Но вот беда: мы ни на что не годны,
и некому за нами убирать…
Родители ушли. Остались раны
и в них, и в нас… Родители ушли
в далекие лекарственные страны,
а мы на жизнь накладываем швы.
Родители ушли… Прочь сантименты,
зачем рыдать, о чем жалеть, когда
галактики, планеты, континенты
друг с другом расстаются навсегда…
Вы снитесь мне. О, если бы вернуться
и вас из сна с собою унести,
и все начать с последнего «прости»…
О, если б ненароком не проснуться…
Не может ножик перочинный
создать перо - к перу прижатый
лишь отточить или сломать…
Родитель детям не причина,
не программист, а Провожатый
в невидимость…
Отец и Мать,
как я терзал вас, как терзали
и вы меня, судьбу рожая.
О, если б мы не забывали,
что мы друг друга провожаем.
Не вечность делим, а купе
с вагонным хламом. Сутки-двое,
не дольше… Удержать живое -
цветок в линяющей толпе -
и затеряться на вокзале…
О, если б мы не забывали…
Вы уходили налегке.
Я провожал вас в невесомость
и понял, что такое совесть:
цветок, зажатый в кулаке…
Как говорить, чтобы доходило
…как дети делаются хорошими, несмотря на воспитание…
…зачем они упрямятся и врут…
…как говорить, чтобы доходило…
Было бы ошибкой считать, что понять - значит избежать трудностей.
Януш Корчак
Доверчивость!… Немыслимая жалость
влечет меня к тебе… Я помню звук -
те девять нот, вторыми рождалась
Вселенная на кладбище наук,
я видел этот миг…
Beликий Логос
распался, рухнул, сам себя поправ.
Ткaнь Истины, как ветошь, распоролась,
и сонмище наоборотных правд
плоть обрело в потугах самозванства:
Добро и Зло, Начала и Концы,
Вражда и Дружба, Время и Пространство,
две мнимости, уроды-близнецы…
То был финал магического цикла:
смерть Знака и зачатье Вещества.
Но раньше ты, Доверчивость, возникла.
Беспечная, как первая трава,
ты собрала безликиe частицы
в земную твердь и звездный хоровод,
ты повелела встретиться и слиться
враждующим корням огней и вод…
Живая кpoвь в сосудах мирозданья,
Доверчивость! - я твой слуга с тех пор,
кaк застонало первое страданье
в ответ на первый смертный приговор…
Внушаемость - Альфа и Омега
Если бы все мы постигли до основания тайну внушаемости, человечество, может быть, стало бы сонмом богов…
- когда вы плакали, еще не сознавая себя, и вас брали на руки, успокаивали, укачивали - это было внушение
- когда вы пугались чьего-то громкого голоса или сердитого лица
- когда останавливались на оклик; когда смеялись оттого, что кругом весело, - это действовала внушаемость
- когда подражали кому-то, не замечая или нарочно стараясь, - это было внушение; срабатывала внушаемость
- когда узнали свое имя и поверили, что оно и вы - это одно и то же
- когда начали понимать слова и верить словам
- когда начали слушаться взрослых
- когда поняли, что нужно ходить в туалет
- что нельзя многое делать, многое трогать
- когда играли со сверстниками
- когда слушали музыку, смотрели кино
- когда следовали за модой; когда начали пить, когда…
-…и когда влюбились -
это было внушение и внушаемость!
Ваша внушаемость - ваша собственная, а не чья-нибудь. Ваша детская воля быть управляемым, воля к подвластности! Потому что вы верили, изначально верили этому миру… И врачебное внушение, и гипноз, и воздействие рекламы, и развращение, и одухотворение - все возможно лишь потому, что в каждом навек остается внушаемое дитя.
Вероспособность, расположенность верить - Врата Души - внушаемость - согласует ребенка с окружающим миром, делает его человеком своего времени, своей нации и своей культуры, своей религии и своей семьи, своего класса, своей улицы, своей стаи, компании - всего своего, кроме… Кроме себя самого.
Внушаемостью человек лишь начинается.
