Ознакомительная версия.
Тесные, заинтересованные психотерапевтические отношения способствуют и более глубокой, объективной и содержательной беседе с самим собой, поскольку к ней оказывается подключен еще один человек, чьи усилия направлены в наших же интересах. Многих, однако, страшит подотчетность, которой требует терапия. Они принимаются за поиски собственных решений или уклоняются от самоанализа, и этим еще больше вредят себе или тем, кто их окружает. В любом случае мало кто ищет встречи с собой. Скорей уж приглашение на такую встречу вручается посредством внешних или же внутренних обстоятельств, когда ничего не остается, как только задаться вопросом: кто я, каким ценностям служу? Смерть кого-то из родственников, распад близких взаимоотношений, увольнение со службы, серьезная болезнь или ночной кошмар, под утро ворвавшийся в наш сон, – все это или что-то из этого может заставить впервые взглянуть в лицо незнакомцу в зеркале.
Поначалу мы видим в этом отражении лишь то, что хотим увидеть – персону, вовсе не наше Я, коренящееся в инстинктах. То, что мы видим, порой еще называют «условной личностью», приобретенными стереотипами поведения, установками и рефлективными стратегиями, посредством которых мы учились разбираться с житейскими обстоятельствами на пользу себе. Эта условная личность, тесное переплетение адаптаций, может оказаться достаточно удалена от природного Я. Тем не менее «на добро или во вред себе, но раз уж мы зашли так далеко», то сейчас, в настоящий момент нам уже как-то не с руки с ней расставаться. Впрочем, у жизни есть свой способ призвать к отчету эту условную личность. Для большинства подобная судьбоносная встреча окажется событием шокирующим и обескураживающим. Одна 60-летняя женщина, муж которой задержался на перегруженной автомагистрали из-за проливного дождя, впервые в своей жизни испытала паническую атаку. За те два часа, что мужа не было дома, она передумала все: продать дом, переехать куда-то в незнакомое место, а также впервые встретилась лицом к лицу со своими тайными страхами о том, что ее могут бросить. Решив быть честной с собой, она поняла, что пришло время исследовать свои зависимости и эти тайные страхи. Другой мой знакомый держался мнения, которое непосильной ношей лежит на плечах большинства мужчин, что внешний успех является показателем значимости. Всю жизнь он успешно взбирался по карьерной лестнице, но, поняв, что поднялся на самый верх в своей корпорации и никаких «повышений» просто уже не может быть, скатился в депрессию. Для обоих этих людей встреча с собой стала полной неожиданностью, обнаружив тот факт, что прекрасно отлаженная во всем остальном жизнь на самом деле очень уязвима, что их условная личность – не более чем осенняя паутина, парящая над пропастью сомнения и страха.
Еще один мужчина всю жизнь боролся с чувством стыда, которое, по его мнению, досталось ему в наследство от неблаговидных поступков отца. Приняв на себя немыслимо завышенный моральный и профессиональный кодекс, он и мысли не допускал, что его жизненная позиция может оказаться компенсацией за судьбу другого человека. Всю жизнь он героически нес эту реактивную ношу, пока не стал задаваться вопросом, почему теперь уже его сыновья выросли в отчуждении от своего отца. Стремясь искупить мнимую «приобретенную вину», он взвалил все тот же немыслимый комплекс ожиданий на своих детей, тем самым оттолкнув их от себя. Все эти добрые души продолжали жить, словно чужие сами себе, подстроившись под силу ранней психологической травмы и оставаясь узниками адаптивных стратегий.
Тот, кто не сумел открыть для себя истину, что наше путешествие столь непрочно, не разглядел всеобъемлющей силы необходимых адаптаций к первичной травме, остается во власти некоей формы самообмана, который все равно рано или поздно выявят психе, судьба или последствия наших действий. То, как мы поступим вслед за этим, сыграет решающую роль в переписывании нашей личностной истории. Едва ли кому-то доставит удовольствие столкнуться с «ложным я», тем необходимым измышлением, которым в свое время мы так дорожили, теперь веры ему уже не осталось. Естественно, мы будем избегать этих неприятных истин как можно дольше и начнем углубленный диалог с собой только тогда, когда истощение или крушение планов станет очевидным или дезориентацию уже невозможно будет больше отрицать. Однако к этой так долго откладываемой встрече с душой нужно относиться серьезно, по достоинству оценив ее, поскольку уровень сознания, который мы привносим в такие моменты, будет иметь решающее значение для всей оставшейся жизни – и для нас, и для тех, кого мы любим.
