всего расчетливы! Любовь, восхищение, «Бог» — сплошь уловки последнего самообмана, сплошь совращения к жизни, сплошь вера в жизнь! В мгновения, когда человек становится обманутым, когда он сам себя уже перехитрил, когда он уже верит в жизнь — о, как все в нем ликует! Какой восторг! Какое чувство могущества! Сколько художественного триумфа в триумфе власти!.. Человек снова и еще раз стал господином над «материей» — господином над истиной!.. И сколько бы человек ни радовался, он в своей радости всегда одинаков: он радуется как художник, он наслаждается собой как властью, он наслаждается ложью — как своей властью…
2
Искусство и ничего кроме искусства! Оно великий осуществитель жизни, великий совратитель к жизни, великий стимулятор к жизни…
Искусство как единственная превозмогающая противосила супротив всех воль к отрицанию жизни, — антихристианское, антибуддистское, антинигилистическое par excellance.
Искусство как спасение познающего, — того, кто видит, хочет видеть страшный и гадательный характер сущего, то есть познающего трагически.
Искусство как спасение действующего, — того, кто не только видит страшный и гадательный характер сущего, но и живет, хочет жить, то есть трагически-воинственного человека, героя.
Искусство как спасение страждущего, — как путь к состояниям, где страдание становится желанным, преображается, обожествляется, где страдание есть форма великого восторга.
3
Теперь видно, что в этой книге пессимизм, или, скажем яснее, нигилизм полагается истиной. Но сама истина не полагается ни как высшее мерило ценности, ни тем паче как высшая власть. Воля к мнимости, к иллюзии, к заблуждению, к становлению и перемене (к объективному заблуждению) полагается здесь как более глубокая, исконная, метафизическая, нежели воля к истине, к действительности, к бытию: — последнее само есть лишь форма воли к иллюзии. Точно так же радость полагается более исконной, нежели боль: боль же только как обусловленность, как следственное проявление воли к радости (воли к становлению, росту, формированию, то есть к творчеству: в творчество, однако, включено и разрушение). Описывается высшее состояния утверждения сущего, из которого нельзя вычесть и высшей боли: это трагически-дионисийского состояние.
4
Таким образом, это даже антипессимистическая книга: а именно, в том смысле, что она учит чему-то, что сильнее пессимизма, «божественнее» истины. Кажется, никто еще не обращался к радикальному отрицанию жизни, даже не столько к нет-сказанию, сколько к действительному нет-деланию жизни, с более серьезным словом, чем автор этой книги. Теперь он знает, — он это пережил, он, возможно, только это и пережил, — что искусство стоит большего, чем истина.
В предисловии, в котором как бы приглашается к диалогу Рихард Вагнер, именно это предстает символом веры, евангелием артиста: «искусство как высшая задача жизни, как ее метафизическая деятельность…»
1. Учение об иерархии рангов
395. Я попросту вынужден в век des suffrage universel [100], то есть когда каждому обо всех и вся дозволено судить, снова восстановить иерархию рангов.
396. Установление ранга, понижение ранга зависит только от количества власти, и больше ни от чего.
397. Воля к могуществу. — Какими должны быть люди, чтобы на себе осуществить подобную переоценку. Иерархия рангов как иерархия власти: война и опасность — предпосылки к тому, что ранг будет придерживаться заданных условий. Грандиозный пример: человек в природе — самое слабое, самое умное существо добивается господства, порабощая могущественные, но более глупые стихии.
398. Я различаю между типом восходящей жизни — и другим, типом распада, разложения, слабости. Неужто кто-то думает, что вопрос о рангах между ними вообще может стоять?..
400. Твой ранг решает то количество могущества, которое есть ты; остальное — трусость.
859. Преимущество отстояния от своего времени. Поставлен в стороне, против обоих движений, против индивидуалистской и коллективистской морали, — ибо и первая тоже не знает иерархии рангов и норовит дать одному ту же свободу, что и всем. Мысли мои вертятся не вокруг степени свободы, которую следовало бы предоставить тому или иному, но о степени власти, которую тот или иной над другими или над всеми должен осуществлять, то есть насколько определенное жертвование свободой, даже порабощение, дает базу для возникновения высшего типа.
Если мыслить в самых крупных масштабах: как пожертвовать развитием человечества, дабы помочь появлению на свет высшего, чем человек, рода?
360. О ранге. Ужасное следствие «равенства»: в итоге каждый будет полагать, что имеет право на решение любой проблемы. И всякой иерархии рангов придет конец.
361. Необходимо объявление войны высших людей — массе! Повсюду сплачивается посредственность, норовя провозгласить свое господство! Все, что размягчает, ослабляет волю, требует уважать «народ» или «женственность», — все это действует на пользу всеобщего избирательного права, то есть ведет к господству человека низшего порядка. Но мы проведем репрессии и вытащим все это барахло (которое в Европе завелось вместе с христианством) на свет и на суд.
362. Надобно учение, достаточно сильное, чтобы действовать как средство отбора: укрепляя крепких, расслабляя, парализуя, ломая тех, кто утомлен жизнью.
Уничтожение опустившихся рас. Упадок Европы. — Уничтожение рабских ценностей. — Господство над всей Землей как средство зачинания нового типа. — Уничтожение тартюфства, именуемого «моралью» (а с ним и христианства как истерического вида честности: Августин, Беньян). — Уничтожение всеобщего избирательного права: то есть системы, в силу которой самые низкие натуры предписывают себя в качестве канона и закона натурам высшим. — Уничтожение посредственности и уважения к посредственности. (Односторонних, отдельных — народы, например, англичан, устремить к полноте природы посредством спаривания противоположностей: сюда же смешение рас). — Новое мужество — никаких априорных истин (таковых взыскуют привыкшие к вере!), но свободное подчинение господствующей мысли, для которой пришло время, например, время как свойство пространства и т. д.
2. Сильные и слабые
363. Понятия «сильный и слабый человек» сводятся к тому, что в первом случае унаследовано много сил — такой человек есть сумма; во втором — еще мало — недостаточное унаследование, раздробление унаследованного. Слабость может быть и начальным феноменом: «еще мало»; или конечным феноменом — «уже недостаточно».
Точка приложения, где нужна большая сила, где надо силу расходовать: масса как сумма слабых реагирует медленно… — противится многому, для чего она слишком слаба… от чего она не видит для себя пользы; не творит, не движется вперед…
Это все против теории, которая отрицает сильных индивидуумов, утверждая, что «всё сделает масса». Это разница как между различными «коленами»: между деятельным человеком и массой может пролегать дистанция в пять поколений — хронологическая разница.
Ценности слабых впереди, потому что их переняли сильные, чтобы с их помощью вести…
364. Почему слабые побеждают. — In summa: у больных и слабых больше со-чувствия, они «человечнее»: в
