пытаются восстановить информационную симметрию. Их услуга позволяет покупателям отличать лимоны от персиков и в конце концов вытесняет лимоны с рынка. Напротив, одной из целей ЗДЗ было сделать так, чтобы люди с уже имеющимися заболеваниями не были вытеснены с рынка. Но эта система работает, только пока здоровые люди с низким риском продолжают вкладывать в нее деньги, позволяя страховщикам распределять расходы между людьми с высоким риском. Это помогает сдерживать рост ценовых надбавок, делая здравоохранение более доступным для всех. Вот почему мандат ЗДЗ был так важен для жизнеспособности всей системы.
Ментальные модели из предыдущего раздела (трагедия общих ресурсов, внешние эффекты и т. д.) и из этого (моральный риск, информационная асимметрия и т. д.) – это признаки несостоятельности рынка, при которой открытые рынки без стороннего вмешательства приводят к нежелательным результатам, то есть становятся несостоятельными. Для исправления несостоятельности рынка требуется какое-то внешнее вмешательство. К сожалению, сами эти вмешательства так же могут оказаться несостоятельными и привести к результату, который называется правительственной или политической несостоятельностью.
Антибиотики представляют собой прекрасный пример рыночной и политической несостоятельности.
Как мы писали раньше, злоупотребление может снизить их эффективность как общего ресурса, потому что бактерии эволюционируют и становятся устойчивее каждый раз, когда используется антибиотик. Таким образом, избыточное назначение антибиотиков способствует негативному внешнему эффекту – широкому распространению резистентности к лекарствам.
До появления антибиотиков бактериальные инфекции были основной причиной смерти людей. Скарлатина – осложнение нелеченой стрептококковой инфекции (обычно фарингита) – регулярно убивала детей в начале 1900-х годов. Туберкулез на своем пике стал причиной 25 % всех смертей в Европе. Все, что могло привести к инфекции, от хирургической операции до мелкого пореза, могло стать смертельным.
Если бактерии будут устойчивыми ко всем антибиотикам, масштабные вспышки бактериальных инфекций снова станут реальностью. Вот почему представители сферы общественного здравоохранения хотят вывести из продажи некоторые антибиотики, к которым бактерии еще не выработали устойчивости, чтобы использовать их в случае потенциальной катастрофической эпидемии. Нам нужен запас новых антибиотиков, чтобы защищаться от этих «супербактерий», которых нельзя убить никакими современными препаратами.
Но, чтобы они спасли нас в будущем при катастрофе, их нужно использовать умеренно, то есть только в тех случаях, когда без них никак нельзя обойтись. Ведь каждое их применение увеличивает риск того, что бактерии научатся им противостоять. Допустим, правительство решило проблему злоупотребления такими антибиотиками, разрешив использовать их лишь в безвыходных обстоятельствах.
Мы испытываем явную потребность в создании новых антибиотиков, но при этом их нельзя постоянно производить и продавать. Если их разработка и производство останутся в основном на закрытом рынке, это приведет к правительственной несостоятельности: как фармацевтические компании получат возврат своих инвестиций, учитывая действующее патентное законодательство? Патенты истекут до того, как понадобятся лекарства, успешно уничтожив бо́льшую часть потенциальной прибыли фармацевтических компаний. А еще в этот период все-таки придется постоянно производить какое-то количество препаратов на случай, если они понадобятся. Целые партии лекарств будут постоянно пропадать еще до того, как их станет можно продавать (к сожалению, невозможно рентабельно ограничить крупномасштабные производственные мощности в ожидании пикового спроса).
Такая неопределенность приведет к повторной рыночной несостоятельности из-за серьезного недостатка инвестиций на разработку новых антибиотиков, и все мы сообща станем уязвимыми перед будущими вспышками инфекции. На самом деле большинство крупных фармацевтических компаний задолго до этого полностью прекратит инвестировать в исследования и разработки в этой области.
Согласно отчету 2014 года, подготовленному по запросу Министерства здравоохранения и социальных служб США, существует огромная разница между ценой новых антибиотиков для общественности и их ценой на закрытом рынке. В некоторых случаях, например при ушных инфекциях, ожидаемая цена лекарства на частном рынке на самом деле минусовая, тогда как для общества она составляет около 500 млрд долларов!
Эти будущие антибиотики являются общественным благом (защищают здоровье населения), и поэтому нужны существенные государственные стимулы для исправления этой рыночной несостоятельности. Это может быть расширение патентной защиты или общие затраты на разработки. В противном случае нам грозит трагедия общих ресурсов, поскольку без подобных стимулов мы – безбилетники в разработке этих лекарств, и поэтому их не производят в достаточном количестве.
Никто не знает, когда понадобятся лекарства, а учитывая то, что обычно на их производство требуется десять лет, времени терять нельзя. Смертельная вспышка инфекции может быть не за горами.
В любой подобной ситуации, когда риск и вознаграждение поделены между несколькими объектами, нужно искать непредвиденные последствия, связанные с рисками.
«Лучшие задумки для мышей и людей часто идут прахом», – сказал Роберт Бернс в 1785 году. Другими словами, не всегда все идет по плану. Вспомните Госплан – министерство, которое бо́льшую часть XX века отвечало за централизованное экономическое планирование в Советском Союзе. Одной из его задач была постановка глобальных экономических целей на количество произведенных товаров (зерна, автомобильных шин и т. д.), которые разбивались на производственные цели для отдельных предприятий. В 1990 году экономист Роберт Хейлбронер описал некоторые сложности такой системы в статье «После коммунизма [36]», опубликованной в журнале The New Yorker:
В течение многих лет цели задавались в физических величинах – столько-то ярдов ткани или тонн гвоздей, но это приводило к очевидным затруднениям. Если ткань пересчитывалась в ярдах, ее делали тоньше, чтобы превысить заданное число ярдов. Если производство гвоздей оценивалось по их числу, фабрики производили огромное количество гвоздей, похожих на булавки, а если по весу – то меньшее количество, зато очень тяжелых гвоздей. Сатирический журнал «Крокодил» однажды нарисовал карикатуру на заведующего фабрикой, который гордо демонстрировал свой продукт-рекордсмен – один гигантский гвоздь, подвешенный на кране.
Эту проблему прекрасно описывает закон Гудхарта. «Когда мера становится целью, она перестает быть хорошей мерой» – эта более распространенная формулировка появилась в статье кембриджского антрополога Мерилин Стратерн «Повышение рейтингов: аудит в системе Британского университета» [37] в 1997 году. «Закон» назван в честь английского экономиста Чарльза Гудхарта, который впервые сформулировал его в докладе Резервному банку Австралии в 1975 году: «Любая наблюдаемая статистическая закономерность будет снижаться, как только на нее надавят с целью контроля».
Социальный психолог Дональд Т. Кэмпбелл сформулировал похожий «закон» (известный как закон Кэмпбелла) в исследовании 1979 года «Оценка воздействия запланированных социальных изменений». Он описал эту идею несколько точнее: «Чем больше некий количественный социальный индикатор будут использовать для принятия общественных решений, тем сильнее он будет подвержен давлению коррупции, и тем вероятнее он будет искажать и разрушать социальные процессы, которые призван контролировать».
Оба описывают одно и то же простое явление: когда вы пытаетесь стимулировать поведение людей с помощью измеримой цели,
