Ознакомительная версия.
Страдающие СДВ могут совершенно нормально фокусировать внимание на деятельности и событиях, которые новы, непривычны, обладают высоким стимулирующим воздействием, интересны или пугающи. Это выглядит так, будто для концентрации внимания им необходима стимуляция, и поэтому они водят мотоциклы, ходят на страшные фильмы, занимаются рискованной деятельностью и имеют склонность конфликтовать с близкими.
Они играют в игру, которую я называю «ищем проблемы на свою голову». Если они расстроены, они могут сфокусироваться и даже зациклиться на проблеме. Эта особенность часто обманывает окружающих, даже врачей, поскольку если вы способны уделять внимание вещам, которые вам нравятся, пусть даже таких вещей совсем немного, то люди думают, что у вас не может быть СДВ. Они полагают, что вы просто ленивы.
Отвлекаемость — еще один общий симптом. Большинство из нас способны блокировать мысли о вещах, о которых нам не нужно думать в данный момент, но этого не происходит у страдающих СДВ. Если кто-то уронил карандаш за три ряда от них, их внимание немедленно переключается на карандаш. Люди с СДВ, как правило, очень чувствительны. Они ненавидят ярлыки на одежде, часто бывают чувствительны к прикосновениям и могут плохо спать ночью, поскольку слышат в доме малейшие звуки. Отвлекаемость негативно отражается на способности женщин иметь оргазм. Что требуется для оргазма? Сосредоточение! Чтобы он случился, необходимо сконцентрироваться на чувствах достаточно долго. После лечения СДВ сексуальная жизнь многих людей становится лучше.
Страдающие СДВ обычно дезорганизованы. Их комнаты, письменные столы и школьные сумки часто находятся в таком беспорядке, что они вечно опаздывают. Вы можете узнать их среди своих коллег, это те, что всегда опаздывают на 10 минут и порой появляются с большим стаканом кофе в руках. Люди с синдромом СДВ склонны помогать себе такими стимуляторами, как никотин и кофеин.
Многие страдающие СДВ обладают качеством, которое я называю слабым внутренним контролем. Они сначала говорят или делают, а потом думают. По этой причине они попадают во множество переделок.
У них бывают проблемы с долгосрочными целями. Для них важен текущий момент. Не то, что будет 5-10 минут спустя, а то, что происходит сейчас. Они откладывают до последней минуты необходимые дела, но им трудно откладывать пенсионные сбережения. Такой подход к жизни, который я называю кризис-менеджментом: их жизнь протекает от одного кризиса к другому.
Для людей с синдромом СДВ верно утверждение: чем больше они стараются, тем хуже все получается. При проведении ОФЭКТ на томограммах мы видим, что мозг в состоянии покоя обычно нормален, но когда пациент пытается сконцентрироваться, активность в передней части мозга понижается (см. рис. 6.1 и 6.2).
Стимулирующие препараты, по всей видимости, предотвращают такое отключение, и человек может нормально сосредоточиться. (Это приблизительно, как поставить ногу на педаль газа, чтобы машина ехала медленнее.)
Существует множество мифов и неверных концептов в отношении СДВ. Вот лишь некоторые из них.
Миф 1: СДВ — это очередное модное поветрие или совершенно новое расстройство. Но такой синдром был описан в медицинской литературе более 100 лет назад. Действительно, 50 лет назад немало кому ставили диагноз СДВ, но такие люди существовали, и их часто наказывали в школе, на них вешали ярлык трудного или ленивого ребенка.
Миф 2: все перерастают СДВ ко времени полового созревания. Около половины людей, имевших этот диагноз в детстве, сохраняют его симптомы во взрослом и даже преклонном возрасте. Я лечил семьи, где СДВ наблюдается в трех и даже в четырех поколениях. Однажды я лечил шестилетнего мальчика, его маму, дедушку и 94-летнюю прабабушку. Когда прабабушка пришла в мой кабинет, я спросил, что ее привело ко мне. Она ответила: «Я хочу дочитать газету. Мне никогда не удавалось прочитать газету до конца». После лечения, месяц спустя, она снова пришла на прием с широкой улыбкой и сообщила, что дочитала свою первую книгу.
