Мое детство пришлось на 1920–1930-е годы. Мы с семьей жили в калифорнийском городке Торранс, и я, будучи ребенком, доставлял немало хлопот не только своим родителям, но и всей округе, за что, однако, почти ни разу не поплатился. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, благодаря старшему брату Питу я круто изменил свою жизнь. Он очень вовремя подсказал мне, как преобразовать мое умение быстро убегать от полиции в талант профессионального бегуна, – и я сразу понял, что это занятие может оказаться для меня своего рода «спасательным жилетом». В 1934 году, когда мне стукнуло семнадцать, я установил мировой рекорд среди школьников, пробежав милю за 4 минуты 21,2 секунды в предварительном забеге к чемпионату штата Калифорния.
Окончив школу в 1936 году, я стал членом американской олимпийской сборной в забеге на пять километров, соревнуясь в смертельную жару за первое место с Доном Лэшем в отборочном туре. В Берлине, куда съехалось множество выдающихся бегунов, я оказался восьмым (Лэш пришел тринадцатым), но я первым из команды пересек финишную черту. Гитлер отметил тот факт, что я пробежал последний круг за 56 секунд, и захотел меня увидеть лично. «А, мальчик, который бежал быстрее всех», – только и сказал он.
С 1936-го по 1940-й я учился в Университете Южной Калифорнии, где продолжал заниматься бегом. В 1938-м на чемпионате в Миннеаполисе я установил рекорд Национальной ассоциации студенческого спорта, который держался в течение пятнадцати лет, пробежав милю за 4:08,3. Хотя в 1939 году я бежал немного медленнее, тем не менее снова выиграл забег. На Олимпиаде в Токио в 1940-м я планировал побить рекорд, пробежав милю за четыре минуты: по всем прогнозам, шансы я имел неплохие. Но началась Вторая мировая война, и мои мечты канули в Лету.
Я начал работать в компании Lockheed[2] в Бербанке. Во время обеда я часто видел, как на местном аэродроме один за другим взлетают и садятся самолеты P-38. От этого дух захватывало – я захотел стать пилотом и записался в Армейский воздушный корпус, но был признан непригодным, после того как не смог выполнить фигуры высшего пилотажа в воздухе. Поэтому я стал бомбардиром. Нас расквартировали на Гавайях. Я участвовал во множестве воздушных боевых операций по всему тихоокеанскому театру военных действий и однажды чудом избежал смерти, когда наш самолет B-24 по прозвищу «Супермен» был обстрелян во время налета на остров Науру.
При выполнении спасательной операции неподалеку от атолла Пальмира, находящегося в восьмистах милях к югу от Гавайских островов, 27 мая 1943 года, у B-24, в который мы запрыгнули в самый последний момент (рухлядь, непригодная для использования в боях), отказал двигатель, когда мы пролетали над океаном на высоте восемьсот футов. Самолет рухнул в Тихий океан. Я оказался в ловушке в фюзеляже самолета, когда он начал тонуть. Я уже начал прощаться с жизнью.
Но чудесным образом я выжил. Всплыв на поверхность, я увидел, что пилот Фил (Расселл Филипс) и стрелок Мак (Фрэнсис Макнамара) тоже живы. Все вокруг полыхало, остальные восемь человек из экипажа погибли. Я связал между собой два спасательных плота, оказал первую помощь Филу, получившему ранение в голову, а потом просто стал ждать, пока нас найдут.
Но никто не появился.
Наш стрелок запаниковал и в первую же ночь, пока мы с Филом спали, съел все запасы шоколада. Теперь у нас не было никакой еды. Проходили день за днем. Однажды нам удалось поживиться альбатросом, случайно присевшим на наш плот. В дело шли и те немногие рыбешки, что не успели достаться акулам. А однажды мы поймали пару маленьких акулок и устроили настоящее пиршество, набросившись на их печень. Было тяжело защищаться от солнца, а когда у нас закончились и без того скудные запасы питьевой воды, мы могли пополнять их, только если шел дождь. И все же в этой неравной борьбе за жизнь у нас было одно преимущество – наши светлые головы. Благодаря осознанному поведению, помогавшему мне в мою бытность атлетом, а также той мудрости, которой я научился у профессора физиологии в Университете Южной Калифорнии, мне удавалось сохранять ясность мыслей и помогать не раскисать Филу.
На двадцать седьмой день мы заметили в небе самолет. Спасатели? Нет, какой-то японский истребитель. Он снизился и сделал несколько заходов из пулеметов по нашему укрытию. Мы ныряли под воду, чтобы укрыться от пуль, и в то же время держали наизготовку кулаки на случай, если к нам слишком близко подплывут акулы. Мы-то уцелели, а вот наши плоты, изрешеченные пулями, следовало хорошенько залатать и подкачать. Кроме того, мы стали объектом интереса для одной белой акулы.
