тем самым они лишь повторили преступление, которое в доисторические времена признавалось законным и было направлено против обожествленного царя, а восходило, как мы знаем, к еще более глубокой древности [230].
Таким образом, мы видим, что фигура великого человека постепенно приобретает масштабы божества, но не надо забывать, что и отец был когда-то ребенком. Представленная Моисеем великая религиозная идея не была, как мы считаем, его собственной идеей. Он воспринял ее от своего царя и повелителя Эхнатона. В свою очередь, этот фараон, величие которого как основателя религии недвусмысленно засвидетельствовано документально, следовал побуждениям, которые – благодаря его матери или какими-то иными путями – дошли до него из близлежащих или отдаленных частей Азии.
Мы не можем проследить всю цепь событий, но, если мы правильно нащупали ее первые звенья, можно предположить, что монотеистическая идея вернулась к месту своего рождения словно бумеранг. Представляется весьма неплодотворным приписывать заслугу рождения новой идеи одному отдельно взятому индивиду. В создании и развитии этой идеи участвовало множество людей, внесших в нее свой вклад. С другой стороны, было бы очевидной несправедливостью оборвать эту цепь на Моисее и пренебречь тем, чего достигли на этой ниве его последователи и преемники – еврейские пророки. Посев монотеизма не взошел в Египте. То же самое могло бы произойти и в Израиле, после того как народ стряхнул с себя обузу тягостной и требовательной религии. Но в среде еврейского народа всякий раз появлялись мужи, освежавшие увядавшую традицию, оживлявшие в народной памяти заветы и требования Моисея и не оставлявшие своих попыток до тех пор, пока не было восстановлено утраченное. Результатом этих титанических усилий явились две реформы – до и после вавилонского пленения, – приведшие к преображению народного бога Яхве в бога, которого навязал евреям Моисей. Это и есть доказательство существования особого психического склада массы, которая сделалась еврейским народом, только породив множество личностей, готовых принять на себя тяжелую ношу религии Моисея в обмен на избранность, а возможно, и на другие привилегии такого же порядка.
В. Духовное развитие
Чтобы добиться устойчивого психологического влияния на народ, явно недостаточно уверить его в том, что он избран богом. Народу надо каким-либо способом это доказать, чтобы он поверил и сделал соответствующие выводы. В религии Моисея таким доказательством стал исход из Египта. Бог – или действовавший от его имени Моисей – не уставал указывать на это доказательство благосклонности. Был учрежден праздник Пасхи, чтобы закрепить память об этом событии или, скорее, наполнить уже существовавший празд-ник новым содержанием. Но все же это было лишь воспоминание, Исход терялся в туманном прошлом. В реальной жизни знаки божественного расположения были куда как скудными; положение народа говорило скорее о немилости бога. Первобытные народы отрекались от своих богов, а то и наказывали их, если те не исполняли своего долга и не приносили народу побед, счастья и удовольствий. С царями во все времена обходились не лучше, чем с богами, и в этом мы видим доказательство их прежнего тождества – оба отношения вырастали из одного корня. Современные народы тоже свергают своих царей, когда блеск их правления меркнет из-за поражений, приводящих к потере земель и богатства. Почему народ Израиля продолжал крепко держаться за своего бога вопреки тому, что тот относился к народу все хуже и хуже, – это проблема, которую мы сейчас вкратце рассмотрим.
Сразу возникает побуждение разобраться в одном вопросе: принесла ли религия Моисея народу что-нибудь, кроме возросшей самооценки от ощущения собственной избранности? Здесь легко обнаружить следующий момент: эта религия дала евреям более величественное представление о боге; или если дать более рассудочное определение, дала им представление о более величественном боге. Верившие в этого бога приобщались к его величию, чувствовали, что и сами поднимаются ввысь. Для неверующего человека это звучит как некая бессмыслица, но ему станет легче понять это, если привести в качестве аналогии высокомерие британцев в охваченной волнением чужой стране, абсолютно недоступное жителям мелких континентальных государств Европы. Британец совершенно уверен, что его правительство немедленно пришлет крейсер, если с его головы упадет хотя бы один волосок; знают это и местные повстанцы, тогда как у малых государств вообще нет военных кораблей. Гордость за величие Британской империи является коренной причиной сознания собственной безопасности и защищенности, которым наделен каждый отдельно взятый британец. Вероятно, такое представление сродни представлению о величественном боге, и хотя трудно претендовать на роль помощника бога в деле управления миром, гордость за величие бога сливается с ощущением избранности.
Среди предписаний религии Моисея есть одно, имеющее большее значение, чем может показаться на первый взгляд. Это запрещение на изображение божества, принуждение поклоняться богу, которого невозможно увидеть. Здесь Моисей даже превзошел строгость религии Атона, хотя, возможно, он лишь хотел быть последовательным, поскольку у его бога не было ни имени, ни образа, возможно также, это была предосторожность против злоупотребления магией. Но когда народ принял этот запрет, он начал оказывать на людей глубокое влияние, поскольку означал отказ от чувственного восприятия в пользу абстрактного, торжество духовности над чувственностью и отказ от влечений в строгом смысле этого слова, с неизбежными психологическими последствиями.
Чтобы прояснить то, что на первый взгляд не является очевидным, надо вспомнить о других событиях подобного характера в истории человеческой цивилизации. Первое из них и, вероятно, самое важное скрывается во тьме доисторического времени. Его последствия настолько велики, что его не могло не быть. У наших детей, у взрослых невротиков и у первобытных народов мы обнаруживаем психический феномен, который обозначаем как веру во «всемогущество мысли». По нашему мнению, это переоценка возможностей нашего психического или интеллектуального воздействия на окружающий мир. На этом основана магия, предшественница нашей техники, а также магия слова, связанная, в частности, со знанием и произнесением имени. Мы полагаем, что «всемогущество мысли» являлось выражением гордости человечества за создание языка, что придало беспрецедентное ускорение интеллектуальной деятельности. Человеку открылось новое царство духовности, в котором решающим стали обобщенные представления, воспоминания и умозаключения – в противоположность низшей психической деятельности, основанной на чувственном восприятии. Без сомнения, это был важнейший этап в становлении человека.
Значительно отчетливее проступает перед нами другое событие более поздней эпохи. Под влиянием внешних обстоятельств, прослеживать которые нам сейчас нет нужды, обстоятельств, которые известны лишь отчасти, случилось так, что матриархальное устройство общества сменилось патриархальным. Естественно, при этом рухнули все связанные с матриархатом правовые отношения. Отзвук этого переворота до сих пор слышен в «Орестее» Эсхила. Переход власти от матери к отцу сопровождался победой духовности над чувственностью, то есть культурным прогрессом,
