ТЭФФИ. Демоническая женщина.
------------------------------------------------------
Понятно, что демонические — тоже находка для революции. Из них получались отличные комиссарши.
И началась борьба дикого, слепого в своей ярости, животного начала против человеческого, борьба, которую потом с уничтожающим сарказмом отразил Джордж Оруэлл в своей «Ферме животных», где победившие людей животные выдвигают лозунги:
«ЧЕТЫРЕ НОГИ — ХОРОШО, ДВЕ НОГИ — ПЛОХО!»
«ВСЕ, КТО ХОДИТ НА ДВУХ НОГАХ, — ВРАГ»
«ВСЕ ЖИВОТНЫЕ РАВНЫ» и т.п.
-------------------------------------------------------
ИЛЛЮСТРАЦИЯ:
«ДУНЬКА. Товарищ Кошкин, я до вас!
КОШКИН. В чем дело.
ДУНЬКА. Мне две комнаты нужно иметь, потому что я тоже с хорошими товарищами знакомство веду, она мне одну будуварную отдала, да и из той пружиновую сидушку утащила. Пущай зараз гостильную отдаст! У меня гостей вдесятеро больше бывает. Комиссар Вихорь завтра на кохвей придет. На что он сядет? На что?
КОШКИН. Да вы, товарищ, кто?
ДУНЬКА. Конечно ж, прислуга!
КОШКИН. Так вы должны войти в союз и защищать свои интересы сообща.
ДУНЬКА. Это мне без надобности. Я сама защитюсь.
(Входит Марья)
МАРЬЯ. Где тут они?
ШВАНДЯ. Тебе, гражданочка, кого?
МАРЬЯ. А родимец вас знает, кого. Может тебя. Чай, комиссар?
ШВАНДЯ. Не, не упольне.
МАРЬЯ. А рожа в самый раз. Третий день из деревни, а комиссара не вижу. Только и вижу вот эту чуму в краске! (Дуньке) Ты что ж в чужое, как болячка, нарядилась? Оно на тебя сшито? Ты его заработала?
ДУНЬКА. Значит, на меня. Теперь все народное.
МАРЬЯ. Какое ж оно народное, когда под руками аж лопнуло? Сымай зараз, кобыла!
ДУНЬКА. Отстань, тетка!
МАРЬЯ. Сымай, говорю, тварь!»
КОНСТАНТИН ТРЕНЕВ. Любовь Яровая
------------------------------------------------------
Думаю, этого классика советской литературы нельзя обвинить в клевете или в нетипичности.
Да, женщины революции — это либо жестокие фанатички- комиссарши, либо вот такие шалые и жадные до поживы девки, а имя им — легион…
Но были и промежуточные типы.
------------------------------------------------------
ИЛЛЮСТРАЦИЯ:
«Вот двадцатидвухлетняя Успенская, она окончила петербургскую гимназию, а на высшие курсы не попала. Туг — власть Советов, и весной восемнадцатого года Успенская явилась в ВЧК предложить свои услуги в качестве осведомительницы. По наружности она подходила, ее взяли.
Само стукачество (тогда — сексотство) Крыленко комментировал так, что для себя «мы ничего зазорного в этом не видим, мы это считаем своим долгом… не самый факт работы позорит; раз человек признает, что эта работа необходима в интересах революции — он должен идти». Но, увы. Успенская, оказывается, не имеет политического кредо! — вот что ужасно. Она так и отвечает: «я согласилась, чтобы мне платили определенные проценты» по раскрытым делам и еще «пополам делиться» с кем- то, кого Трибунал обходит, велит не называть. Своими словами Крыленко так выражает: Успенская «не проходила по личному составу ВЧК и работала поштучно». Ну да. впрочем, по-человечески ее понимая, объясняет нам обвинитель: она привыкла не считать денег, что такое ей несчастные пятьсот рублей зарплаты в ВСНХ, когда одно вымогательство (посодействовать купцу, чтоб сняли пломбы с его магазина) дает ей пять тысяч рублей, другое — с Мещерской-Гревс, жены арестованного — семнадцать тысяч. Впрочем, Успенская недолго оставалась простой сек- соткой, с помощью крупных чекистов она через несколько лет была уже коммунисткой и следователем».
АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН. Архипелаг ГУЛАГ
----------------------------------------------------
В двадцатые годы появляется новый тип — женщина-чиновник. Учитывая неимоверно раздутый бюрократический аппарат, можно сказать, что миллионы женщин заняли различные кабинеты и в карательных органах, как Успенская, и в советских, и в партийных, профсоюзных, комсомольских.
Принцип подбора? Он достаточно четко прослеживается в отрывке из «Архипелага». И внешность тоже: «По наружности она подходила, ее взяли». Наверное же, не для кинопроб.
Подобный же тип через некоторое время обосновался в гитлеровских военных, карательных и государственных органах.