Спустя тридцать три дня умер Мак, которого мы похоронили в море. Мы же с Филом продолжали бороться за жизнь.
К тому времени я уже начал делать то, что сделал бы любой, попав в безысходную ситуацию: в полном отчаянии я молил Бога вмешаться, говоря ему: «Я обещаю искать Тебя и служить Тебе, если Ты позволишь мне выжить».
Через сорок шесть дней мы оказались в двух тысячах миль к западу от Маршалловых островов. Нас – истощенных, на грани смерти, переживших страшный шторм – спасли японцы на сорок седьмой день.
Поначалу они вели себя достойно, но вскоре отношение изменилось, впереди были два с половиной года пыток и унижений в многочисленных лагерях. Особенно отличился старшина Мацухиро Ватанабэ, психопат и жестокий тюремщик по прозвищу Птица. Ему казалось, что чем сильнее он будет меня избивать, тем быстрее я начну делать пропагандистские радиопередачи для японцев. Но я не сдался.
Мы с Филом пережили войну и, когда она закончилась, вернулись домой. В прессе обо мне писали как о герое. Хотя для меня герои – это те, у кого нет рук или ног или кто геройски погиб, а также те семьи, которые остались без кормильцев. А ведь таких было много. Но поскольку я был олимпийцем и знаменитым спортсменом, пережившим нечто невероятное, ко мне проявляли повышенное внимание. Не могу, правда, сказать, что мне это не нравилось.
Вот что мне действительно не нравилось, так это то, что я никак не мог найти свое место в жизни и страдал от того, что сегодня называется «посттравматическим стрессовым расстройством» (ПТСР). Чтобы как-то компенсировать растущую фрустрацию и побороть желание отомстить за все ужасы, выпавшие на мою долю, я стал пить, часто ввязывался в драки, страдал от раздутого эго и заниженной самооценки. Меня постоянно мучили кошмары, в которых я пытался убить Птицу.
Каким-то чудом мне удалось собраться; я встретил девушку своей мечты, Синтию Эпплуайт, и женился на ней. Но со временем меня подхватил безжалостный водоворот мыслей, из-за которого я покатился по наклонной и потерял почти все, что мне было дорого: жену, семью, друзей. Однако прежде чем достичь дна, я вдруг обрел веру – в прямом и переносном смысле подняв глаза и увидев на одной из улиц Лос-Анджелеса под каким-то навесом молодого священника по имени Билли Грэм, читавшего проповедь. С пьянством моментально было покончено. С курением тоже. И никаких драк. Это случилось в 1949 году. С тех пор я больше никогда не видел во сне Птицу.
Надо понимать, что решение посвятить свою жизнь Богу – какой бы веры вы ни придерживались – не означает незамедлительного безграничного счастья. Мне предстоял тяжелый труд. Я боролся с унынием и сомнениями и пытался примириться с тем, что со мной произошло, ведь долгие годы я воспринимал право на жизнь как нечто само собой разумеющееся.
Моя вера росла и крепла. Спустя год я вернулся в Японию. Я искал встречи со своими бывшими тюремными надсмотрщиками – я знал, что теперь они сами сидели в тюрьме как военные преступники, но я был исполнен решимости простить их всех, глядя прямо в глаза. Самая сложная вещь на свете – это умение прощать. Ненависть грозит саморазрушением. Ведь испытывая ее к кому-то, вы вредите не этому человеку, а себе. Прощение же обладает настоящей целительной силой.
Я и Птицу хотел простить, но он числился пропавшим без вести. А возможно, покончил жизнь самоубийством.
Когда я вернулся домой, я вспомнил обещание, данное мною на плоту. Наконец я обрел Господа и теперь собирался служить Ему. И свое слово я сдержал. Больше шестидесяти пяти лет я занимаюсь служением Богу и рассказываю свою историю.
И никогда не переставал дивиться результату.
Меня часто спрашивают, будь у меня шанс, прожил ли бы я свою жизнь так же. Я и сам не раз задумывался об этом – но не дольше пяти секунд. Когда я думаю о своем детстве хулигана, травмах, пытках и многочисленных смертельно опасных ситуациях, в которых побывал, мой ответ, безусловно, нет. Это было бы безумием.
Однако все испытания, выпавшие на мою долю, и то, что я сумел с ними справиться, закалили меня и привели к долгим годам душевного спокойствия, в течение которых я научился спокойно воспринимать трагические обстоятельства прошлого. Эти годы обернулись для меня вознаграждением. Мне посчастливилось пережить невероятные приключения и получить уникальные возможности, обрести потрясающую семью, друзей и поклонников по всему миру. Вот это все я бы с радостью повторил.
