Представьте, что вас пригласили на совещание к вашему боссу. Вы не знаете, чему оно будет посвящено, и вам неизвестна его повестка дня. Секретарша вашего босса, назначая время совещания, сказала вам, что «оно очень важное». Как вы станете реагировать: будете ли вы выглядеть испуганным, разгневанным или печальным; придете ли вы в возбуждение или проявите безучастность; что вы скажете и как себя поведете, — все это будет иметь важнейшее значение для конечного результата. Будете ли вы полагаться на свои эмоциональные реакции или, если это необходимо, на свою способность контролировать эмоциональное поведение; примете ли вы чего–нибудь для храбрости до начала совещания или же проглотите таблетку диазепама?
Трудно не вести себя эмоционально, когда ставки высоки, и такое поведение часто наблюдается в тех случаях, когда мы испытываем сильные эмоции. Наши эмоции обычно оказываются нашими лучшими проводниками, направляющими наши действия и указывающими, что именно подходит для данной ситуации; однако так бывает не всегда и не с каждым. Иногда возникают моменты, в которые мы не хотим действовать или говорить под влиянием наших эмоций.
Но если бы мы могли на какое–то время отключить наши эмоции, то наши дела пошли бы хуже, так как окружающие нас люди могли бы подумать, что мы проявляем обособленность или даже бессердечие.[63] Испытывать всю полноту наших эмоций, искренне тревожиться о происходящем вокруг нас и одновременно вести себя таким образом, который мы и другие люди не считаем слишком эмоциональным, иногда бывает очень трудно. А некоторые люди сталкиваются с совершенно противоположной проблемой: они испытывают эмоции, но не выражают их так, как этого ожидают другие люди, или же не выражают их вовсе, в результате чего окружающие думают, что они чрезмерно себя контролируют.
От нас не зависит, как мы выглядим и какие звуки мы издаем или что мы оказываемся вынуждены делать и говорить, когда становимся чуть более эмоциональными, чем хотели бы быть. Но мы можем научиться обуздывать наше эмоциональное поведение, о котором бы мы стали сожалеть впоследствии, таким образом, чтобы сдерживать или смягчать наши выражения, чтобы предотвращать или ограничивать наши действия и слова. Мы можем также научиться не быть чересчур сдержанными, не выглядеть неэмоциональными, если в этом состоит наша проблема. Было бы еще лучше, если бы мы могли научиться выбирать, как нам следует переживать и выражать наши эмоции в конструктивной форме.
Мы можем обратиться к далекой древности и воспользоваться описанием сдержанного человека, сделанным еще Аристотелем, в качестве стандарта того, что является конструктивным эмоциональным поведением.[64] Наши эмоции должны проявляться в надлежащем количестве, быть соразмерными вызвавшему их событию; они должны проявляться в подходящее для этого время и таким способом, который соответствует эмоциональному триггеру и обстоятельствам его возникновения; они должны выражаться правильным образом, так, чтобы не причинять вреда.[65] По общему признанию, это очень абстрактные идеи, но они действительно объясняют причины, по которым мы впоследствии сожалеем о своем поведении. В главе 3 рассказывалось о том, что дает импульс эмоциям и как ослабить горячие триггеры эмоций, для того чтобы они не всегда вызывали у нас эмоциональное возбуждение. Но предположим, что это не удалось и эмоция уже возникла. Тогда возникает вопрос: можем ли мы сами выбирать то, что мы говорим и делаем? Когда мы переживаем период невосприимчивости — период, в течение которого мы не имеем доступа к информации, которая бы изменила его, что мы чувствуем, — мы не хотим подавлять наши эмоции. Все, что наши эмоции заставляют нас делать и говорить, кажется нам оправданным и необходимым.
Если мы попытаемся контролировать наши действия и слова, то начнется борьба между нашими обдуманными, сознательными усилиями и нашим непроизвольным, эмоциональным поведением. Эта борьба будет наиболее острой у тех из нас, кто переживает эмоции намного быстрее и намного сильнее, чем другие. Иногда все, что мы можем сделать, — это уйти со сцены. Но даже это в каких–то эмоциональных эпизодах может потребовать от некоторых людей огромных усилий воли. По мере накопления практического опыта смягчать наше эмоциональное поведение становится все легче и легче, но все равно для этого требуются время, концентрация сил и понимание ситуации. Подобно тому как имеются факторы, определяющие, как и когда может быть ослаблен горячий триггер, существует также и набор родственных факторов, определяющих, когда мы с наибольшей вероятностью преуспеем в смягчении нашего эмоционального поведения. Когда нам не удается добиться такого смягчения, а время от времени это не удается каждому из нас, то тогда мы можем предпринять ряд мер для извлечения выгод из этой неудачи, которые позволят снизить вероятность повторного фиаско.