Как важно уметь гипнотизировать
из записок доктора Кстонова
Спортивный крутой мужчина Вольдемар Игнатьевич Головешкин повсюду появляется не иначе как с рюкзаком. С рюкзаком на работу. В театр тоже с рюкзаком - заядлый турист. Уже чего-то за спиной не хватает, если без рюкзака, и руки всегда свободны для текущих дел. Все это бы ничего - и жена приспособилась, рюкзак так рюкзак…
Только вот сын Вольдемара Игнатьевича, пятиклассник Валера Головешкин, с рюкзаком по примеру папы ходить не желает. И стесняется своего папы, когда он является с рюкзаком в школу. А папа-то думает, что для сына подарок -поехать вместе домой…
- Головешка, а вон твой папец!
- Головешка, а чего твой папец с рюкзаком? Он турист, да? Пли интурист? - любопытствует Редискин, въедливый приставала.
- Альпинист, - бурчит Головешкин, краснея. И тут же понимает, что зря он спорол эту ерунду.
- Альпинист! Иди врать-то! Альпинисты в горах живут.
- На Эверест ходит. Килимандж-ж-жаро, - мечтательно комментирует классный конферансье и всезнайка Славка Бубенцов. - Пр-р-рошу записываться на экскурсию…
Все. Прилипла еще одна кличка.
Головешкин мало что всегда был Головешкой, теперь еще и Килиманджаро, отныне и вовеки веков! Килиманджаро - хвост поджало… А через неделю пришлось ему стать просто Килькой.
Головешкин Валера не силен и не слаб, не умен и не глуп. Особых склонностей не имеет, техникой интересуется, но не очень. Серенький, неприметный, тихий.
Он и хочет этого - быть просто как все и со всеми, не выделяться, потому что стоит лишь высунуться, на тебя обязательно обращают внимание, а он этого страшно стесняется, до боли в животе.
В детском саду немного заикался, потом прошло…
- Килька, а твой опять с рюкзаком. Опять на Ересвет свой собрался?
- Ну так вот же тебе, получай, редиска поганая!
Растащили. Редискин против Головешкина сам по себе фитюлька, но зато у него оказалось двое приятелей из восьмого, такие вот лбы…
Идет следствие по поводу изрезанного в клочки рюкзака, останки которого обнаружены уборщицей Марьей Федотовной на соседней помойке.
- Ты меня ненавидишь, - тихо и проникновенно говорит Вольдемар Игнатьевич, неотрывно глядя сыну прямо в глаза. - Я знаю, ты меня ненавидишь. Ты уже давно меня ненавидишь. Ты всегда портишь самые нужные мои вещи. Ты расплавил мои запонки на газовой горелке. Это ненависть, настоящая ненависть. А что ты сделал с электробритвой? Вывинтил мотор для своей… к-кенгуровины!… (Так Валера назвал неудавшуюся модель лунохода.) Теперь ты уничтожил мой рюкзак. Т-такой рюкзак стоит ш-ш-шестьсот рублей. Ты меня ненавидишь… Ты меня всю свою жизнь ненавидишь…
«Гипнотизирует, - с тоской понимает Головешкин, не в силах отвести взгляда. - Гипнотизирует… Как удав из мультфильма… Вот только что не ненавидел еще… нисколечко… А теперь… Уже… Не… На… Ви…»
- НЕНАВИ-И-ЖУ!!! - вдруг кто-то истошно выкрикивает из него, совершенно без его воли. - Дд-а-а-а!!! Ненави-и-ижу!!! И рюкзак твой!! Ненавиж-ж-жууу!!! И за… И бри… И Килиманджа-жж… He-нави!… Нена… Не-на-на…
Лечить Валеру привела мать. Жалобы: сильный тик и заикание, особенно в присутствии взрослых мужчин. Нежелание учиться, непослушание…
Не требовалось большой проницательности, чтобы догадаться, что Валера и меня готов с ходу причислить к разряду Отцов, Ведущих Следствие, ведь детское восприятие действует обобщенно-размыто, да и не только детское…
Нет-нет, никакого гипноза. Три первых сеанса психотерапии представляли собой матч-турнир в настольный хоккей, где мне удалось проиграть с общим счетом 118:108 -учитывая высокую квалификацию партнера, довольно почетно. Потом серия остросюжетных ролевых игр с участием еще нескольких ребят…
Я играл тоже, был мальчиком, обезьяной, собакой, подопытным кроликом, роботом, а он всегда только человеком, взрослым, самостоятельным, сильным. Был и альпинистом, поднимался на снежные вершины, безо всякого рюкзака…
