В своем описании я, как уже говорил, удовлетворюсь самым кратким из возможных заключением. Очевидно, что первая проблема, которая должна быть решена, заключается в том, почему два сообщения чешского капитана - его рассказ о крысах и его требование о возвращении пациентом денег лейтенанту А. - должна была вызвать такое возбуждение пациента и спровоцировать такие бурные патологические реакции. Предположение заключалось в том, что это была проблема “комплексной чувствительности”, и что эти сообщения “раздражали” определенные сверхчувствительные участки его бессознательного. Так это, как оказалось, и было. Как это всегда случалось с пациентом во время событий милитаристского плана, он находился в состоянии бессознательной идентификации со своим отцом, чью военную службу он наблюдал много лет и чьими историями о солдатских буднях он был буквально загружен. Теперь случайно вышло - случай может сыграть роль в формировании симптома также, как игра словами может помочь родиться шутке - что одно из отцовских маленьких приключений имело важный элемент, общий с требованием капитана. Отец, находясь в своей должности неполномочного штабного работника (non-commissioned officer), контролировал небольшую сумму денег и однажды проиграл ее в карты. (Таким образом, он был “Spielratte” ([Литературное “play-rat”. “Картежник” на разговорном немецком. - перев.]). И он бы попал в серьезную переделку, если бы один из его товарищей не ссудил бы его деньгами. После того, как он оставил армию и стал состоятельным, он попытался найти своего друга для того, чтобы вернуть ему деньги, но он не смог найти его следов. Пациенту было не известно точно, увенчалась ли эта акция по возвращению денег успехом. Воспоминание об этом грехе отцовской молодости было для него болезненным из-за того, что, несмотря на всю наружность, его бессознательное было заполнено враждебной критикой отцовского характера. Слова капитана “Вы должны вернуть 3.80 крон лейтенанту А.” прозвучали для него как намек на неоплаченный долг его отца.
Информация о том, что молодая дама на почте в Z— сама внесла плату за посылку, с дополнительной лестной ремаркой о нем (Не должно быть забыто, что он знал об этом перед тем как капитан потребовал от него передать деньги лейтенанту А. Это обстоятельство жизненно важно для всей истории, и, вытеснив его, пациент вверг себя в состояние прискорбнейшей неразберихи и некоторое время предотвращал возникновение у меня идеи о смысле всего этого.) , интенсифицировало его идентификацию с отцом и в некотором другом направлении. На этой стадии анализа он привнес новую информацию о том, что у хозяина гостиницы в местечке, где располагалась почта, была прелестная дочь. Она решительно благоволила молодому щеголеватому офицеру, так что он думал вернуться туда после окончания маневров и попытаться составить свое счастье с ней. Теперь, однако, у нее была соперница в лице молодой дамы с почты. Подобно своему отцу в его деле с женитьбой, он имел теперь возможность колебаться на предмет того, какую из двух ему следует предпочесть после окончания военной службы. Мы можем увидеть, наконец, что его необычная нерешительность в том, следует ли ему ехать до Вены или вернуться назад в местечко с почтой, и постоянное искушение повернуть назад, которое он испытывал во время своего путешествия, не было таким бессмысленным, как казалось поначалу. Его сознательному рассудку притяжение его к пункту Z—, где была почта, казалось объясняемым необходимостью видеть лейтенанта А. и исполнить с его помощью свою клятву. Но на самом деле, притягивала его молодая дама на почте, а лейтенант был только ее хорошей заменой, так как жил он в том же
пункте и курировал военную почтовую службу. И когда впоследствии он услышал, что не лейтенант А., а другой офицер, Б., дежурил на почте в тот день, он замечательно вставил его в свою комбинацию; и оказался потом способен репродуцировать в своем делирии в связи с двумя офицерами колебания, которые он чувствовал между двумя девушками, которые так по-доброму были расположены к нему. ((Дополнительные записки, 1923). - Мой пациент пришел в такое смятение в этом маленьком эпизоде с возвратом платежа за пенсне, что, может быть, мое собственное мнение об этом также не было совершенно ясным. Поэтому я воспроизвожу здесь маленькую карту (Рис. 1), при помощи которой г. г. Стрэчи (Mr. and Mrs. Strachey) попытались представить ситуацию к моменту окончания маневров. Мои переводчики справедливо заметили, что поведение пациента остается непостижимым, если не предоставить следующую информацию, а именно, что лейтенант А. жил раньше в пункте Z—, где была почта, и курировал военную корреспонденцию, но в последние несколько дней он передал свой ордер лейтенанту Б., а самого его перевели в другую деревню. “Враждебный” капитан ничего не знал об этих изменениях, и это объясняет его ошибку в предложении вернуть деньги лейтенанту А.).
