Газеты не могли не опубликовать эти обращения – один раз. А потом ежедневно писали, даже в тех же самых номерах, – шахиды, мусульмане…
Мониторинг десяти главных изданий показал, что не выполняются ни Федеральный Закон «О средствах массовой информации», ни законы, запрещающие пропаганду межнациональной розни, ни «Кодекс профессиональной этики российского журналиста». Объяснения, которые дают руководители СМИ, или откровенно циничны, или имитируют наивность. Когда главного редактора «Московской правды» Ш. Муладжанова спросили, несут ли, на его взгляд, журналисты ответственность за то, что они публикуют, он ответил, что журналисты «вообще немного безбашенные. Это нормальное качество, которое необходимо журналисту, иначе от него толку мало будет» [42, с. 131].
Это и есть политическая технология, поскольку Муладжанов сформулировал критерий отбора кадров для нынешних СМИ – они должны быть «безбашенными», то есть людьми, не имеющими ни знаний, ни совести, ни убеждений. «Иначе от них толку мало будет»! Из этого и видно, какой «толк» нужен хозяевам СМИ. Именно таким людям начальство может задать самую подлую и антинациональную трактовку событий. Сегодня такой журналист подстрекает подростков к убийству «кавказцев», завтра с таким же пылом требует казни этих подростков как «русских фашистов», а послезавтра обвиняет чуть ли не в фашизме и саму власть, которая приговаривает этих подростков к «слишком мягкому наказанию».
В качестве оправдания говорится о невежестве журналистов в вопросах этнических отношений. В.Р. Филиппов пишет: «Очень часто интолерантные интерпретации проистекают не из желания возмутить этноконтактную ситуацию или выплеснуть на печатные страницы собственные фобии, а из элементарного этнологического невежества, из имплицитной приверженности примордиалистской доктрине. (Чаще всего журналисты и сами не ведают о том, что они примордиалисты, как известный мольеровский герой не догадывался о том, что он говорит прозой» [43 с. 119].
Казалось бы, невежество в таких вопросах, особенно в момент острого кризиса межнациональных отношений в стране, должно было бы считаться признаком полного служебного несоответствия журналистов. Ведь они работают с опасными материалами. Представьте себе, что профессиональное сообщество врачей вдруг признается невежественным в вопросах медицины. Ведь это катастрофа для общества и государства, власть должна сразу объявлять чрезвычайное положение – ведь она выдает врачам дипломы и лицензии. Этот факт должен стать предметом политических дебатов и общественного диалога. В отношении сообщества журналистов – никакой реакции! Ни власти, ни профессионального сообщества, ни руководства самих СМИ.
Когда об этом спрашивают управляющих, они дают издевательские ответы. Вот интервью Филиппова с тем же Муладжановым, который сразу объявляет, что он противник обучения журналистов азам этнологии. Филиппов говорит: «Правительство Москвы готово (если, конечно, редакции наиболее влиятельных газет и журналов поддержали бы такого рода инициативу) обучать журналистов основам этнологии на курсах повышения квалификации. Вы бы послали своего сотрудника на такие курсы, будь они организованы за счет Правительства Москвы?» Муладжанов: «Нет. Если бы меня очень сильно попросили, может и послал бы. Но потом человек, которого я послал, приходил бы ко мне и жаловался на то, что у него нет времени… Кроме того, профессионалов-журналистов очень сложно заставить учиться, у большинства из них есть убеждение, что они знают все. В этом смысле журналисты – одни из самых невменяемых» [43, с. 117–118].
Муладжанов, возглавляя газету, которая ведет подрывную работу против России, валяет дурака. У него, видите ли, журналисты «безбашенные» и невменяемые – ну что с ними поделать! Но других он не желает, а этих на курсы ликвидации безграмотности не пошлет. Но за его наигранной наивностью – страшная для всех нас проблема. Страна отдана во власть невежественной, но злобной профессиональной группы, которая охотно выполняет роль поджигателей «молекулярной» этнической гражданской войны. Эта группа владеет мощным информационным оружием и обращает его против всего общества. А государство обеспечивает этой группе режим наибольшего благоприятствования. Положение очень сложное, и силы, которые стремятся сохранить национальный мир, должны создавать новые, нетрадиционные способы противодействия поджигателям. Пока что эти силы в отступлении.
