Прошло время. Ему уже за тридцать. Он давно не учится, живет случайными заработками. Говорят, что последнее время он стал много пить. Внешне он по–прежнему самоуверен, собирает книги по специальности, говорит, что вскоре будет вновь восстанавливаться на факультете. Но подробный разговор с ним легко обнаруживает, что К. остался прежним, он ставит нереальные задачи вместо реальных, спасает свою самооценку довольно легкими и дешевыми приемами, обвиняет во всем не себя, а обстоятельства (кстати, поначалу очень для него благоприятные). Под конец разговора он спрашивает о своем бывшем сокурснике: «Неужели Р. стал доцентом? А ведь на первом курсе он меня слушал с открытым ртом…»
…Когда думаешь о людях, подобных К., всегда становится грустно и искренне жаль неиспользованных талантов, умелое развитие которых принесло бы и пользу людям, и счастье их обладателям.
Описанное строение уровня притязаний, кроме того что оно не обеспечивает полноценного приспособления, ориентации в меняющихся условиях, ведет к искажению и второй функции уровня притязаний, а именно к нарушению самооценки, своего «я». Ведь психически уравновешенный человек защищает свою самооценку уже одним тем, что может легко разводить идеальную и актуальную цели. Потерпев поражение, он способен отнести его к неудаче в выполнении именно данной актуальной цели, а не к краху своих высоких идеальных притязаний своего «Я». «Всякое поражение неприятно, но это не конечное отступление. В моих силах сделать, чтобы в будущем, в идеале я добился здесь успеха» — примерно так начинают восприниматься тогда неудачи. Лишь при этих условиях не только могут сохраниться, несмотря на трудности и поражения, прежние притязания и порой высокая самооценка, но они становятся и необходимым, важным двигателем развития личности. Самолюбие и притязания требуют обязательного преодоления неудач, если не сразу, то через определенное время, когда разовьются и укрепятся соответствующие способности и задатки. Таким образом, вырабатывается крайне нужное в жизни умение более пли менее объективно оценивать возникшую ситуацию, увидеть ее не только в актуальной сиюминутности, но и в развернутой временной перспективе и найти возможность постановки посильных реальных целей, успешное выполнение которых приблизит в будущем к идеальной.
Люди же психопатического склада, мало дифференцируя разноуровневые цели, видят в каждой ситуации как бы непосредственное испытание своего «Я» и потому так зависят от внешних оценок, болезненно реагируют на экспериментально и жизненно вызванные успехи и неуспехи. У них часто отсутствует умение стать в позицию отстранения не только по отношению к своим актуальным потребностям, к текущей деятельности, но и по отношению к себе самому, ко всей ситуации в целом.
Случается норой, правда, что психопаты могут трезво и даже не без самобичевания и самоиронии оценивать себя и свои действия. Но эти оценки высказываются, как правило, относительно уже прошедших действий, либо как зарок не повторять ошибок в будущем. Однако в очередной жизненной (причем не обязательно экстремальной, стрессовой) ситуации, в очередной «захватившей» человека деятельности с удивительным постоянством появляются характерные нарушения. Отсутствие своевременной коррегирующей позиционности, возможности сторонней более–менее непредвзятой оценки всей ситуации в целом сплошь и рядом оборачивается многочисленными малыми и крупными неудачами, промахами, нелепостями, которыми обычно столь богата судьба психопатической личности и которые, по известной формуле К. Шнейдера, либо заставляют страдать других людей, либо самого психопата.
Высказанная здесь гипотеза о недифференцированности реальных и идеальных целей как объяснительного принципа многих феноменов психопатоподобного поведения носит еще предварительный, требующий проверки и уточнения характер. Однако уже сейчас она позволяет предположить единый механизм, лежащий в основе целого ряда накопленных клинических и экспериментальных фактов, рассматриваемых обычно обособленно (например, такие часто встречающиеся характеристики людей психопатического склада, как лабильность самооценки, непродуктивность стиля жизни, неспособность раскрыть свои задатки, скачкообразность кривой уровня притязаний и др.).
