Ознакомительная версия.
Михаила Ломоносова в детстве подавляла мачеха, откровенно издеваясь над взрослеющим юношей. Молчание слишком занятого отца, которое юноша воспринял как выбор в пользу жены, превратило комплекс нелюбимого ребенка в кровоточащую рану, зажившую только после формирования в себе личности. Желание учиться у Ломоносова – сублимированная версия поиска любви и признания – как у отца, так и в социальном окружении. Детство сделало это желание болезненным, а самого обладателя наделило повышенной тревогой и мнительностью.
У Шагала с самого начала не складывались отношения с отцом, который видел в старшем сыне будущего помощника. Унижения и оскорбления от отца он терпел с пониманием того, что жизнь родителя неестественно искорежена и искривлена. Но если Шагал-старший подчинился силе обстоятельств и постепенно опускался до животного, то младший носитель фамилии не желал мириться с таким положением и намеревался искать свой собственный путь.
Так же как у Ломоносова, мотивация Шагала выросла из сопротивления обстоятельствам, несогласия жить без любви, без надежды на признание хотя бы каким-нибудь живым существом.
Очень сходные предпосылки рождения личностей у Мэрилин Монро и Галины Вишневской; они берут истоки в вопиющем равнодушии матерей и отказе от них отцов. Оставленные наедине со своими переживаниями, они должны были умереть, не произведя на свет свои личности, погибнуть в вечных льдах людского отчуждения.
Всех их, и мужчин и женщин, оживил один роднящий факт – появление в жизни положительного героя, оптимистично настроенной личности, вселяющей надежду и передающей семя жизни, из которого в конце концов появляется на свет новая личность. У всех этот герой различен по происхождению, а порой их даже несколько. У Леонардо да Винчи минимальный интерес отца к рисованию был закреплен и подхвачен учителем Андреа Верроккьо, подстегнут конкуренцией. У Коко Шанель спасителем оказался мужчина, которого она сумела влюбить в себя и у которого одолжила средства для создания своего имени в бурлящем мире моды. Михаил Ломоносов, хотя и начертал досадные слова о родителях «Меня оставил мой отец / И мать еще во младенчестве», в упорном продвижении по научной лестнице ориентировался на образ деятельного, рассудительного и в значительной степени расчетливого отца. Марка Шагала спасали многие. Сначала мать, поддержавшая начальное стремление сына к живописи; затем жена, выступавшая вдохновительницей и верной музой; и лишь потом, значительное время спустя – медленно появляющиеся ценители экстраординарной живописи. В жизни Мэрилин Монро роль буфера между потерянной девочкой и суррогатом надвигающейся жизни сыграла подруга матери; открытый ею параллельный мир сокрушительного успеха и блистательного счастья стал постоянно преследующим маревом, миражом, застилающим реальность. И хотя счастье оказалось иллюзией, успех все-таки посетил то заброшенное, заблудшее существо, которое позже мир узнал под маской Мэрилин Монро. Наконец, у певицы Галины Вишневской коренные изменения в судьбе произошли благодаря бабушке; славянская доброта, душевность и открытость этой сильной женщины, без преувеличения, спасли девушку от грехопадения и неизбежного конца в виде повторения родительской модели. Бабушкины внушения победили комплексы и дали возможность миру увидеть личность, а самой Галине – ею стать. В этом списке преднамеренно избраны различные судьбы, разные формы влияния и коррекции личности. Фрустрация в жизни этих людей стала этапом перерождения, вхождения в новую плоскость жизни, возможностью очищения и изменения образа. Результатом отсутствия любви и признания явился поиск их в столь отчаянной и настойчивой форме, что никогда не отвергаемым детям трудно было бы поспеть за ними, и тем более конкурировать с ними.
Любопытно и вполне типично для этого контекста воспоминание о противоречивом детстве еще одной женщины незаурядного ума – Софьи Ковалевской. «Иногда я испытываю желание приласкаться к маме, взобраться к ней на колени; но эти попытки как-то всегда оканчиваются тем, что я, по неловкости, то сделаю маме больно, то разорву ей платье и потом убегу со стыдом и спрячусь в угол. Поэтому у меня стала развиваться какая-то дикость по отношению к маме, и дикость эта еще увеличивалась тем, что мне часто случалось слышать от няни, будто Анюта и Федя – мамины любимчики, я же – нелюбимая». Строгий, подобный лишенному эмоций манекену, отец, который «может унизить», «мало обращает внимания» на детей; отстраненная мать и «изоляция от всех домашних» гувернанткой – такое детство могло бы показаться кошмаром. Если бы не удачные попытки обратить на себя внимание, приобрести недостающую любовь какими-то необычными способностями. Например, отменной памятью, уникальными склонностями к фантазиям и размышлениям, появившимся вследствие одиночества. В семь лет ее «забавляло», что она может подсказывать четырнадцатилетней сестре. Позже, добравшись до Лермонтова и Пушкина, она шалела от неожиданно нахлынувшего счастья благодаря новым переживаниям. Появилась щель, шлюз для выхода переживаний, желание жить, «показать себя». Нередко на первый план выходит фрустрация смертельной опасности – вследствие открывшего в детстве знания о своей смертельной болезни или попадания в зону повышенной опасности для жизни. Тогда вопросы и ответы листаются с сумасшедшей скоростью, решения принимаются почти мгновенно, смешивая эмоциональный и интеллектуальный уровни восприятия информации.