Прежде чем я обращусь к этим двум вопросам — как смягчить наше эмоциональное поведение и, если это нам не удается, как мы можем учиться на сделанных ошибках, — мы должны разобраться, что мы пытаемся смягчить: что такое эмоциональное поведение и с какими сигналами, действиями и внутренними изменениями оно ассоциируется.
Нам нужно также понять, как возникают различные эмоциональные поведения и как мы можем влиять на этот процесс. Мы начнем с сигналов, с выражений эмоций.
Сигналы об эмоциях, подаваемые другими людьми, часто определяют, как мы интерпретируем их слова и действия. Их выражения эмоций также вызывают нашу ответную эмоциональную реакцию, а она, в свою очередь, окрашивает нашу интерпретацию того, что говорит человек и как мы представляем себе его мотивы, установки и намерения.
В предыдущей главе мы познакомились с Элен, которую рассердил ее муж Джим, заявивший, что вечером он не может забрать их дочь из школы. Элен воскликнула: «Почему ты не предупредил меня заранее?» Джим, возможно, не рассердился бы на нее в свою очередь, если бы не заметил признаков раздражения в ее голосе и на ее лице. Но и одних ее слов могло бы оказаться достаточно. Более мягкий способ высказывания той же претензии мог бы выглядеть следующим образом: «Мне хотелось бы, чтобы ты предупреждал меня о таких вещах заранее» или «Что помешало тебе сказать мне об этом не в самый последний момент?» Второй вариант указывал бы на то, что Элен догадывается, что должна быть какая–то причина, вынудившая Джима создать ей это неудобство. Но даже ее более мягкое восклицание не ослабило бы напряжение, если бы она произнесла его с раздражением в голосе и на лице.
Даже если бы Элен не сказала ничего, выражение ее лица подсказало бы Джиму, что она рассержена, так как эмоции не являются чем–то сугубо личным. Большинство наших эмоций имеют особые сигналы, сообщающие другим людям, что мы чувствуем. Мысли, напротив, являются абсолютно приватными. Никто не знает, думаете ли вы о матери, об увиденном телевизионном шоу или об изменении портфеля ваших инвестиций, если только эмоции не смешиваются с вашими мыслями, как это часто бывает в действительности. Нет никакого внешнего сигнала, сообщающего людям о самом факте наших размышлений, не говоря уже об их содержании. Иначе обстоит дело с эмоциями. Хотя люди различаются по степени своей экспрессивности, эмоции не являются невидимыми или безмолвными. Люди, которые смотрят на нас и слушают, что мы говорим, могут сказать, что мы чувствуем, если только мы не предпринимаем согласованных усилий по сокрытию выражений наших эмоций. Но и в этом случае какие–то следы эмоций все равно могут сохраняться и быть обнаружены другими людьми.[66]
Нам не всегда нравится, что другие могут знать, что мы чувствуем; ведь даже самые открытые люди время от времени предпочитают держать свои чувства в себе. Возможно, Элен не хотела дать Джиму понять, что она рассержена, но ее лицо выдало бы ее, даже если бы она сумела заставить себя промолчать. То, что мы подаем сигналы о возникающих эмоциях, является одним из проявлений нашего эволюционного наследия. По–видимому, на протяжении истории человека как биологического вида было полезнее, чтобы другие люди знали, какие эмоции мы переживаем, независимо от нашего желания или нежелания сообщать им об этом. В случае с Элен ее раздраженный взгляд мог бы подтолкнуть Джима к объяснению причины, по которой он не предупредил жену заранее: «Дорогая, я знаю, что создам тебе проблемы, но у меня нет выбора: когда ты была в ванной, мне позвонил босс и велел обязательно присутствовать на экстренном совещании». Теперь, когда Элен знает, что Джим не игнорировал ее интересы, ее гнев стихает. Но ее гнев мог бы не исчезнуть до конца, если бы, как я упоминал в главе 3, она имела другие причины для возмущения или если бы они импортировала в данную ситуацию свой гнев, обусловленный ее детским опытом взаимоотношений с властным старшим братом.
