Японский учитель дзена Сяку Соен не таясь рыдал из-за кончины близкого человека. Прохожий посмеялся над ним и сказал: «Разве ты не должен быть выше скорби о жизни и смерти?» На это Сяку ответил: «Напротив, выражая свою печаль, я поднимаюсь над ней». Речь идет о трансцендентности, то есть тут мы вступаем в духовную сферу. Безусловно, приятно осознавать, как тесно переплетены в нас естественное и сверхъестественное.
СЛЕЗЫ СМЕРТНОГО ПУТИ
Лепестки мака:
Как безмятежно
Падают они.
Очи Этсуджин
В «Энеиде» римского поэта Виргилия Эней посещает храм Юноны в Карфагене. Там на глаза ему попадается фреска с изображением событий Троянской войны. Он видит своих товарищей, павших в кровавой битве, в которой тоже участвовал. Эней восклицает: «Sunt lacrimae rerum», что ирландский поэт Шеймас Хини перевел так: «Жизни суть наполнена слезами». Скорбь – неотъемлемая часть человеческого существования, поскольку все, что мы видим вокруг, преходяще.
Буддийское учение называет мимолетность жизни «одним из признаков обусловленного существования». Мимолетность отражает основную данность жизни – будут изменения и будет конец, спутники скорби. Никто не избежит их. Никто не защищен от утрат. Никто не вправе утверждать: «Со мной такого не случится». Все мы можем оказаться в одних и те же непредвиденных обстоятельствах. Стремление к стабильности и уверенности – попытка обрести хоть что-то постоянное, долговечное, но она обречена на поражение. Долговечность противоречит принципу эволюционизма, согласно которому развивались мы сами и все, что нас окружает. Удивительным перипетиям нашего вечно меняющегося мира сопутствуют именно мимолетность и непостоянство.
Все мы иногда чувствуем себя незащищенными. Желание абсолютной защиты диктуется той же тягой к постоянству и стабильности. Оплакивая наши утраты, принимая ненадежность и изменчивость жизни, мы приходим к настоящему освобождению. Стоит раз и навсегда принять учение о мимолетности, чтобы скорбь стала духовной практикой.
Эней видит фреску в храме верховной богини, в то время как гостит у Дидоны, царицы Карфагена. Герой осознаёт мимолетность и изменчивость жизни, когда его утешают божественные и земные силы. Он переживает свою боль в заботливых женских объятиях. Так мы часто находим отраду в печали: в любящих, животворных объятиях божественных сил нам проще принять жизнь такой, какая она есть, принять смертность всего сущего, какой бы внезапной она ни была, принять утраты, даже самые несправедливые.
Эней отметил, что слезы повсюду. Стоит увидеть, что печаль внутри нас существует во всем, что нас окружает, и мы найдем в этом долгожданное утешение, ведь мы не одиноки в своей скорби. Ощущение близости и единения положит конец нашей изоляции, в которой любая утрата превращается в невыносимое горе. Теперь мы знаем, что земная юдоль – общая для нас всех: всей природы, всех людей. Благодаря этому нам проще пережить смертность и изменчивость, и мы говорим об этом не с гнетущей мрачностью, а с улыбкой и даже благоговейным почтением.
Когда ты обряжаешься в смерть, словно в платье, то проникаешься ее ценностью – и учишься высоко ценить жизнь. И в других людях я видела больше как чудесных, так и чудовищных сторон, мало-помалу принимая новые ценности: заботу, верность, умение зреть в корень. Кей Джеймисон, «Беспокойный ум»[14]
Глава 5. Гнев
Уж лучше дать свободу языку
И высказать, что в сердце накопилось.
У. Шекспир, «Укрощение строптивой»[15]
Бывает, гнев охватывает нас внезапно, без предупреждения, как взрыв. Наш партнер затевает перепалку (или ссору инициируем мы сами). Его задевает какая-то мелочь. Понятно, что она одна не могла вызвать такую бурную реакцию. Значит, мы вступаем в битву с триггерами.