Этнологи пишут: «Общество должно искать эффективные рычаги воздействия на те средства массовой информации, которые, руководствуясь желанием расширить читательскую аудиторию и увеличить тиражи, объективно выполняют роль катализатора межэтнической розни и этнического экстремизма» [38, с. 18]. Без помощи государства создать такие «рычаги» очень трудно, но это надо делать, учитывая опыт перестройки, когда такие попытки захлебнулись[224].
Конечно, СМИ – лишь один винтик в машине, которая блокирует процесс собирания гражданской нации в России. Но винтик важный – когда людям непрерывно «капают на мозги», это незаметно действует на сознание практически каждого человека. В целом некоторые социологи оценивают ситуацию так: «На основании анализа результатов различных исследований можно было бы заключить, что общественное мнение в России отдает приоритет ассимиляционной модели, закладывая таким образом своеобразную мину замедленного действия» [26]. Другие считают, что нет достаточных оснований видеть в «мигрантофобии» какой-то скрытый националистический проект, она может быть следствием вызванного кризисом стремления к «социальной и национальной изоляции», то есть выражать изоляционистские настроения [41]. Иными словами, в последние годы возникло неустойчивое равновесие.
Его стараются сдвинуть в сторону русского этнонационализма, как это и произошло наглядно во время событий в Кондопоге. В те дни дискуссии в Интернете в основном шли под лозунгом: «Поддержим Кондопогу!» Имелось в виду поддержать тот тип реакции, которая была проявлена в Кондопоге в ответ на инцидент со смертельным исходом, имевший этнический компонент (драка в чеченском ресторане и ее продолжение, в ответ – «символический» поджог и погром, затем митинг). Компромиссом была поддержка не погрома, а митинга с требованием «выселить мигрантов кавказской национальности из района».
По сути, митинг требовал от власти провести маленькую этническую чистку конкретного района. Это требование предполагало наказание на коллективной этнической основе, введение норм «прямой демократии» (принятия правовых решений на митингах), дискриминацию по национальному признаку («выселить незаконных мигрантов кавказской национальности», а «рынок передать лицам славянской национальности»).
В целом власти смогли перевести конфликт в спокойное русло, хотя иногда допускали в своей риторике неопределенность. Так, в какой-то момент власти Кондопоги признали допустимость рассмотрения незаконных требований митинга, а глава республики С. Катанандов говорил о «нашем народе» и «чужом народе». В свою очередь, Рамзан Кадыров в Чечне заявил о намерении защищать «своих граждан». ГУВД Иркутской области сообщило, что ОМОН проверил «частопосещаемые места Ленинского района Иркутска на предмет выявления выходцев из Северо-Кавказского региона, незаконно находящихся на территории России». Но все это были точечные сбои на фоне проявленной государственной властью медлительной устойчивости.
Поддержка требования депортации «мигрантов» означала неосознанную легитимацию расчленения РФ. Ясно, что если населению ряда регионов страны запрещается по этническому признаку передвигаться по территории государства – при том, что созданный в государстве экономический порядок не дает возможности вести хозяйство в своем регионе, – то эти регионы вынуждены и имеют право отделиться. Требование о депортации «мигрантов» надо принимать в контексте кризиса. Как уже говорилось, в 1990 г. максимальная разница в среднедушевом доходе между регионами РСФСР составляла 3,5 раза. И сейчас эта разница остается запредельно высокой (11,7 раза в 2004 г.). Запретить в этих условиях миграцию – значит вообще подорвать в ряде регионов возможность ведения того образа жизни, который принят в стране, а это и есть шаг к ее расчленению. Уже сейчас происходит быстрая архаизация жизни населения многих регионов. За время с 1990 по 2004 г. разница между регионами в розничном товарообороте на душу населения выросла от 3,1 до 27 раз и в объеме платных услуг от 3 до 53,1 раза[225].
Выполнение государством подобных митинговых требований означало бы переход от власти коррумпированной к власти криминальной, поскольку требование о депортации (граждан РФ!) и этнической чистке находится в таком конфликте с законами РФ и международным правом, что его выполнение немыслимо без сращивания властной верхушки с криминальными силами или без подчинения им.
