Но если мы заглянем за этот слой в ту часть образа мира, которая ближе к простейшим взаимодействиям, то поймем, что договариваться мы можем, по сути, о двух вещах: или об образе действия, или об образе вещи.
Когда мы договариваемся об образе вещи, то на самом деле мы договариваемся об имени этой вещи, или, точнее, какой образ нам привязать к определенному имени, чтобы другой нас понимал. Значит, вытаскивал из памяти тот же образ, когда будет названо это имя. Не думайте, что это было понятно только каким-то особенным старикам-докам из мазыков. Это общее место для всей русской народной культуры.
*****************************
Побасенка из сборника «Северных сказок» Н. Ончукова[3], происходящих, кстати, все из того же Верхневолжья, что и мои мазыкские сборы.
Прибакулочка
Шел мужик из Ростова-города, стретилса ему, идет мужичек в Ростов-город; сошлись и поздоровались.
— Ты, брат, откудова?
— Я из Ростова-города.
— Что у вас хорошего в Ростове деитца?
— А что, у нас Ваньку Кочерина повесили.
— А за что его, милова, повесили?
— Да за шею.
— Экой ты, братец, какой беспонятной, да в чем его повесили-то?
— А в чем повесили — в сером кафтане да в красном колпаке.
— Экой ты какой беспонятной — какая у него вина-то была?
— А не было вина-то, он, сударь, не пил.
— Экой ты беспонятной — да что он сделал-то?
— А что сделал — он украл у Миколы подковки, у Богородицы венок с головы.
— Эка, паря, милой Ваня, у его не велика была вина-то, да его и за это повесили.
*****************************
Как видите, русская сказка, то есть русская народная культура не только обыгрывает это сложное явление несоответствия образа вещи ее имени или непонимание образа происходящего действия, но еще и почему-то соотносит это непонимание или глупость с матерной бранью. Однажды мне придется рассказать об этом гораздо подробнее, но и сейчас необходимо сказать, что старики называли самую основу разума «материк», прямо соотнося ее и с взаимодействиями с матерями — родной матушкой и матерью сырой землей — и с матерной бранью. Брань — это не ругань, это война. Матерная брань — это война разума с Дураком. Можно сказать, что это заклятия на изгнания из нас глупости. Смех и матерная брань — два обязательных спутника разума. Два волка, бегущие у ног этого бога, или два ворона, сидящие на его плечах. Но об этом — в другой раз.
Итак, образ вещи может быть очень сложным, требующим действительного обсуждения в деталях. Но это значит, что его творят во время обсуждения. Мы как бы договариваемся во время любого бытового общения о том, какими должны быть образы тех или иных вещей. На это уходит значительная часть нашей жизни. По сути, именно заключение этих договоров и есть образование или обретение культуры. Культура — это договоры о том, какие образы должны соответствовать именам. Именам вещей или именам действий.
Когда мы договариваемся об образе действия, мы действительно должны собрать воедино множество образов простейших взаимодействий или взаимоотношений, чтобы из них и с их помощью собрать образ той вещи, о которой мечтали. Например, образ рая, или своего предприятия.
И получается, что в основе всего искусства договариваться лежат простейшие образы — или образы вещей, как мы их создали во время самых ранних столкновений с этими вещами, или же образы взаимодействий с вещами. Назывались у мазыков такие образы истотами. Истота, если обратиться к Далю, — это истина. Истотное — истинное. Самая основа разума состоит из истот, которые складываются в образ мира. Именно он подсознательно считается нами истинным или образом истинного мира. Все остальное ощущается ложью, а неспособность отличать ложное от истотного — глупостью. Отсюда и рождается у Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь». ...Образ, обретший слово...
И тут пример из Ончукова нам очень полезен. Одна и та же вещь, имеющая одинаковый образ у представителей двух обществ или двух культур, может иметь разные имена. Следовательно, разные имена, то есть разные слова, могут вызывать у членов разных сообществ разные образы. И чем проще этот образ, чем чаще встречается в обыденной жизни соответствующая ему вещь, тем вернее один человек будет считать другого дураком, если тот не понимает имени этой вещи. Точнее, узнает под этим именем другой образ. Глупость — это неспособность понимать простейшие вещи! Но как неоднозначно все это с точки зрения прикладного психолога!
