На это она быстро сказала: «Ну, вы, по крайней мере, честный человек. А то ведь большинство психиатров думает, что они очень интересные люди».
Тогда очень быстро автор объяснил, что он собирается прочесть ей статью, которую только что написал (она заметила: «Что-нибудь такое, чтобы привлечь публику, не так ли?») и сразу же, как и в предыдущем случае, попросил поставить на пол обе ноги, положить руки на колени, пристально следить за часами, быть уверенной в том, что она должна только «перенести» скучное чтение, а «не засыпать». (Она знала, что автор применяет гипноз, но такое внушение исключало у нее всякую мысль о том, что он будет использован.)
Как и в предыдущем случае, ей почти дословно было прочитано описание метода. Единственная разница состояла в том, что автор читал более медленно и сначала очень часто повторял некоторые отрывки, слегка изменяя слова, но не сущность и значение этих частей.
Сначала на ее лице сохранялось выражение презрительной насмешки, но вдруг она с удивлением воскликнула: «У меня поднимается правая рука. Я не верю этому, но это так». Когда автор спросил ее, не думает ли ее подсознательный разум, что он может общаться с ним, автором, она изумленно заявила: «Моя голова кивает „да“, и я ничего не могу с ней поделать, и указательный палец на правой руке тоже поднимается. Может быть, мой подсознательный ум может общаться с вами, но только заставьте их остановиться».
«Если ваш подсознательный разум захочет остановить их, то может сделать это сам», – было ей ответом.
Почти тут же она сказала: «Ох, они остановились. Так, теперь, может быть, вы зададите мне вопрос, и я смогу понять то, что, как я думаю, меня подавляет. Пожалуйста, действуйте!»
Ее глаза закрылись, развился спонтанный транс, был твердо установлен раппорт с автором прежде, чем кончились два часа сеанса, а девушка стала теперь очень страстным, контактным и послушным пациентом, делая замечательные успехи.
Это еще один незапланированный рабочий эксперимент, подсказанный открытой враждебностью в начале сеанса. Автор проработал с ней не менее 10 часов, когда ее родители выразили уверенность, что она стала гораздо лучше, чем когда-либо вообще в жизни. Однако она со смехом утверждала:
«Вы не жили с такой смесью идей и мыслей, как жила я довольно давно, не понимая, что существует ужасная взаимосвязь во всех наших мыслях. Я хочу еще полечиться у вас, чтобы научиться понимать себя».
После первых 10 часов работы пациентка вновь продолжила занятия в колледже, она прекрасно учится и посещает автора раз в неделю. Она объективно смотрит на прошлые свои симптомы, как на эмоциональные бурные проявления, принадлежащие к прошлому, и терапевтический сеанс у нее обычно заканчивается спонтанным трансом длительностью 15-20 минут.
Третий рабочий эксперимент
Прежде чем эта статья приняла окончательную форму и была отпечатана, в кабинете появился третий пациент с совершенно другим типом сопротивления. Автор сразу понял ее состояние. Пациентка вошла, твердо, неподвижно держа свое тело и осторожно ступая. Правая сторона ее лица была ассиметрична.
Она говорила ясно и четко, стараясь выговаривать слова левой стороной рта, зрачок ее правого глаза был явно сужен, движения правой руки были ограниченными и сдержанными, и когда она подносила руку к правой стороне лица, эти движения были гораздо медленнее и осторожнее по сравнению с движениями левой руки, которые были свободными, легкими и очень выразительными. Чтобы избавить пациентку от необходимости много говорить, автор сразу же спросил ее:
«Давно у вас невралгия тройничного нерва? Отвечайте как можно короче и медленно, так как мне не нужно знать всю историю вашей болезни, чтобы начать ваше лечение».
Ее ответом было: «С мая 1959 года, мне советовали хирургию, спиртовые инъекции; и в конце концов сказали, что нет для меня лечения, я должна примириться и терпеть это всю жизнь, (по щекам текли слезы), мой друг-психиатр сказал, что, может быть, вы поможете».
«Вы работаете?»
«Нет, ушла из-за болезни, психиатр уговорил меня посетить вас и сказал, что я получу помощь».
«Хотите получить помощь?»
«Да».
«Не быстрее, чем я смогу это сделать?» (То есть, примет ли она помощь с той скоростью, которую я сочту нужной. Я не хотел, чтобы она ждала какого-то чуда лечения).
«Да».
«Могу ли я начать работу прямо сейчас?»
