа мужчина пытается воспользоваться последними секундами, чтобы соблазнить свою спутницу; смехотворно и трогательно отказываясь примириться с действительностью, он старается не замечать, что час отъезда пробил. Вторая пара выглядит мирно и находится в добром расположении духа: мужчина спокойно помогает своей подруге подняться. Оба как будто согласны с тем, что вполне очевидно: все кончено, нужно возвращаться. Что касается последней пары, то мужчина уже уходит, повернувшись спиной, тогда как женщина, меланхолично улыбаясь, оборачивается напоследок. Старается ли она проникнуться теми мгновениями, которые только что пережила, не зная, повторятся ли они?
Как быть с нашим счастьем, если оно клонится к закату? Лихорадочно цепляться за него? Заранее оплакивать? Не лучше ли спокойно смириться с его концом?
Паломничество на остров Киферу Антуан Ватто (1684–1721)
1717, холст, масло, 128 × 193 см, Музей Лувр, Париж
Ватто пишет эту картину на склоне своей скоротечной жизни, перед тем как умереть от туберкулеза. Не имея ни семьи, ни состояния, ни постоянного крова, он тем не менее окружен друзьями, умеющими позаботиться о его последних минутах.
Ватто, несмотря на то что его ценили в узком кругу почитателей, никогда не получал официальных заказов. Его жизнь не похожа на написанные им сюжеты: легко вообразить его светским львом, искателем удовольствий, тогда как он был робок и обладал желчным характером. Без труда можно представить, что он всю жизнь смотрел на счастье предвосхищающим и горестным взглядом: для него каждое мгновение – предвестник конца. Отсюда, возможно, невысказанная ностальгия, наполняющая его картины, даже если на них изображены веселье и счастливые моменты. Говорили, что он – мастер тонких, еще не осознанных эмоций. В этом прощании с островом Кифера – мифическим местом, где родившуюся в пене морской Афродиту ласково подхватили объятия Зефира, – Ватто передает ощущение заката счастья и сопровождающую его нежную грусть.
«Когда зов счастья становится слишком тягостным, случается, в сердце человека зарождается грусть».
Альбер Камю [17]
Урок Ватто
Ценить клонящееся к закату счастье
В том, что было нами любимо и скоро исчезнет, есть неожиданные красота и изящество. Странное очарование приобретает то, на что мы смотрим в последний раз. Боль расставания растворяется в стремлении пережить прощание как счастливый момент.
Ничего не смыслит в счастье тот, кто не ощущал этих уколов в самое сердце, как будто говорит нам Ватто. Он намекает на то, что сущность счастья, может быть, целиком сосредоточена в этих мгновениях. Облако, застилающее солнце, томные разговоры, тень грусти во взглядах: все эти минуты, когда приходит конец веселью, когда мельчайшая деталь заставляет почувствовать, что все происходящее – не более чем длительная отсрочка. В этих неуловимых моментах, как в творчестве Ватто, смешиваются радость (как хорошо было…), меланхолия (как грустно расставаться…) и беспокойство (а что теперь?).
Все мы болезненно чувствительны к моментам заката счастья. Бесполезно бороться, нарочито смеяться и делать вид, что ничего не происходит. Лучше отпустить его и улыбнуться: закат счастья – это все еще счастье.
«Не доверяй легкости жизни, Если чувствуешь, как беспричинно тяжело бьется твое сердце…»
Поль-Жан Туле [18]
Неосязаемая тайна и неумолимый распад счастья… В детстве я прочитал, что Леонардо да Винчи, столь же гениальный, сколь и безрассудный творец, однажды захотел испытать на своих фресках новый закрепитель собственного изобретения. Увы! Это вещество оказалось чрезвычайно разъедающим краски, и художник понял, что его произведение, над которым он трудился с таким терпением, будет разрушено…
