Ознакомительная версия.
Работа, связанная с аналитическим лечением, позволяет выявить переживания архетипической природы, требующие своего выражения и оформления. Разумеется, это не единственная возможность для осуществления такого рода опыта; архетипические переживания нередко возникают спонтанно, и притом отнюдь не только в случае «психологически мыслящих» людей. Нередко о самых удивительных снах и видениях мне доводилось слышать от людей, в душевном здоровье которых не мог сомневаться даже специалист. Переживание архетипа люди часто оберегают как самую глубокую личную тайну, так как чувствуют, что оно задевает сокровеннейшие глубины их существа. Это – своего рода праопыт «не-Эго» некоторого внутреннего оппонента, вызывающего на спор. Понятно, что в таких случаях прибегают к помощи параллелей, причем случается так, что первоначальное событие перетолковывается в духе заимствованных представлений. Типичный случай такого рода – видение Троицы у брата Николая из Флюе[62] или видение многоглазой змеи у св. Игнатия, которое он истолковал сначала как божественное, а затем – как дьявольское явление. С помощью таких иносказательных толкований подлинное переживание замещается почерпнутыми из чужого источника образами и словами, а также воззрениями, идеями и формами, которые, как это бывает, выросли не на нашей почве и связаны главным образом не с нашим сердцем, а лишь с нашей головой, которая даже не может их отчетливо помыслить, так как никогда не смогла бы их изобрести. Это подобно случаю с краденым добром, которое не идет впрок. Суррогат превращает людей в тени и делает их нереальными; они ставят пустые слова на место живой действительности и выскальзывают из болезненного напряжения противоположностей в некий бледный, двухмерный призрачный мир, где все живое и творческое увядает и умирает.
Случаи безмолвия, вызванные регрессией и актуализирующие доинфантильный период, требуют не замещения, а индивидуального оформления в жизни и деятельности отдельного человека. Эти образы из жизни, страданий и радостей предков снова стремятся вернуться в жизнь и как переживание, и как деяние. Однако в силу своей противоположности сознательному разуму они не могут непосредственно переводиться в наш мир; следовательно, должен быть найден опосредованный путь, соединяющий сознательную и бессознательную реальность.
VI. Синтетический, или конструктивный, метод
Процесс анализа бессознательного есть мучительный труд, работа, включающая в себя не только действие, но и страдание. Эта работа получила название «трансцендентная функция»[63], поскольку она представляет собой функцию, опирающуюся на реальные и воображаемые (или рациональные и иррациональные) данные и тем самым служащую мостом через зияющую пропасть между сознанием и бессознательным. Трансцендентная функция обозначает естественный процесс, проявление энергии, являющейся результатом напряженного взаимодействия противоположностей и состоящей в чередовании процессов фантазирования, спонтанно возникающих в снах и видениях. Этот же процесс можно наблюдать и на начальных стадиях некоторых форм шизофрении. Классическое описание такого процесса содержится, например, в автобиографическом изложении Жерара де Нерваля в романе «Аврелия». Наиболее значительным литературным примером служит II часть «Фауста»[64]. Естественный процесс объединения противоположностей послужил мне моделью и основой метода, который, по существу, состоит в том, что мы намеренно вызываем наружу и интегрируем в сознание и его перспективу то, что в природе происходит бессознательно и спонтанно. Неприятности многих больных состоят именно в том, что у них отсутствуют средства и пути к духовному овладению происходящими с ними событиями. Здесь требуется медицинская помощь в виде особого метода лечения.
Как видим, теории, рассмотренные в начале этой книги, основываются на исключительно каузальной и редуктивной технике, которая разлагает сновидение (или фантазию) на компоненты памяти и лежащие в его основе инстинктивные процессы. Выше я уже упомянул о том, в чем состоит как достоинство, так и ограниченность такого подхода. Он достигает своего предела тогда, когда символы сновидений уже не могут быть сведены к личным воспоминаниям и стремлениям, т. е. когда всплывают образы коллективного бессознательного. Было бы бессмысленно пытаться свести эти коллективные идеи к личному, даже не только бессмысленно, но и вредно, чему научил меня болезненный опыт. Только с большим трудом и после долгих колебаний я, наученный в конце концов неудачами, смог решиться на то, чтобы отказаться от чисто персоналистической установки медицинской психологии в указанном смысле. Прежде всего, мне пришлось прийти к основополагающему представлению о том, что за анализом, поскольку он есть только разложение, необходимо должен следовать некоторый синтез и что существует психический материал, который почти ничего не значит, если он только подвергается разложению, но развертывает полноту смысла, если его не разлагать, а давать ему подтверждение и расширять далее всеми сознательными средствами, имеющимися в нашем распоряжении. Это так называемый метод амплификации[65]. Образы или символы коллективного бессознательного лишь тогда проявляют свои ценности, когда к ним применяется синтетический метод воздействия. Точно так же как анализ разлагает символический материал фантазий на свои компоненты, синтетическая процедура интегрирует его во всеобщее и постигаемое выражение. Подобная процедура не очень-то проста; поэтому я приведу один пример, на котором можно будет разъяснить и весь процесс в целом.
