«– Начнем с собаки, – сказал Кот. – Возьмем нормальную собаку, не бешеную. Согласна?
– Конечно! – сказала Алиса.
– Итак, продолжал Кот, – собака рычит, когда сердится, и виляет хвостом, когда радуется. Она, как мы условились, нормальная. А я? Я ворчу, когда мне приятно, и виляю хвостом, когда я злюсь. Вывод: я – ненормальный.
– Разве Вы ворчите? По-моему, это называется мурлыкать, – сказала Алиса.
– Пусть называется как угодно, – сказал Кот».
Остается надеяться, что читатель не потребует строгого соответствия каждой цитаты формальному признаку отнесенности к определенному коммуникативному каналу и не сочтет неуместным упоминание в этом параграфе Чеширского Кота вне связи с его знаменитой улыбкой. Разумеется, уверенность в надежности и «нормальности» своих интерпретаций экспрессивного поведения касается не только мимики.
Собственное лицо как оно есть люди обычно знают совсем плохо, поскольку видят себя в зеркале в ограниченном числе некоммуникативных ситуаций.[6] Между тем, знание своих особенностей и адекватность «чтения» других лиц – явления взаимосвязанные. Научиться этому, в принципе, можно, хотя и не так легко.
Одно из занятий «большого» цикла микроструктурного тренинга общения, рассчитанного на 90-100 часов, полностью посвящается знакомству с собственным лицом. Ситуация при этом возникает простая и трудная: каждому участнику группы предлагается устроиться перед большим зеркалом и максимально точно и подробно (как если бы Вы работали над автопортретом) – описать то, что он видит. Всякое общение с другими участниками и ведущим группы – вопросы, ответы, комментарии – может происходить только через зеркало: благодаря этому отражение «главного действующего лица» остается в поле зрения и внимания все время. Оказывается, что длительное и подробное общение со своим лицом – очень и очень непростое дело. При всей доброжелательности и поддержке со стороны группы работа над «автопортретом» требует напряжения сил, терпения и смелости; мучительно не хватает слов, неожиданным или не совсем приятным оказывается какое-то промелькнувшее на лице выражение, собственное описание кажется беспомощным и неточным… Обычно из этих усилий «вываривается» новое знание о себе и о других и особая атмосфера совместной творческой работы. Впрочем, как всякая многозначная ситуация, такое занятие может анализироваться по-разному.
И когда смотришь на лица людей в обычной жизни – пусть даже они кажутся хорошо известными, как и свое собственное, – невероятно полезно и интересно бывает затормозить отлаженный процесс быстрого «приклеивания этикеток» (эта «хорошенькая», тот «сердитый», еще у кого-то «обаятельная улыбка», а я сегодня «хорошо» или «жутко» выгляжу). Порой достаточно подольше посмотреть, на время запретив себе называть то, что видишь, – и сквозь вполне «однозначное» лицо начинают проступать его иные состояния и жизни. О значении продолжительного и как бы лишенного избирательности внимания к «мелочам», рождающим впоследствии пластический образ, писал Р.-М.Рильке в своей монографии о Родене: «Он не полагается ни на первое впечатление, ни на второе, ни на одно из последующих. Он наблюдает и фиксирует. Он фиксирует движения, не стоящие ни одного слова, обороты, полуобороты, сорок ракурсов и восемьдесят профилей. Он застает свою модель врасплох с ее привычками, с ее случайностями, с ее усталостью и напряжением».
Высечь хотя бы малую искорку творчества из процесса «чтения» множества лиц – обычного, ежедневного занятия каждого из нас – трудно; но дело того стоит.
Взгляду издавна приписывалось особое значение в установлении контакта с партнером и передаче тонких смысловых оттенков. В том же «Толковом словаре» Даля взгляд определяется как «обращенье глаз на кого или на что, взор; свойство или качество этого действия и само выражение глаз, как немой, но высшей речи человека».
В самом деле, в том, как общаются глаза, есть что-то почти неподвластное описанию. Взгляд меняется настолько быстро, настолько причудливо: вот промелькнула посторонняя мысль, на мгновение рассеялось внимание… вот глаза засветились от удачной шутки или похвалы – и тут же изменились, когда за ней последовала резкость… погасли, ушли от общения, лишь формально оставаясь в контакте со взглядом партнера… стали жесткими, непроникаемыми; восстановить атмосферу непринужденного, теплого общения теперь будет трудно… Счет идет даже не на секунды – на доли секунд.