«Да, пожалуйста, врачи во всех клиниках беспомощны. Все наслаждаются жизнью, а я не могу. Я не могу жить со своим мужем, нет ничего, только боль, нет надежды, врачи смеются надо мной, я пришла к вам за гипнозом».
«Кто-нибудь говорил о психогенном характере боли?»
«Нет, ни психиатры, ни невропатологи. С мая все говорят – мое заболевание органическое, а не психогенное».
«И что они вам советуют?»
«Терпеть; хирургия, спирт – последнее средство».
«Вы думаете, что гипноз поможет вам?»
«Нет, мое заболевание органическое, а гипноз – психологический метод».
«Что вы едите?»
«Жидкость».
«Сколько времени вы тратите на стакан молока?»
«Час и больше».
«Наиболее чувствительные места?»
Колеблясь, она показала на щеку, нос и лоб.
«Так вы действительно думаете, что гипноз вам не поможет? Так зачем же вы пришли ко мне?»
«Ничто не помогает, просто еще одна попытка, пусть еще одни денежные затраты. Все говорят, нет лечения. Я читала медицинские книги».
Это была далеко не удовлетворительная история, но простота и честность ее ответов, все ее манеры и поведение убедительно свидетельствовали о характере ее болезни, острый и ослабляющий ее характер, реальность ее агонизирующих болей и ее чувства отчаяния. Она Не могла контролировать свою боль; это не способствовало успеху гипноза; она хорошо приспосабливалась в течение 30-40 месяцев из 60 месяцев болезни, а потом стала испытывать неуправляемые боли с короткими периодами облегчения, и все уважаемые медицинские авторитеты заявили, что она неизлечима, и советовали ей «научиться жить с этой болезнью» и только в качестве последнего средства попробовать хирургию или спиртовые инъекции. Ей сообщили, что даже хирургическое вмешательство не всегда бывает успешным, а остаточные явления после операции могут быть тяжелыми. Только один человек, психиатр, который знал автора, посоветовал ей попробовать гипноз в качестве «возможной помощи».
Учитывая такой фон и такие условия, основанные на длительном опыте, автор решил, что прямой гипноз может оказаться бесполезным. Соответственно, был использован метод для сопротивляющихся пациентов. Ее попросили посидеть спокойно и понаблюдать за автором, что она сделала с вниманием отчаяния. Сначала без всякого внушения в голосе автор сказал: «Прежде чем я начну что-либо делать, я хочу вам кое-что объяснить. А потом мы начнем». Очень осторожно она кивнула головой в знак согласия.
Тогда автор сразу же перешел к толкованию вышеописанного метода, открыто обращаясь к рукописи и повторяя ее как можно буквальнее.
Она реагировала на это очень легко, демонстрируя идеомоторные движения головой и каталепсию рук.
К этому методу автор прибавил несколько дополнительных положений о том, что он рассказывает не об адекватной истории, что ее подсознательный разум произведет поиск среди всех ее воспоминаний, что она будет свободно (сделать что-то свободно означает сделать удобно) сообщаться с любым из этих воспоминаний и со всей нужной информацией, что произойдет тщательный поиск ее подсознательным разумом всех возможных путей и средств для контроля, изменения, переосмысления, уменьшения болей, а также любых действий, чтобы удовлетворить ее нужды, потребности. Потом ей было сделано постгипнотическое внушение о том, что она снова будет сидеть в этом же кресле, и только от ее подсознательного разума и ее желания будет зависеть, поймет ли она автора. Медленно, настойчиво она утвердительно кивнула головой в знак согласия.
Она была выведена из состояния транса словами: «Как я только что сказал: „Прежде чем я начну что-либо делать, я хочу вам кое-что объяснить. Потом мы начнем“». Затем автор добавил с многозначительной модуляцией в голосе: «С вами все в порядке?» Она медленно, минуты через две, открыла глаза, слегка сменила положение тела, покачала пальцами, стиснула руки и ответила очень легко и спокойно, что заметно отличалось от ее тщательно, с трудом выговариваемых слов:
«Все очень хорошо». Тут же она удивленно воскликнула: «Боже мой, что случилось! Мой голос в порядке, мне не больно говорить». С этими словами она осторожно закрыла рот и медленно сжала жевательные мышцы. Затем быстро открыла рот и сказала: «Нет, невралгия все еще такая же сильная, как и раньше, но говорить мне не больно. Это странно. Я ничего не понимаю. С тех пор как началась моя болезнь, я почти не могла говорить и не чувствовала даже воздуха на особо чувствительных точках». Она помахала рукой около носа, правой щеки и лба, а потом слегка дотронулась до носа, в результате чего возник спазм острой боли.