Полученные данные могут иметь и общепсихологическое значение, если их рассматривать как основу для выделения существенного критерия полноценного развития личности. До тех пор, пока «хочу и могу», «хотел бы и мог бы», идеальные и реальные цели не разъединены, слиты (точнее — когда связь между этими двумя ориентирами настолько жесткая, что справедливо говорить о слитности), речь может идти лишь о психологической незрелости личности. Этот момент, на наш взгляд, должен привлечь внимание воспитателей и психологов. В жизни любого человека, особенно в период становления его личности, притязания устремляют ввысь, а неудачи, трудности, тянут, к земле. Извлечь правильные уроки из того и другого, избежать трагедии Икара и не погрязнуть в плоской обывательщине — трудное искусство, совершенствоваться в котором надо всю жизнь.
Личностно зрелым можно назвать не того, кто уверенно приспосабливается к среде по законам житейского разума, считая это главным, равно как и не того, кто громко заявляет о своих высоких идеалах, не будучи, однако, в состоянии приложить себя к реальной жизни. Зрелось, как правило, подразумевает достаточно высокие идеальные устремления, но в то же время готовность, добросовестно выполнять самые скромные земные задачи ради этих высоких устремлений. Причем в последнем случае отвлечённые, казалось бы, нравственные идеалы не есть лишь красивые, тешущие самолюбие, но практически бесполезные украшения, обрамления реальных действий; они — необходимое условие, момент, во многом определяющий ход человеческой жизни, его стабильность, его социальную, общественную продуктивность. Достаточно сказать, что возникающие между мотивами конфликты не могут быть полностью разрешены, сняты иначе, как появлением более высокого по иерархическому уровню мотива. «Только идеальный мотив, т. е. мотив, лежащий вне векторов внешнего поля, способен подчинять себе действия с противоположно направленными внешними мотивами», — пишет А. Н. Леонтьев, и далее следует очень важный вывод: «Психологический механизм жизни–подвига нужно искать в человеческом воображении» (1975, с. 209) т. е. в идеальных устремлениях, далеко выходящих за рамки конкретных действий, в умении подчинять свою реальную, земную деятельность этому воображению и идеальным устремлениям.
Итак, на основании анализа понятий, введенных в работе Ф. Хоппе, мы можем утверждать, что изменения притязаний и целеполагания тесно зависят от того, как будет решен в конкретной деятельности нередко возникающий конфликт между реальными и идеальными целями субъекта. Умение своевременно разводить реальные и идеальные цели во многом определяет зрелость, уравновешенность личности, надежную защиту самооценки, рациональную тактику и стратегию целеполагания.
Напротив, слияние, недифференцированность реальных и идеальных целей может приводить к серьезным психологическим и жизненным последствиям, препятствующим полноценному формированию личности. В заключение выскажем некоторые самые общие и сугубо предварительные замечания о возможных истоках такого, назовем его условно, психопатоподобного развития целеполагания.
Важной предпосылкой недостаточной дифференцированности реальных и идеальных целей иногда является, по–видимому, неустойчивость, лабильность нервных процессов, все то, что образует нервность, «взволнованность», легкое подключение вегетативных компонентов эмоций.
Это предположение подтверждается наблюдениями над любым сильно взволнованным человеком. В этих случаях также прослеживаются слияние идеальных и реальных целей, действия по типу «думать некогда, доставать надо», легкая внушаемость, зависимость от внешних оценок и одновременное упрямство, резкие изменения от надежды к отчаянию и т. п. Наклонность к такой «взволнованности» — нередкий спутник становления личности в подростковом и даже юношеском возрасте, когда, кстати сказать, во многих случаях можно легко наблюдать отдельные признаки психоподобного целеполагания. Со временем, когда нервные и психические процессы стабилизируются, состояния выраженной «взволнованности» возникают крайне редко и лишь в связи с. особыми, чрезвычайными обстоятельствами. Однако людей психопатического склада легкая предрасположенность к «взволнованности» может сопровождать порой всю жизнь (часто психопатия собственно и вырастает из «детской нервности»), и для ее возникновения бывает достаточно более чем скромных поводов. В основе такого предрасположения обычно лежат те или иные функциональные неправильности нервной системы, которые закрепляются в пределах анатомически исправного мозгового аппарата (Ганнушкин, 1964).
