Ознакомительная версия.
344
Вопреки утверждениям П. Коста и Р. Мак-Крея, динамика «типов», при использовании СПП, отмечается даже по «Личностному опроснику» Г. Айзенка, хотя вне психотерапевтической работы изменение «типа» (например, с холерика на сангвиника) действительно вряд ли возможно.
Кроме того, случаи избыточной доминанты, тормозящей то или иное поведение человека, могут быть диагностированы в тех случаях, когда речь идет о так называемом «диссоциативном поведении». Этот аспект был отмечен еще И.М. Сеченовым в работе «Физиология нервных центров», где он писал: «Еще большей темнотой окружена другая категория фактов, в которой головной мозг является, по-видимому, органом, способным угнетать невольные движения. Известно, например, что сильная работа мозга в одном направлении делает человека малочувствительным к посторонним для этого круга действия внешним влияниям, которые при других условиях составляли бы сильный повод к развитию движений. Сюда же относятся, может быть, случаи воображаемых параличей». При работе с такими пациентами действительно определяется доминанта, которая обеспечивает торможение соответствующего поведения (симптом). В отношении этой доминанты предпринимаются соответствующие, описанные здесь меры, хотя и модифицированные. Основная же задача диагностического этапа состоит в том, чтобы точно определить то фактическое содержание доминанты, которое скрывается за предъявляемой жалобой (истерическим параличом, глухотой, слепотой и т. п.), после того как оно определено, решение задачи предполагает обычную для таких ситуаций схему действий.
Примером такого использования техники «Объем/Интенсивность» может быть представленная ниже цитата из «Рефлексов головного мозга» И.М. Сеченова: «При частом повторении одного и того же рефлекса с примесью страстности является, наконец, дробление конкретного впечатления. После минуты восторга от общего вида куклы, попавшей в руки ребенку, он начинает анализировать ее. Процесс повторяется, и продукты анализа выступают в сознании ярче и ярче, другими словами, они воспроизводятся при всяком удобном случае легче и легче. Стало быть, восторг от конкретного ощущения уступает место ясности спокойного представления».
Кроме прочих образов можно использовать и тот, что если поведение останется прежним, то человек навсегда останется «невротиком», ему всегда придется ходить по врачам, а со временем ему будет становиться все хуже и хуже.
Торможение должно быть использовано не после того, как динамический стереотип, актуализированный соответствующим апперцептивным поведением, включился в работу (в этом случае «элементарные эмоции», его охраняющие, станут буквально непреодолимым препятствием изменениям; но непременно до того, то есть до соответствующего внешнего воздействия и (или) стимулов (Ск/а), поскольку торможение также является динамическим стереотипом, а в отношении существующего он, будучи новым, слаб. Когда же подлежащий торможению динамический стереотип «столкнется» с уже «включенным» динамическим стереотипом торможения себя, его шансы будут существенно ниже. Иными словами, вновь создаваемый тормозный стереотип, тормозящий существующий дезадаптивный динамический стереотип, должен, во-первых, «запускаться» раньше тормозимого, а во-вторых, повторять его цепь только в части, где запускается этот тормозимый динамический стереотип, то есть в части, где начинается апперцепция стимула, приводящая обычно к дезадаптивному поведению в отношении себя.
Типичным примером этого случая может быть негативное отношение к представителю негроидной расы, при том что «сознательно» человек понимает, что у него нет оснований так относиться к негроиду, более того, он «сознательно» относится к нему позитивно (или нейтрально). Проблема возникает тогда, когда этот «негроид» начинает предпринимать некие действия: ухаживать за белой женщиной, «качать права», добиваться каких-то успехов и т. п. Эти его действия способны актуализировать соответствующие динамические стереотипы «схемы», которые входят в конфликт с динамическими стереотипами «картины» по этому вопросу. Совершенно аналогичная ситуация, отличающаяся лишь содержанием, складывается в отношениях мужчин к женщинам и женщин к мужчинам. Это отношение нетрудно заметить и в отношении представителей одной национальности к другой, одного сексуального поведения к другому, родителей к детям и детей к родителям, учителей к ученикам и учеников к учителям, начальников к подчиненным и подчиненных к начальнику. Список этот можно продолжать бесконечно.