Канал визуального контакта и некоторые закономерности его функционирования позволяют заодно рассмотреть такую важную проблему, как принципиальная возможность и эффективность прямых рекомендаций в сфере конкретного коммуникативного поведения. В отношении взгляда первый и, казалось бы, самый простой вопрос таков: нужно ли вообще смотреть в глаза в момент общения?
На уровне здравого смысла ответ представляется однозначно положительным. Требования традиционного этикета присоединяются к здравому смыслу – в XVIII веке уже упоминавшийся граф Честерфилд, готовя сына к дипломатической карьере, писал ему: «Говоря с людьми, всегда смотри им в глаза; если ты этого избегаешь, люди начинают думать, что ты считаешь себя в чем-то виноватым; к тому же ты теряешь возможность узнавать по выражению лиц, какое впечатление на них производят твои слова…» Данные психологических исследований в целом подтверждают сказанное: лица, избегающие визуального контакта, оцениваются скорее негативно. Казалось бы, все сходится, остается только хорошо сформулировать… плохой совет.
Дело в том, что прямой взгляд в глаза усиливает любой контакт до степени, которая партнеру может быть и неприятна: это как бы сокращение психологической дистанции в одностороннем порядке. Если так уставиться на человека того же пола, что и глядящий, ситуация приобретает оттенок вызова, соревнования (в детской игре в «гляделки» есть выигравший и проигравший). Если партнер принадлежит к противоположному полу, долгий взгляд в глаза может быть понят как предложение более интимного контакта, что не всегда уместно: «… а взгляда не отводила за весь разговор. Конечно, и я старался глядеть в упор, но как-то было неловко: мы же не враги с нею и не влюбленные, это же сковывает!» (Б.Окуджава, «Свидание с Бонапартом»).
Наконец, если контакт не на равных и содержит элементы критики или другого отрицательного воздействия, постоянный взгляд в глаза усиливает и без того малоприятные переживания партнера и способен спровоцировать более резкое защитное поведение с его стороны, что обычно не в интересах дела. Фронтальное расположение общающихся и близкое расстояние усиливают возможные издержки чрезмерно пристального взгляда; в целом, как показывают исследования, максимальное время, в течение которого прямой взгляд в глаза чужого человека переносится им без дискомфорта, не превышает трех секунд. Конечно, это время усредненное: не очень уверенные в себе люди чувствуют напряжение и беспокойство раньше, а если к этому добавляются какие-то «отягчающие обстоятельства» по другим каналам (скажем, замкнутое тесное пространство, как в лифте), речь вообще может идти не более чем о мгновениях.
Прямой взгляд без «согласия» партнера коррелирует со статусом смотрящего, иногда – с претензией на статус. Это, впрочем, тоже известно давно; Бальтасар Грасиан, например, пишет: «Взор есть тайная сила высочества природного, а не от прикрасы или притвору происходящая. Ему всяк повинуется, а сам не ведает, как, и уступает силе натуральной другого, не зная за что». Ощущение давления и сопряженного с ним подчинения или сопротивления могут сразу, с первых же секунд задать общению неверный тон: «победитель» часто и сам не знает, отчего же собеседник становится все более ершистым или, наоборот, подавленным и в конце концов сводит контакт к минимуму, «уходит в себя».
Даже и не будучи направленным прямо в зрачки партнера, взгляд часто становится – когда нечаянно, а когда умышленно – сильным средством воздействия на поведение. В романе Ф.С. Фицджеральда «Ночь нежна» есть проходная сцена, в которой компания героев разглядывает других посетителей ресторана; разговор идет о том, что «никто не умеет спокойно держаться на людях»: «Недалеко от них хорошо одетый американец и две его спутницы, непринужденно болтая, рассаживались вокруг освободившегося столика. Вдруг американец почувствовал, что за ним следят; тотчас же его рука дернулась кверху и стала разглаживать несуществующую складку на галстуке. Другой мужчина, дожидавшийся места, то и дело похлопывал себя по гладко выбритой щеке, а его спутник машинально мял пальцами недокуренную сигарету. Кто-то вертел в руках очки, кто-то дергал волосок бородавки; другие, кому уцепиться было не за что, поглаживали подбородок или отчаянно теребили мочку уха».