Для объяснения эффекта, произведенного рассказом капитана о крысах, мы должны ближе следовать курсу анализа. Пациент начал продуцировать огромное количество ассоциативного материала, который поначалу, однако, не проливал света на обстоятельства, при которых имело место формирование его обсессии. Идея о наказании, выносимом посредством крыс, подействовала как стимул на его влечения и вызвала целую серию воспоминаний; так что в тот короткий промежуток времени между рассказом капитана и его требованием о возврате денег, крысы приобрели серию символических значений, к которой, в течение последующего периода, постоянно добавлялись свежие. Я должен сознаться, что могу предложить очень неполное обоснование всего этого. Тем, почему наказание крысами возбудило его больше, чем что либо, был его анальный эротизм, который играл важную роль в его детстве и сохранялся в течение многих лет, через посредство постоянного раздражения, обусловленного глистами. Этим путем крысы приобрели значение “денег”. (См. “Характер и анальный эротизм”, Character and Culture , Collier Books edition BS 193 V .). Пациент дал указание на эту связь отреагировав на слово “Ratten” [“крысы”] ассоциацией “Raten” [“очередной взнос”]. В своем обсессивном делирии он отчеканил себя в регулярной крысиной валюте. Когда, например, отвечая на его вопрос, я рассказал ему о стоимости часа лечения, он сказал себе (как я узнал шестью месяцами позже), “Насколько много флоринов, настолько много крыс”. Мало-помалу он перевел на этот язык целый комплекс денежных интересов, которые центрировались относительно его доли в наследстве отца; иначе говоря, все его идеи, связанные с этим предметом, были, на манер вербального моста “Raten - Ratten”, перенесены в его обсессивную жизнь и стали подчинены его бессознательному. Более того, просьба капитана о возврате денег за посылку усилила денежное значение крыс при помощи другого вербального моста “Spielratte”, который обратил его к карточному долгу отца.
Но пациент был также знаком с тем, что крысы являются переносчиками опасных инфекционных заболеваний; он мог, таким образом, использовать их как символы своего страха (достаточно оправданного в армии) сифилитической инфекции. Этот страх замаскировал все виды сомнений относительно того образа жизни, который вел его отец во время его военной службы. Также, пенис, сам по себе - носитель сифилитической инфекции; и таким образом он мог рассматривать крысу как мужской половой орган. Это давало следующее основание быть таким озабоченным; так как пенис (особенно детский пенис) может быть легко сравним с глистом, а рассказ капитана был о крысах, вбуравливающихся в чей-то анус, как большой округлый глист в нем, когда он был ребенком. Таким образом, пенисовое значение крыс было основано, еще раз, на его анальном эротизме. И отдельно от этого, крыса - животное грязное, питающееся отбросами и живущее в канализациях. (Если читатель чувствует соблазн покачать головой от всех этих возможных скачков воображения невротического ума, я могу напомнить ему, что артисты иногда дают себе волю в подобных причудливых фантазиях. Таковы, например, Diableries erotiques Le Poitevin^. ). Возможно, не является необходимым обращать внимание на то, каким большим стало расширение исступления крысами благодаря этому новому значению. Например, “настолько много крыс, насколько много флоринов” может служить прекрасной характеристикой определенной женской профессии, которая была ему особенно отвратительна. С другой стороны, определенно, не проблемой беспристрастности является то, что замена крысы на пенис в рассказе капитана результировала в ситуацию совокупления через анус, которая не могла не быть особенно отталкивающей для него, будучи приведена в связь с его отцом и женщиной, которую он любил. А когда мы учтем, что такая же ситуация была репродуцирована в непреодолимую идею, которая сформировалась у него в голове после распоряжения капитана, мы с необходимостью вспомним об особенных проклятиях, распространенных среди южных славян. (Точную терминологию этих проклятий можно найти в периодическом Anthropophyteia, издаваемого F. S. Krauss.). Более того, весь этот материал, и многое кроме него, было соткано в материю крысиных дискуссий, позади скрывающей ассоциации “heiraten” [жениться].