Одна пациентка, находившаяся как раз в критической точке перелома на границе между анализом личного бессознательного и появлением содержаний коллективного бессознательного, видела следующий сон.
Она собирается пересечь широкую реку. Моста нигде нет, но она находит место, где можно перейти вброд. Она уже собирается это сделать, и тут ее хватает за ногу большой краб, прежде скрытый в воде, и уже не отпускает ее. Она в ужасе просыпается.
Ассоциации
Река: Образует границу, которую трудно перейти; – я должна преодолеть препятствие; – это относится, возможно, к тому, что я медленно продвигаюсь вперед; – возможно, мне надо было перейти на другую сторону.
Брод: Возможность надежно перебраться на другую сторону; – возможный путь; – иначе река была бы слишком широка. Лечение предоставляет возможность преодолеть препятствие.
Краб: Краб целиком скрывался под водой, вначале я его не видела; – краб (нем. Krebs) ассоциируется с раком, а это название очень страшной, неизлечимой болезни (воспоминания о госпоже X, умершей от карциномы); я боюсь этой болезни; – краб – это членистоногое животное, которое пятится назад – и, очевидно, хочет затащить меня вниз, в ручей; – он страшно вцепился в меня, и я ужасно испугалась; – что же не пускает меня на ту сторону? Ах да, у меня снова была ссора с моей подругой.
В отношениях с этой подругой наличествует нечто специфическое. Речь идет о многолетней, мечтательной, граничащей с гомосексуальностью дружбе. Подруга во многих отношениях напоминает пациентку и также весьма нервозна. У обеих явно выраженные общие артистические интересы. Но пациентка – личность более сильная. Так как их взаимоотношения достаточно тесные и в значительной степени исключают другие возможности жизни, то обе нервозны, и, несмотря на идеальную дружбу, между ними происходят бурные сцены, основывающиеся на взаимном раздражении. Бессознательное этим самым хочет создать дистанцию между ними, но они не хотят этого замечать. Ссора обычно начинается с того, что одна из них находит, будто они еще недостаточно хорошо понимают друг друга и что нужно еще больше высказаться друг перед другом, после чего обе с энтузиазмом пытаются это сделать. Естественно, вскоре возникает недопонимание, приводящее, в свою очередь, к еще большей ссоре. Faute de mieux[66] ссора подобного типа долгое время была для них заменой удовольствия, которую они никогда не отвергали. Моя пациентка в особенности долгое время не могла отказаться от сладкой боли быть непонятой своей лучшей подругой, несмотря на то что каждая сцена ее «смертельно» утомляла и она уже давно поняла, что эта дружба изжила себя и что она лишь из ложного честолюбия полагала, будто все еще может считать ее идеальной. Прежде пациентка относилась иллюзорно, экзальтированно к своей матери, а затем, после ее смерти, она перенесла свои чувства на подругу.
Аналитическое (каузально-редуктивное) толкование[67]
Подобное толкование можно сформулировать одним предложением: «Я хорошо понимаю, что мне надо перебраться через ручей на другую сторону (а именно отказаться от отношений с подругой); однако мне гораздо больше хотелось бы, чтобы подруга не выпускала меня из своих клешней (т. е. объятий), и это соответствует инфантильному желанию, чтобы мать снова заключила меня в свои горячие объятия». Несовместимость желаний объясняется сильной подспудной гомосексуальной тенденцией, вполне подтверждаемой фактами. Краб хватает пациентку за ногу. У пациентки большие, «мужские» ноги; по отношению к подруге она играет мужскую роль, имея также соответствующие сексуальные фантазии. Нога, как известно, имеет фаллическое значение[68]. Полная интерпретация выглядит следующим образом: причина, по которой она не хочет расстаться с подругой, состоит в том, что она имеет вытесненные гомосексуальные желания, направленные на нее. Поскольку эти желания морально и эстетически несовместимы с тенденцией сознательной личности, то они вытеснены и потому более или менее бессознательны. Ее беспокойство соответствует вытесненному желанию.
Ознакомительная версия.