Но этим сложности не исчерпываются. Если некая вещь на этой планете существует в своем определенном виде, то человеческое сознание может сделать с этой вещи образ предельной точности. А может и не сделать. Стоит вспомнить суфийскую притчу о трех мудрецах, в темноте исследующих слона. Для одного слон оказывается шлангом, для другого — столбом, а для третьего — веревкой. Значит, мы вполне можем налететь на то, что не понимаем друг друга или не можем работать вместе, если даже говорим об одном и том же.
Но настоящие сложности начинаются после того, как мы договорились о вещах или именах и уверенно знаем, что видим одинаковые образы. Теперь можно бы и действовать, но у каждого свои образы взаимодействия с этими вещами. И когда мне кто-нибудь предложит свистнуть тебе в ухо, я еще очень и очень подумаю, чем это для меня обернется. Почему? А потому что культура, в которой я рос, позволяет предположить, что «свистнуть в ухо» — это значит издать громкий, пронзительный звук. Но вдруг мое предположение неверно, и от меня ожидается что-то другое?
И культура играет свои шутки с образами простейших взаимодействий. Но еще страшнее то, что сами взаимодействия у каждого записаны по-разному. Если даже мы снимем слой культуры, мешающий пониманию, и «свистнуть в ухо» будет для нас означать, что надо издавать свистящие звуки, а не бить, вдруг окажется, что один умеет свистеть очень громко, а второй, особенно вторая, так и не научился этому за всю жизнь. Она не свистит, а шипит! И значит, для одного «свистнуть в ухо» вызовет образ свиста, а для другого — шипения.
И я вас уверяю, что мы все не имеем очень многих образов действий из числа тех, которые считаются чуть ли не обязательными для человека нашей культуры. Как и очень многих образов вещей или состояний, считающихся прямо неотторжимыми от понятия «человек». У нас не культура, а сплошные дыры!
Значит, прежде чем договариваться, нам придется проверить, есть ли у нас инструменты для взаимопонимания по тем вопросам, о которых мы собрались договариваться. И если окажется, что их нет, придется сначала заняться их восстановлением.
Эта задача во многом и определяет то, как я буду вести дальнейшее изложение.
Что же мы примем за исходные образы, по которым должны будем достигнуть полного и однозначного взаимопонимания при создании своего предприятия?
Законодательство. Законы, регулирующие всю предпринимательскую деятельность, и даже шире. Что значит шире, и почему шире?
Это означает, что, приняв хоть какие-то из законов государства к неукоснительному исполнению, мы вынуждены будем принять и те законы, которые позволяют этим законам существовать. А это, в первую очередь, основной закон любого государства, или Конституция, в котором обычно обговариваются взаимные обязательства граждан и государства. Но что значит выйти на уровень основного закона?
По сути, это означает, что ты начинаешь видеть государство равным себе и потому договаривающимся с тобой. Это, безусловно, расширение сознания. И как только вы его себе позволяете, вы тут же начинаете видеть и все пространство, в котором живет ваше государство. А оно есть мир, заполненный другими государствами. И значит, мы вынуждены будем принять к исполнению и основные законы, управляющие взаимоотношениями между государствами.
Может показаться, что я беру слишком широко или вообще лезу туда, куда можно и не лазить. Лишнее это все!
Нет, не лишнее! Русские уже очень хорошо показали свое хамство, как только вышли на уровень свободного международного предпринимательства. Если мы с вами хотим сделать программистское предприятие, существующее, прежде всего, за счет заказов наших иностранных партнеров, мы должны начать работать на уровне норм международного права. А это означает, что нам потребуется и защита нашего собственного государства, и прекрасные знания того, что из себя представляют другие государства, и умение работать с капиталом, а не только с деньгами. Ни одно государство не уважает предпринимателя, который не может внутренне поставить себя вровень с ним, соблюдая все должное уважение.
Международный предприниматель. Это тот первый и начальный образ, который я предлагаю принять всем, кто действительно захочет вместе с нами создавать задуманное предприятие. Если он принимается, то все остальные рассуждения уже можно будет проверять на соответствие этому договору.