Привлечение женщин к подобной работе и службе теснейшим образом связано с понятием «деловая проституция». В виде платы за сексуальные услуги — повышение по службе, премии (из казны, разумеется), различного рода льготы…
Стремителен двадцатый век. Каждое его десятилетие отмечено появлением на арене истории нового женского типа.
Вторая мировая сформировала тип женщины-солдата и так называемый тип «ППЖ» (походно-полевая жена).
Хрущевская оттепель (вторая половина пятидесятых) — после Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве — дала старт триумфальному шествию невиданной во всем остальном мире валютной проституции. Проститутки, разумеется, обслуживают везде прибывающих в их страны чужеземцев, но вот такая разновидность, как валютная, — есть только у нас.
Шестидесятые годы — массовое появление околобогемных «чувих».
Семидесятые — закамуфлированная проституция, связанная с появившейся возможностью выезда за «железный занавес» лиц еврейской национальности.
Восьмидесятые — женщина-политик и «Бизнес-Леди».
Девяностые — женщина-«челнок», перемещающаяся с сумками и чемоданами типа «мечта оккупанта» (очень большими) по всем барахолкам земного шара, так как иных путей сравнительно честного заработка (кроме, естественно, проституции, но… конкуренция просто немыслимая) победившая демократия предоставлять не торопится.
Каждый из этих типов отличается определенными чертами характера, образа жизни, быта, манер и даже внешности, однако нужно признать, что ни один из них не оригинален. История — раскручивающаяся спираль, и каждый виток ее так или иначе повторяет какой-то из предыдущих.
К примеру, разве не было своеобразного цеха околобогемных девиц в прошлые века на Монмартре или в Латинском квартале Парижа?
А еще на заре истории — амазонок?
А туземные девушки разве не получали за сексуальные услуги от матросов капитана Кука стеклянные бусы, которые служили своеобразной валютой?
А маркитантки с товарами?
Да хотя бы взять нынешние конкурсы красоты. Разве проститутки эпохи Ренессанса не устраивали подобные конкурсы? Разница лишь в дизайне сцены и наличии в наше время телевидения.
Все проходит, как было выгравировано на кольце царя Соломона, но и все имеет свойство возвращаться, лишь в слегка видоизмененном обличье.
Меняется мода, техника, архитектура, но природа человека остается неизменной, как и ее проявления — по крайней мере, в подавляющем большинстве случаев.
-------------------------------------------------------
ИЛЛЮСТРАЦИЯ:
«Постепенно переодеваясь во все советское, как в новую шкуру, Клио лихорадочно соображала, что осталось у нее в запасе английского, кроме собственного тела? В английском происхождении собственной души она стала сомневаться — тем более вряд ли душу можно обменять на иностранную валюту в стране советского атеизма. Но Клио недооценивала великой терпеливое™ женщины русских селений, когда та знает, чего хочет.
В очередной раз одарив Клио говяжей вырезкой, Тонечка в ответ на благодарности пробормотала свое казенное: «Ой, да что ты, свои же люди!» Но к себе в комнату не уходила, а все сидела, чего-то выжидая, и мяла уголок скатерти.
Потом, решившись, опустилась рядом с Клио на диванчик, сжала ее руки в своих пухлых ладонях и снова заговорила про семейный идеал, про совместное счастье Клио и Кости без вибратора — поскольку Константин хоть и с загибами насчет рецептов спасения России, но на мужском потенциале у него это никак не сказывается, она-то уж знает, не первый год в этой квартирке проживает…
И снова помолчав, перешла к практическим выводам. Поскольку у Клио с Костей впереди супружеская жизнь до седины волос во всех присутственных местах, а у нее, Тонечки, в этом смысле вдовья бесперспективность, не уступит ли Клеечка своего Костю ей. Тоне, всего на пару часов — для телесного слияния. «Ты ничего дурного не подумай!» — спешила внести ясность Тоня, глядя, как Клио откашливается, поперхнувшись от Тониной просьбы говяжьей вырезкой, со слезами на глазах, то ли от кашля, то ли от унижения…
Муж Тони был инвалид то ли войны, то ли собственной судьбы, по вине которой провел полжизни в исправительно-трудовых лагерях как расхититель народного имущества из пушного кооператива. Тоню он выписал из деревни в качестве домработницы взамен на московскую прописку, но супружеские обязанности, подразумевавшиеся в этом негласном договоре, исполнять отказывался. «Да и не стоит у него ничего, — объясняла Тоня. — Всю сперму жизнью заморозило. Так что мне без заграничного вибратора не будет душевного покоя. Разве что иногда грузчик наш из продмага палку кинет, когда он не в дупель пьяный, а он у нас пьян в дупель семь суток в неделю. И еще разве что с ревизором перепихнешься: но это по работе, бел этого нельзя, разве это любовь? Человек он строгий, семейный, застегнулся и пошел, а где душевная ласка?..»