Миф 3: СДВ — незначительная проблема. Однако 35 % таких детей, не получивших лечения, не могут закончить высшую школу. Согласно одному исследованию, 52 % взрослых и тинейджеров без лечения от СДВ будут употреблять наркотики или злоупотреблять алкоголем. А согласно другому исследованию, 43 % из этих гиперактивных мальчишек будут арестованы за тяжкие преступления ко времени своего 16-летия. Кроме того, 75 % людей с синдромом СДВ, не получивших лечения, страдают от межличностных проблем. Почему? На своих лекциях я часто спрашиваю аудиторию: «Кто из вас состоит в браке?» Большая часть аудитории поднимает руки. «Помогает ли в семейной жизни привычка говорить все, что думаешь?» Аудитория смеется. «Конечно, нет, — продолжаю я, — отношения требуют такта, продуманности. Но когда у вас снижена активность во фронтальной части головного мозга, как у страдающих СДВ, вы склонны говорить первое, что приходит вам на ум, и это задевает чувства других людей».
Я часто повторяю, что мозг — коварный орган. У всех бывают странные, безумные или глупые мысли, о которых не должны знать другие. Лобные доли нашего мозга защищают нас от того, чтобы мы высказывали эти мысли вслух. Они действуют как мозговой контролер. Однажды я был на конференции вместе с одной моей подругой, страдающей СДВ и повреждением мозга. Прямо перед нами сидели две женщины с явным ожирением и обсуждали свои проблемы с весом. Одна женщина сказала другой: «Я не знаю, почему я такая толстая. Я ем, как птичка». Моя подруга взглянула на меня и сказала достаточно громко, чтобы нас слышали: «Ага, как кондор»[28]. Я взглянул на нее в полнейшем смущении. Перепуганная, она закрыла рукой рот и сказала: «О Господи, я сказала это вслух?» Я утвердительно кивнул, но женщины в негодовании пересели от нас подальше.
Миф 4: СДВ по большей части мужской синдром. Ряд исследований указывают на то, что СДВ у девочек бывает практически так же часто, как у мальчиков, но его реже диагностируют, поскольку в отличие от Кэйтлин девочки обычно не гиперактивны. Они тоже страдают от симптомов СДВ и не достигают полного раскрытия своего потенциала. Их расценивают как ленивых, либо не очень умных.
Хотя Бринн, моя старшая дочь, была идеальным ребенком, по правде говоря, я никогда не считал ее умной. Мне стыдно говорить об этом, но так я чувствовал. Мне приходилось снова и снова учить ее простым вещам, и до пятого класса она не могла запомнить своего расписания. Моя коллега тестировала ее, когда Бринн была в третьем классе и, в принципе, подтвердила то же самое — Бринн не очень умна (она выразилась иначе, но я понял ее). Тем не менее психолог утверждал, что у Бринн будет все в порядке, поскольку она весьма упорно работает. И действительно, в 8-м классе Бринн получила президентскую стипендию. Правда, не за академические успехи, а за усердие.
Однако в 10-м классе все начало разваливаться. Она училась в подготовительной школе колледжа, и просиживала за домашними заданиями до часу или двух часов ночи. Однажды ночью, когда Бринн учила биологию, она пришла ко мне в слезах и сказала, что никогда не станет такой же умной, как ее друзья. Это разбило мне сердце.
На следующий день я достал ее первую томограмму, сделанную в возрасте восьми лет. Когда в 1991 году я только начинал работу по сканированию мозга, я обследовал этим методом всех, кого знаю, в том числе троих своих детей, мою мать и самого себя. В то время у меня был опыт изучения всего 50 томограмм. А к тому моменту, о котором я рассказываю, я уже просмотрел тысячи томограмм. И снова глядя на старую томограмму Бринн глазами опытного специалиста, я ужаснулся увиденному. У нее была низкая общая активность мозга, и особенно в области лобных долей.
В тот вечер, придя домой, я рассказал Бринн об этом и сказал, что хочу сделать новую томограмму. Поскольку эта процедура требует инъекции, Бринн запротестовала: «Я не хочу сканирования, пап. Ты только и думаешь о нем». Но я все же детский психиатр и умею договориться с детьми. Я знал, что это очень важно, и поэтому спросил, чего мне будет стоить возможность получить ее томограмму. Она сказала мне, что хочет телефонную линию в свою комнату. Мне пришла в голову мысль, что, возможно, она гораздо сообразительнее, чем я думал. Результаты нового обследования ОФЭКТ были фактически идентичны результатам Бринн семилетней давности. Я плакал, увидев это.
На следующий день я ввел Бринн слабую дозу соответствующих медикаментов я провел повторное сканирование ее мозга, и его работа оказалась нормализованной. Проблемы с учебой не имели никакого отношения к природному интеллекту Бринн. Низкая мозговая активность ограничивала ее доступ к ресурсам собственного мозга. Я назначил ей лекарство в малых дозах, а также ряд добавок.
Ознакомительная версия.
