ее. Если появится риск того, что она навредит себе или другим, мне придется обратиться к ее врачу.
Бриджит настороженно смотрела на меня: доверие между нами возникло не сразу. Я попросила ее рассказать о себе. Она родилась в Германии и была единственным ребенком в семье. Работа ее родителей была связана с разъездами по всему миру. Она получила образование в Великобритании и жила здесь с 16 лет. После выхода на пенсию ее родители переехали в Великобританию. Бриджит говорила с легким акцентом и тщательно подбирала слова. Теперь она волновалась за своего отца. Она очень любила своего мужа Тома и их дочь-подростка, которую она назвала Зельмой в честь матери.
Бриджит была на работе, когда отец позвонил ей и сообщил о сердечном приступе у матери. Он немедленно повез ее в больницу, путь до которой занимал четыре часа. Бриджит рассказала мне о поездке на поезде, о своей панике, незнании, жива ли ее мать. Она вспоминала, как оказалась в больнице и побежала по ярко освещенным коридорам. Наконец, она оказалась в пустой комнате, где лежала ее умершая мать. «Она выглядела как мама, но мама ушла, – прошептала Бриджит. – Это была не она. Я дотронулась до нее, но она была холодной. Она умерла двумя часами ранее». Я заметила, что Бриджит дрожала, и поняла, что холод смерти до сих пор жил в ее теле. Она говорила на автопилоте: разум и сердце работали сами по себе. Она словно рассказывала мне историю о ком-то постороннем.
Ее мать умерла внезапно, поэтому нужно было провести вскрытие, что очень расстраивало Бриджит. Но тогда тело было все еще нетронутым, и Бриджит была рада, что увидела свою мать до похорон. «Я сидела рядом с ней, – рассказала она, – не очень долго. Я поцеловала ее в лоб. Я поговорила с ней». Перед похоронами Бриджит положила любимые розы матери в гроб, одела ее в лучшее платье и положила носки возле ее ног, потому что «она всегда мерзла». Семья договорилась, чтобы тело матери привезли домой перед похоронами. «Мы хотели, чтобы она снова увидела свой сад», – пояснила Бриджит. Они выбрали закрытый плетеный гроб, и вся семья пришла попрощаться. Бриджит не помнила похорон: все прошло как в тумане. Она жалела, что не записала их на видео. Все говорили ей: «Ты такая молодец» и «Ты очень храбрая». Но она не чувствовала себя храброй: ей казалось, что это происходит не с ней. Бриджит будто смотрела сюрреалистический фильм, и ей хотелось проснуться и увидеть маму рядом.
Спустя многие месяцы я узнала, насколько близкими были отношения Бриджит и ее матери. Они ежедневно созванивались, иногда даже по несколько раз. Ее мать писала ей утром и вечером. Это вызвало в моей голове образ грудного вскармливания, но я промолчала, боясь пристыдить ее. Но этот образ помог мне понять их связь. Бриджит все делала ради своей матери, для нее ей хотелось достичь успеха. Если в ее жизни происходило что-то хорошее, первым делом она сообщала об этом маме. Я видела, что Бриджит с трудом подбирает слова, рассказывая об этом. Казалось, какая-то часть ее личности подавляла слова. В какой-то момент она робко произнесла слово «я» и затем прокричала: «Я скучаю по ней!» – словно признание правды могло сломать ее. Но когда Бриджит расплакалась, то осознала, что «поломка», которой она так боялась, стала своеобразным открытием – освобождением.
Чуть позже она сказала ребячливым тоном: «Это моя мама должна успокаивать меня сейчас», – и посмотрела на меня. Я знала, что не заменю ей мать. Никто не заменит ее. Я понимала, как страшно чувствовать такую утрату и как важно каждому из нас уметь успокаивать себя.
На последующем сеансе Бриджит рассказала мне, что она «выла» накануне, и это напугало ее. Но я поняла, что процесс переживания горя наконец-то начался. Она боялась, что будет скучать по маме до конца своей жизни. Бриджит все делала ради похвалы матери и теперь не видела смысла в своих достижениях. Она постоянно повторяла, что именно гордость мамы за нее и ее объятия мотивировали добиваться успеха. После ее смерти Бриджит перестала верить в себя.
Она бралась за работу, на которую ей не хватало времени, хотя знала об этом. Мы вместе попытались понять, что заставляло ее идти на это – фактически наказывать себя. Ответ был связан с контролем над жизнью. Когда Бриджит не работала, то теряла контроль: постоянно тосковала и искала свою маму. Она боялась, что забудет ее образ. Она остро скучала по ней. Бриджит часто прослушивала голосовые сообщения матери: ей хотелось забраться в телефон и найти ее. Внутри нее кипела злость из-за смерти мамы, и она не знала, как избавиться от нее. Бриджит не могла ходить в те места, куда она ходила с матерью. Она даже не могла заставить себя пройти мимо Starbucks, Zara и их любимого ресторана. Бриджит придумывала новые маршруты, чтобы избегать этих мест. Некоторые музыкальные жанры, например опера, успокаивали ее, но остальная музыка лишь вызывала чувство тоски. Когда Бриджит удавалось заснуть, она просыпалась в слезах. Она заставляла себя вставать, но новый день вызывал у нее страх. Лишь пробежки немного притупляли боль, поэтому она бегала каждое утро.
Бриджит чувствовала конфликт между той версией себя, когда ее мать была жива, и своим новым «я», когда матери не стало. Прежняя Бриджит умерла вместе с матерью. Ее муж Том постоянно говорил ей, что позаботится о ней, но он не мог заменить ей маму. Из-за этого он очень расстраивался: он хотел видеть прежнюю Бриджит. Но Бриджит была уверена, что никогда не станет прежней. Теперь она постоянно кричала на мужа. Вела себя так, словно утрата и страдания оправдывали любое поведение. Бриджит забыла о потребностях мужа. Из-за этого Том злился и не реагировал на боль супруги. Они оба оказались в ловушке. Бриджит злилась на дочь Зельму, которая в свою очередь обижалась на нее и скучала по прежней маме. Зельма говорила Бриджит, что та выглядела «убого», и это обижало Бриджит. Она начала отвозить девочку в школу, чтобы наладить отношения между ними, но Зельма не разговаривала с ней, и вскоре Бриджит опять кричала на нее.
Спустя многие недели нашей терапии Бриджит сказала, что «горе заставило забыть ее о благородстве». Горе пробудило в ней «монстра». Я должна была помочь ей объединить разные версии себя. Бриджит чувствовала, что ее старое «я» умерло, но я не была уверена в этом. Я думала, что смерть матери просто пробудила те стороны ее личности, о которых она не знала и которым она,