В предыдущей главе уже отмечалось, что мы вынужденно совершаем условные прочтения всего того, что преподносит судьба. Со всей неизбежностью их следствием становятся неправильные истолкования мира, его сверхперсонализация и излишняя склонность к обобщению. Это «неправильное прочтение», конечно же, основывается на ограниченном жизненном опыте ребенка или подростка, суженном видении альтернатив и способностей к экспериментированию вне рамок семьи или племенной сферы. Именно поэтому бедность, наркомания, общественное неравенство и т. п. оставляет на судьбе ребенка неизгладимый след. Эти силы, не имеющие ничего общего с врожденным потенциалом души, теснейшим образом связаны с судьбой, социальной несправедливостью и той тонкой мембраной, что отделяет душу от окружающего мира. И даже если впоследствии получится доказать себе, что эти влияния не имеют с нами ничего общего, никак не связаны с бесконечной, драгоценной душой, что заключена внутри нас, психологическая травма все равно уже нанесена. Уже сделан вклад в мифологически заряженную систему ценностей, называемую «условной личностью» со всеми ее неправильными прочтениями себя и мира.
И от этой склонности к излишнему обобщению страдает каждый из нас. Определенные корневые переживания быстро становятся перцепциями, психологическими установками, прочтением себя и мира. С течением времени, многократно повторяясь и подкрепляясь, они обретают внутренний «статус» и начинают управлять тем, как мы рефлективно функционируем в мире. Ключевое слово здесь рефлективно. Пожалуй, из всех каждодневных обязанностей, которые стоят перед нами, едва ли не все сто процентов выполняются рефлективно. Внешние стимулы или внутренние побуждения активируют старые «прочтения» мира, и мы привычно реагируем на них. Как иначе могут формироваться паттерны? Ведь никто из нас поутру не встает со словами: «А вот и новый день наступил! Начну-ка я его с повторения все тех же идиотских поступков, уже совершенных мною в прошлом». Однако именно так мы и поступаем, ибо столько всего делается «на автопилоте», по накатанной колее, что мы снова и снова оказываемся худшими своими врагами.
И снова же невозможно переоценить мудрость авторов греческих трагедий. Каждая из них по-своему обыгрывает всеобъемлющее признание: «Я – творец своей жизни. Это был мой выбор. И, какой бы сокрушительной ни была лавина немыслимых последствий, она – не что иное, как плод моих поступков». Смирение, заявленное в этом признания, в конечном итоге порождает мудрость. В устах Мэри, матери из автобиографической пьесы Юджина О’Нила «Долгий день уходит в ночь», это звучит следующим образом:
Хочешь не хочешь, а приходится принимать все то, что жизнь преподнесла нам. Оно совершается своим чередом еще до того, как тебе это стало понятно. А потом оно заставляет тебя делать еще что-то и еще, пока, наконец, не станет между тобой и тем, кем бы ты хотел быть, и ты уже никогда не будешь самим собой[14].
Неподдельное сожаление звучит в словах Мэри. Оно знакомо многим, взглянувшим в лицо миру, который они непреднамеренно создали сами, позволив этим бессознательным силам проявить себя во всей своей красе. Как ни печально, но порой лишь к концу жизни плоды этих бессознательных выборов становятся очевидны. Один из наиболее красноречивых примеров мы находим еще в XIX веке, в повести Толстого «Смерть Ивана Ильича». Имя это можно в свободном переводе на английский передать как Джон Джонсон, или Обыкновенный человек. Иван Ильич живет, строго придерживаясь моральных норм своего времени, привычно принимая ценности мира, вместо того чтобы искать свои собственные. Поэтому и от жизни он ждет, что ее течение и дальше будет приятным и ровным. Неожиданно выясняется, что он болен неизлечимой болезнью. Далее его ждет обычная последовательность: отрицание, гнев, торг, уныние и, наконец, принятие – впрочем, ему все же приходится задаться вопросом о смысле всей своей жизни. Только в эти последние дни, в период уничижительного страдания и раскаяния, он начинает жить как по-настоящему самосознательная личность. Да, он умирает, но именно такой поворот к большим вопросам, большим затруднениям – вот что оказывается для Ивана Ильича спасением. Так судьба подводит его к более осмысленному свиданию с загадкой собственной жизни. По-видимому, вряд ли вообще возможно подлинное творение жизни без определенного осознания подобных материй. Однако едва ли найдется кто-то из нас, кто добровольно придет к подобного рода смиренному сознанию. Обычно к нему приходится волочь силком, как нашего брата Ивана Ильича.
Ознакомительная версия.