Согласно словарю, гнев определяется как раздражение, сильное негодование, порой вызванное несправедливостью. Мы возмущаемся, злимся на несправедливое отношение к нам или к другим. И эти чувства совершенно нормальны. Вполне уместно злиться на непорядочное поведение. Однако, как мы увидим в этой главе, можно проявлять гнев ненасильственным, контролируемым образом. Мы хотим, чтобы на нашу борьбу за справедливость обратили внимание. А это осуществимо только в том случае, когда человек, с которым мы общаемся, услышит наши слова и поймет наши чувства без страха и угрозы. Чтобы создать атмосферу защищенности, особенно в отношениях с близкими, нужно использовать такие ресурсы, как уважение, самоконтроль и уместное выражение сильных чувств. Для этого нужна практика, о которой мы и поговорим.
Напомню, что префронтальная кора головного мозга обуздывает эмоции и корректирует их проявления, чтобы мы могли принять плодотворные решения. Когда триггер заставляет нас разозлиться, в игру включается миндалина. Она сканирует местность на предмет угроз и стимулирует гнев (или страх), чтобы мы эффективно справились с проблемой. Поскольку миндалина также представляет собой хранилище ранних эмоциональных воспоминаний, мы воспринимаем сегодняшнюю угрозу с той же остротой, как много лет назад, когда были беспомощным ребенком. Когда это происходит, когнитивным процессам сложно мобилизовать свои резервы для борьбы с триггерами, пока мы не вернем себе осознанный покой – а его гнев обычно уничтожает. То есть мы можем получить доступ к ресурсам, когда вернем себе осознанность. И этому навыку можно научиться.
ЭТО ГНЕВ ИЛИ АГРЕССИЯ?
Следует различать адекватный гнев (чувство) и агрессию – театральность, истеричную вспышку, несдержанность. Первый всегда под контролем, вторая – выходит из-под контроля. Сложно поверить, что мы способны сохранять спокойствие, даже когда злимся, но это вполне реально, если каждый день практиковать осознанность. Мы научимся воспринимать происходящее, каким бы неприятным оно ни было, со спокойным пониманием и объективностью.
Мы злимся на телесном и эмоциональном уровнях. И это можно делать в приемлемых рамках – настойчиво, решительно, но без агрессии. Мы высказываем свое отношение к несправедливому поступку, но делаем это с уважением. Это и есть настойчивость. Мы не переступаем черту и не набрасываемся на людей с угрозами, оскорблениями, насмешками и враждебностью. Это чистой воды агрессия.
Иногда мы испытываем на себе гнев или агрессию со стороны других людей. Как и все прочие чувства, гнев – форма общения. Человек, выбравший агрессию, не намерен вести диалог: он хочет нас обругать. Гнев же информирует, поэтому стоит внимательно к нему присмотреться и прислушаться. Он открывает диалог. Агрессия, напротив, нацелена на то, чтобы заткнуть нам рот и унизить. В случае ассертивного гнева мы воспринимаем людей, которые спровоцировали нас, как равных, а не как мишень для нападок. Гнев предполагает равенство. Агрессия – это угроза, она превращает человека в жертву нашей ярости.
Иногда нам кажется, что мы боимся гнева, но на самом деле мы опасаемся агрессии. Адекватный гнев привлекает наше внимание, и мы включаемся в активное общение. Мы внимательно слушаем, потому что искреннее чувство стимулирует и лимбическую систему, и префронтальную кору. Когда на нас сыплются агрессивные оскорбления, маскирующиеся под гнев, реагирует только лимбическая система. И мы защищаемся. У нас есть все основания опасаться за свое благополучие и ждать физического насилия. Это ощущение угрозы – результат запугивания. В данном случае речь идет не о настоящем гневе, а о желании на нас надавить. Нам навязывают страх и защитную реакцию, потому что агрессия предполагает конфронтацию и злонамеренность, стремление навредить. Гнев же продиктован благими намерениями. В нем нет страха, это искреннее и открытое чувство, которое ведет к общению, а не соперничеству.
