Вильгельм Райх - Анализ характера

Ей с трудом удалось закончить эту фразу, и она почти совсем отключилась: она не слышала моих вопросов, ее рассудок, каза лось, полностью помутился. Она что-то невнятно и бессвязно бормотала. Мне удалось лишь расслышать слова: «…Силы обманывают… что я сказала…».

От ее родственников я знал, что она страшно ненавидит мать и в то же время сильно зависит от нее. Идеи «убийства», «менструации» и «матери» тесно переплетались друг с другом. Желание убивать кроме этого было каким-то образом связано с идеей «сил» или предающих «сил».

Через некоторое время пациентка пришла в себя и восстановила самообладание.

Вторая-пятая сессии

На протяжении последующих четырех терапевтических встреч я старался осторожно приблизится к теме нарушенного дыхания пациентки. Проблема состояла не в том, чтобы разрушить грудной панцирь, как это случается с невротиками, — панциря как будто не было. Проблема была в том, как заставить ее сделать полный вдох и выдох через гортань. Когда я пытался убедить ее сделать это, она начинала яростно сопротивляться. У меня создавалось впечатление, что дыхание сдерживалось не из-за панциря, а благодаря мощному как бы сознательному усилию. Кроме этого мне показалось, что организм этой женщины сильно страдал от этого напряжения, которого она совершенно не ощущала.

На каждую мою попытку усилить ее дыхание она отвечала сильнейшим раздражением. Типичный закованный в панцирь невротик оставался бы равнодушным или насмешливо усмехался бы в ответ на мои усилия. С этой пациенткой все было иначе. Сознательно она старалась сотрудничать со мной, но впадала в панику, как только я приближался к успеху. Ее переполняла тревога, боязнь «сил»; она чувствовала, как они приближаются и окружают ее, собираясь на стенах, под кушеткой и т. д. Она сказала мне, что это та же самая тревога, которая подтолкнула ее ко мне, как к врачу, которому она может доверять. Из моих книг она поняла, что я должен знать, что она имеет в виду.

Я оставил все свои попытки заставить ее подышать до тех пор, пока ее тревога не уляжется. Она сказала, что это — одно из ее основных патологических нарушений, которое ей необходимо преодолеть; что она обратилась ко мне за помощью именно поэтому, и устранение данного нарушения могло бы в значительной степени освободить ее. Она обещала помогать мне; она ясно понимала, что я знаю, как ей помочь. Она давно была уверена во мне.

Мне удалось сформулировать следующее видение ситуации. Пациентка не изолировала или не могла полностью изолировать ощущения плазматического потока, как это делают ригидные, закованные б панцирь невротики. Она ощущала оргонотические потоки в своем теле, которые были «слишком близко», и боролась с ними, не позволяя воздуху пройти в легкие и обратно. Действительно ли она целиком и полностью воспринимала телесные потоки, я сказать не мог, а она не знала. Она лишь испытывала «пришествие сил», но не осознавала, что эти силы — она сама. Когда она чувствовала приближение «сил», то замирала от ужаса, в то же время ощущая, что «посвящена», избрана некоей «миссией». Какого рода эта миссия, она отказывалась говорить.

Существует важнейшее правило работы с шизофрениками (а также и с не-психотиками, исходя из этого материала): дать пациенту понять, что его воспринимают совершенно серьезно, что никоим образом не думают, что он странный, сумасшедший, опасный или аморальный человек. Терапия окажется бесполезной, если пациент не будет абсолютно уверен в своем терапевте, и если тот в свою очередь не создаст атмосферу полного доверия и приятия всех мыслей и чувств, которые переживает пациент, какими бы странными они ни казались обычным людям. Необходимо выразить полное понимание шизофреника, даже если тот угрожает терапевту убийством. Это совершенно необходимое требование, которое не позволяет заниматься оргонно-терапевтическим лечением психотиков тем, кто эмоционально недостаточно подготовлен для такой работы. Дальнейшее повествование подтвердит справедливость этого требования.

Шестая сессия

После получасовой осторожной и болезненной работы с шейным панцирем произошел первый приступ гнева. Его сопроводило тихое рыдание; одновременно пациентка стала очень беспокойной, ее губы, плечи и отчасти грудь ходили ходуном.