Жизнь юного безмятежного футболиста Альбера Камю перевернула смертельная болезнь, признаки которой привели его к поспешной смене дальнейшего сценария. Ему пришлось столкнуться с неожиданно возникшим пасмурным чувством собственной неполноценности, в считаные дни переосмыслить свои возможности, свое предназначение на Земле. Неосознанно он взялся за книги, которые привели его к стойкому желанию изменить форму самовыражения, добиться успеха теперь уже не на спортивном, но на интеллектуальном поприще. Болезнь учит проходить через крайние переживания, и они заметно помогают в достижении успеха.
Выдающийся философ Древнего Рима Сенека Младший из-за опасной болезни был вынужден переписать свою судьбу; оставив многообещающий карьерный рост в Риме, он надолго уехал в Египет. Но продолжительные размышления, глобальный пересмотр системы ценностей, неистребимое желание оставить след в истории привели его к новым знаменательным идеям. Подвергся смертельной опасности в юности и Юлий Цезарь, который попал в списки преследуемых и мог легко лишиться жизни. Человек, сталкивающийся с неумолимым взором смерти, получает такую безупречную встряску, что всегда способен на одно из двух – либо приготовиться к умиранию, в бессилии духа ожидая конца, либо начать жизнь по законам максимально возможной активности.
Похожие потрясения пережили Агриппина Младшая и Екатерина Вторая, Федор Достоевский и Никола Тесла, Стивен Хокинг и Ролло Мэй…
Этот вид фрустрации перекликается с комплексом детского стресса или сильного психического потрясения в годы развития личности. Наиболее ярким примером тут, конечно, будет часто повторяемый пример философа Фридриха Ницше, который вынужден был наблюдать тяжелую болезнь и еще более мучительное умирание отца. Разновидностью такого потрясения нередко становится ранняя смерть одного из родителей. Древнеримский философ Марк Аврелий также рано потерял отца, и его ребенком перебрасывали от одного родственника к другому. Страх смерти или чего-то ужасного, что может с ним случиться, сопровождал его почти всегда; он чувствовал себя сжатым в тисках. Сразу два вида фрустрации пережил изобретатель Никола Тесла. Его одаренный старший брат трагически погиб, когда будущему ученому было лишь пять лет. Наступившая нередкая в этих случаях идеализация способностей умершего создала опасный прецедент состязания с тенью. Это стало сокрушающим психику вызовом для Никола, как в свое время невыносимую боль в сердце вызывала фотография умершего старшего брата у Ван Гога. Стремление к завоеванию родительской любви и намерение соответствовать воображаемому образу брата побудили у будущего знаменитого изобретателя определенный переворот мышления. Он пришел к выводу, что если именно он остался жив, то ему уготована особая миссия. Это чувство еще больше выросло у Теслы после того, как он дважды оказывался у смертельной черты из-за опасных болезней. Согласно его биографу Джону О’Нилу, в первый раз, «когда болезнь достигла критической стадии, врачи оставили надежду спасти ему жизнь». Несколько позже он прошел через черную полосу холеры. И опять «его физическое состояние привело врачей в отчаяние, и они уже не надеялись спасти его». То, что он выжил, создало у Теслы непоколебимую уверенность в своей исключительности и божественном предназначении. Подобную форму фрустрации и последствия синдрома смерти пережила выдающаяся создательница новаторской педагогики Мария Монтессори, решительно «отказавшаяся умереть» в десятилетнем возрасте, утверждая, что ей уготована великая миссия. Кстати, первенцем после мертворожденного ребенка был и Владимир Набоков, один из немногих великих факиров слова. Этот факт сыграл не столь значительную роль, как в жизни Теслы и Ван Гога, но, вне всякого сомнения, не остался не отмеченным писателем. А железный канцлер Отто фон Бисмарк дважды подвергался смертельной опасности во время покушений, и из-за того, что вышел сухим из воды, свято уверовал в свое высшее предназначение, наличие божественной метки.
Ознакомительная версия.
