привыкла избегать любых сложностей. Стивен поделился любимой фразой его семьи: «Лишние разговоры лишь вредят делу». Я спросила, что произошло бы, если бы они завели разговор о Дженни. Стивен покраснел, в его глазах блеснули слезы. «Если мы начнем грустить, то не остановимся», – прошептал он. Он показал свое уязвимое «я», и это позволило нам обоим понять, почему он вынужден блокировать боль. Я почувствовала, что мое отношение к Стивену теплеет, и поняла, что он был человеком своего времени: многие мужчины его поколения не могут выражать свои чувства и поэтому не понимают их. Некоторые даже не осознают, что испытывают грусть. Я предложила Стивену прогуляться с сыновьями и поговорить как одна семья. Это легче, чем говорить сидя: при ходьбе меньше зрительного контакта. К тому же совместные прогулки приносят эмоциональное облегчение. Я предложила ему начать так: «Я помню, как мама…» Стивен согласился, что эта идея была полезной. Он мог представить, как говорит это, пока они идут в бар. В этот момент он словно переосмыслил понятие семьи. Позже Стивен сообщил мне, что поговорил с сыновьями. Этот метод сработал, и он собирался использовать его вновь.
В начале каждого сеанса Стивен довольно долго восстанавливал дыхание после подъема по лестнице. Чуть больше времени уходило на то, чтобы осознать свое присутствие на сеансе. Стивен по-прежнему заглушал сложные чувства. Я все еще плохо понимала этот защитный механизм. Я знала его историю, но по-прежнему не понимала его внутренний мир. Я могла лишь догадываться, какую печаль, растерянность, гнев, бессилие и опустошенность испытывал Стивен. Его неоднозначное отношение к жене отражалось в неоднозначном отношении к нашим сеансам. Стивен не мог ходить регулярно – ему требовалось гибкое расписание. По сравнению с другими психологами я спокойно отношусь к свободному графику посещения.
Все же я поинтересовалась у него, не пытается ли он таким образом избегать меня. Стивен постарался сменить тему. «Нет-нет, просто из-за работы, – бросил он. – Не думайте об этом».
Мне хотелось понять, по-прежнему ли он работает целыми днями, а потом много ест и пьет по выходным. Но я не хотела стыдить его, словно мама шестилетнего ребенка, контролирующая его поведение. По моим предположениям, Стивен застрял в ловушке своего поведения. Чтобы сократить дистанцию между нами, мне нужно было найти общий для нас опыт и признать, что Стивен напоминал меня в более ранний период моей жизни. Тогда я была довольно замкнутой и жесткой. Такое поведение полезно, но подходит не для всех ситуаций. Например, необходимо переключиться в другое эмоциональное состояние, если человек хочет развивать близкие отношения. Я спросила у Стивена, как он преодолевал трудности в детстве. Он рассказал мне, что родом с севера страны, хотя говорил без северного акцента. Его семья относилась к рабочему классу. Мать, ирландка по происхождению и верующая католичка, была властной женщиной. Отец, уроженец Ньюкасла, работал строителем. Он был хорошим человеком – заботливым, спокойным, но любящим выпить. Обычно в таком окружении мужчины всегда прячутся за броней, чтобы закрыть свои чувства, особенно в отношениях с женщинами. Чем больше я узнавала, тем больше проникалась сочувствием к Стивену, могла оценить его ум и увидеть ранимость. Его защитная броня не помешала мне сделать это.
Родители Стивена пережили Вторую мировую войну и верили, что детей баловать нельзя. Он почувствовал себя свободнее в школьные годы, когда обнаружил свои способности. У Стивена было мало друзей, но он много учился и очень хорошо сдал экзамены. Учеба вдохновляла его и до сих пор оставалась главным источником удовольствия. Он мог днями изучать научные статьи, следуя за идеей к ее логическому заключению. Стивен не очень любил преподавать, но иногда его приятно удивляли умные студенты. Я наблюдала за Стивеном, пока он рассказывал о предмете, который преподавал в университете. Наконец, я поняла, что именно упустила: его эмоциональное «я» оставалось на работе. Стивен жил работой.
Стивен не знал, как подобраться к своему эмоциональному «я», и не хотел этого делать. Я понимала по его взгляду, что сама идея вызывала у него тревогу. Когда я попросила его закрыть глаза, сделать вдох и сосредоточиться на мысленном изображении, он ничего не увидел. Да и не собирался делать этого. Я почувствовала себя идиоткой из-за того, что вообще предложила такое упражнение. Стивен не понимал мои методы, так же как я не понимала его область знаний – биологию.
Главной отдушиной Стивена был футбол. Он много играл в детстве и добился неплохих результатов. Теперь того таланта не было, но походы на матчи стали его еженедельной формой терапии. Стивен вкладывал такую любовь в этот вид спорта, которую и не думал вкладывать в другие сферы жизни. Когда он рассказывал мне о своей любимой команде, на его щеках появился румянец. Стивен дрожащим голосом описал конкретную игру. Тогда я впервые смогла так глубоко заглянуть ему в душу. Футбол связывал его с сыновьями и вызывал трогательное чувство единства и близости.
На одном из сеансов Стивен рассказал: «Мне предложили высокооплачиваемую работу в Америке, но меня не интересует проект, а деньги ничего не значат. Я хотел бы купить время, но это невозможно». Его слова показались мне глубокими. Я сказала об этом, и он улыбнулся, осмысленно посмотрев на меня. Смерть Дженни определенно развеяла его иллюзию, что умирают лишь другие люди. Теперь Стивен осознавал свою смертность и впервые задумался о смысле жизни. «Я не хочу терять ни секунды своего времени, – заявил он, а затем процитировал Гёте: – “Я собираюсь смело окунуться в гущу жизни”».
Стивен приходил ко мне нерегулярно, и примерно через десять сеансов удивил меня, сказав, что начал встречаться с женщиной из Южной Америки. Они нашли друг друга на сайте знакомств. Я была удивлена, что он мог познакомиться с кем-то в Интернете: я не ожидала от него такого поведения. Я знала по результатам исследований, что мужчины быстрее возвращаются к жизни и находят замену умершим женам. При этом женщины скорбят дольше. Но меня всегда шокирует разница в мужской и женской реакции. Стивен до сих пор горевал по своей жене, с которой прожил 27 лет. С момента ее смерти прошло меньше года. И вот он уже завел новые отношения. Очевидно, Стивен сам был впечатлен. Он выглядел более радостным и энергичным.
Я поняла, что поддалась своим предубеждениям, и немного злилась из-за одной и той же истории, услышанной много раз: мужчины заменяют, женщины скорбят.
Но я была рада за Стивена. Я осознала, что фактически он давно страдал от одиночества – долгие годы до смерти жены. У него не было близкого физического контакта с ней более десяти лет, а то,