В таких ситуациях, когда различные эмоции выплескиваются единым потоком, необходимо отделить их друг от друга. Это можно сделать, активизируя ту эмоцию, которая ближе всего к поверхности и которая заглушает более глубокую, «заталкивая ее обратно». Поэтому я направил свои усилия на ее плач, который блокировал гнев, и после того, как она излила через слезы часть своей горечи, предложил ей выпустить гнев, колотя ногами по кушетке. Эта процедура опасна, если между пациентом, в особенности — шизофреником, и терапевтом не установился прочный контакт. Чтобы сохранить этот контакт, необходимо объяснить пациенту, что он должен прекратить выражать свою ярость, как только терапевт попросит его об этом. Задача терапевта в этой ситуации — решить, когда следует остановить эмоциональное высвобождение, и точно определить момент, когда пациент окажется на грани опасного выхода из-под контроля. Только очень опытный оргонный терапевт способен на это. Поэтому я хочу предостеречь недостаточно подготовленных терапевтов, практикующих в русле данного подхода, от работы с шизофрениками. В таких случаях нельзя обойтись без высвобождения гнева, добиться которого невозможно, не имея достаточного опыта, предварительно наработанного в менее эмоциональных ситуациях.

К концу шестой сессии пациентка, излив достаточный объем своей ярости, наконец расслабилась. Она изумилась, обнаружив возможность такого освобождения, и со слезами на глазах благодарила меня. Она впервые осознала, что ее идея, будто «люди наблюдают за ней», была иллюзорна (рациональный элемент идеи о преследовании выявился позже). Пациентка высказывалась свободно. Сколько она себя помнила, ей всегда приходилось бороться против «влияния сил». Она поняла, что только огромное усилие позволяло ей поддерживать контакт с реальностью; она чувствовала себя так, будто большую часть времени провисела над пропастью, особенно в подростковом возрасте. Она всегда испытывала замешательство, когда страх перед «силами» сталкивался с любовью к ним. Она призналась, что в такие моменты у нее появлялось желание убивать.

Это был подходящий момент, чтобы выразить свое беспокойство по поводу возможного неконтролируемого прорыва ее деструктивности. Она тут же поняла, что я имею в виду, и в подтверждение моих опасений призналась, что сама уже давно боится именно этого, при этом взгляд ее был практически лишен всяких признаков шизофрении. Я сказал ей, что хорошо знаю по прежнему опыту, что большинство шизофреников в начальных стадиях заболевания также обеспокоены вопросом, смогут ли они совладать с нахлынувшим желанием убивать. Она согласилась, что нет другого способа оградить ее от совершения убийства, кроме как поместить в клинику. Она почти самостоятельно пришла к решению, что ей лучше находиться под наблюдением в подобных чрезмерных эмоциональных ситуациях. В стенах клиники, по ее словам, она чувствовала себя защищенной, потому что там от нее. не требовали ничего такого, что она не в состоянии была бы выполнить. Она знала, что не совершит убийства, пока находится в клинике, хотя ей и не нравилась больничная обстановка. Она чувствовала, как болезнь медленно, но неуклонно завладевает ею, потому что жизнь в стенах клиники делала ее тупой и злобной, что соответствовало тому болезненному состоянию, к которому она постепенно приближалась. Она хорошо понимала больных и симпатизировала им, одновременно испытывая ужас к тому образу жизни, который они вели. В моменты прояснения она замечала легкомысленное и поверхностное отношение многих психиатров к больным, отсутствие понимания, жестокость многих процедур, частую несправедливость и т. д. Короче говоря, она прекрасно осознавала реальность, когда «силы» исчезали или когда они были рядом, но «не предъявляли к ней больших требований».

По мере развития терапевтического процесса, вставали чрезвычайно важные вопросы: не олицетворяют ли собой преследующие ее и любимые ею «силы» ее собственные телесные ощущения потока удовольствия? Если это так, то почему она их боится? (Ясно, что она была «во власти» этих «сил».) Какой механизм ее тела блокировал поток удовольствия? Каким образом блокированный плазматический поток оборачивался «дьявольскими» силами? Какова связь между этим блокированием и заболеванием?

Я стал обращать внимание на функции, которые могли бы дать ответы на эти вопросы. У меня создалось впечатление, что блокирующий механизм был как-то связан с шейным сегментом, особенно со странным нарушением дыхания: своеобразным «отсутствием дыхания» при наличии податливой, ненапряженной груди.