Так, например, А.В. Брушлинский пишет: «Мышление – это неразрывно связанный с речью социально обусловленный психический процесс самостоятельного искания и открытия существенно нового, то есть опосредованного и обобщенного отражения действительности в ходе ее анализа и синтеза, возникающий на основе практической деятельности из чувственного познания и далеко выходящий за ее пределы».
Здесь следует внести уточнение: знак как означающее и знак как свидетельство – не одно и то же, как полагали стоики (с чем отчасти соглашается и У. Эко). Дым действительно может быть свидетельством огня, однако он не является его знаком как означающим. Означающим огня – будет слово «огонь», а означающим дыма – слово «дым». В целом же связь между дымом и огнем относительна, ведь известно же, что, вопреки «народной мудрости», бывает все-таки дым без огня, например в химических опытах. Зубы являются знаком боли или опасности в поведении животного, но только знаком, свидетельствующим, а не означающим, это только «первый образ», по И.П. Павлову, но не слово и даже не его подобие.
Слово на этом этапе, как пишет Л.С. Выготский, «оказывается не чем иным, как одной из вещей в ряду других вещей. Слово есть вещь и объединяется с другими вещами по общим структурным законам объединения вещей».
Именно это обстоятельство позволяет Ж. Пиаже заключить, что «монолог» ребенка (когда он «должен говорить, даже когда он один, и должен сопровождать свои движения и игры криками и словами» (курсив наш, – А.К., Г.А.)) «служит для сопровождения, углубления и вытеснения действия».
«Внутренняя речь, таким образом, – пишет Л.С. Выготский, – даже если мы могли бы записать ее на фонографе, оказалась бы сокращенной, отрывочной, бессвязной, неузнаваемой и непонятной по сравнению с внешней речью».
Именно это положение заключено в п. 2.014 «Логико-философского трактата» Л. Витгенштейна: «Предметы содержат в себе Возможность всех Ситуаций». Комментируя этот пункт, В. Руднев пишет: «Заложенность в Предметах не только всех Положений Вещей, но и всех Ситуаций, […] позволяет представить Предмет как некий прообраз кибернетического устройства с заложенной в нем программой всех возможных действий, включая в данном случае взаимодействия с другими Предметами. Чайник включает в себя не только Возможность греть в нем воду и разливать ее по чашкам, но и Возможность быть фарфоровым, китайским, со свистком, Возможность быть разбитым, если он из глины, или расплавленным, если он металлический. Мы как будто берем все Предметы, записываем в их структуре возможные Положения Вещей и Ситуации, которые могут с ними произойти, и запускаем их все вместе». Иными словами, каждый знак как означающее (Предмет) непосредственно или посредством других означающих включен во все контексты сознания, все тематики, то есть содержит в себе возможности всех отношений.
«Пропозиция», по Л. Витгенштейну, – это предложение в данном конкретном употреблении.
Любая фраза, принадлежащая взрослому, есть «пропозиция», то есть конкретный вариант словоупотребления. Даже когда взрослые указывают ребенку на стол и говорят: «стол», они дают ему пример словоупотребления, которое, кстати, изначально так и воспроизводится ребенком: «Стол» кричит он и тянет руку, едва заметив этот знакомый ему теперь «предмет». Взрослые также говорят: «сядем за стол», «упало под стол», «вытереть стол», «большой стол», «кушать за столом», «еда на столе» и т. д. и т. п. – все это варианты словоупотребления означающего «стол», которые коннотируют ко всем аспектам жизни и деятельности ребенка, ко всем значимым для него отношениям. То есть постепенно ребенок осваивает все варианты словоупотребления слова «стол», еще даже не воспринимая его как означающее, но только как вещь (само слово – «стол»).
По этому поводу Л.С. Выготский пишет: «…ребенок не открывает связи между знаком и значением в самом начале возникновения речи и долгое время не приходит к осознанию этой связи. […] И функция называния не возникает путем однократного открытия, но также имеет свою естественную историю. То, что возникает к началу образования речи у ребенка, есть не открытие, что каждая ведь имеет свое имя, а новый способ обращения с вещами, именно их называние. Таким образом, те связи между знаком и значением, которые по внешним признакам очень рано начинают напоминать благодаря сходному способу функционирования соответствующие связи у взрослого человека, по своей внутренней природе являются психологическими образованиями совсем иного рода. Отнести овладение связью между знаком и значением к самому началу культурного развития ребенка – значит игнорировать сложнейшую, растянутую более чем на целое десятилетие историю внутреннего построения этой связи».
Ознакомительная версия.
