Личностные смыслы отнюдь не устраняются при таком понимании, а могут рассматриваться как частный случай смысловой системы, частный случай смыслообразования. Ведь в сущности уже личностный смысл как отношение мотива к цели не является столь однозначным и однородным, как это обычно представляется. В самом деле, внутри каждой деятельности присутствуют служебные цели разной степени общности и направленности т. е. по–разному соотносимые с мотивом деятельности, имеющие по отношению к нему, следовательно, и несколько разный конкретный личностный смысл, по крайней мере разные оттенки сходного по общему звучанию смысла. Можно представить поэтому, что, говоря о личностном смысле, замкнутом в рамках даже отдельно взятой деятельности, мы всегда имеем дело не с однозначным, а с многогранным явлением, с целой подвижной системой родственных смыслов. Отсюда становится понятным и то, почему одним мотивам приписывается смыслообразующая функция, а другим не приписывается (Леонтьев, 1975, с. 202). Личностный смысл, хотя и определяется как отношение мотива к цели, порождается далеко не всеми подобными отношениями, а лишь тогда, когда они становятся разветвленными, внутренне опосредствованными, захватывающими многообразные цели, нными словами, когда есть возможность создания сложной смысловой системы смыслового образования.
При этом важно, что смысловые образования не просто отражают те или иные сложившиеся отношения между мотивами (в частных случаях личностных смыслов — между мотивами и целями), они их одновременно порождают, каждодневно возобновляя их общий рисунок, делая человеческую личность внутренне тождественной самой себе, несмотря на видимые изменения внешней активности и конкретных характеристик поведения.
Итак, смысловые образования рождаются в сложных и многогранных соотнесениях меньшего к большему, целостных ситуациях, актов поведения менее общих к более широкому для них контексту жизни. Поясним сказанное примером. Смысл посещения отдельных лекций для большинства очевиден — он в том, чтобы успешно закончить вуз. Труднее ответить на вопрос, ради чего нужно кончать вуз, и ответы здесь могут быть куда разнообразнее, захватывающие одновременно много взаимосвязанных мотивов: чтобы иметь высшее образование, получить возможность заниматься интересующей профессией, материальные интересы, престижность, поступление в аспирантуру и т. п. И уже совсем нелегко ответить на вопрос, ради чего стоит жить, ведь здесь надо соотнести не что иное, как всю свою жизнь с каким‑то более широким и общим контекстом, тем, что больше нашей жизни и не оборвется с ее физическим прекращением (дети, счастье будущих поколений, прогресс науки и т. п.).
Подчеркнем, что речь идет не о вербальных ответах, а о действительных внутренних ответах, которые даются в результате решения сложной «задачи на смысл» (А. Н. Леонтьев). Без этой работы (а ее отсутствие не столь уж редко) смысловые образования остаются и функционируют в психике неосознанными. Причем чем выше по иерархическим ступеням смысловые образования, тем труднее работа по их осознанию.
Когда же «задача на смысл» все же решена, и речь идет об осознании наиболее общих смысловых образований, то уместно говорить о ценностях личности. Ценность, таким образом, это осознанный и принятый человеком общий смысл его жизни. Подлинная ценность должна быть всегда обеспечена «золотым запасом» соответствующего смысла, в противном случае она девальвируется до уровня простой декларации, более того, может стать бутафорией, маскирующей совсем другие устремления. (Клиницисты, например, хорошо знают, что нередко пылкие уверения люден выраженного истероидного склада в любви к ближнему на деле прикрывают лишь безраздельный эгоизм и самолюбование.) На необходимость рассмотрения этих главных отношений настоятельно указывал В. Н. Мясищев (1956).
Именно общие смысловые образования (в частном случае ценности), являющиеся, по нашему мнению, основными конституирующими единицами личности, определяют главные и относительно постоянные отношения человека к миру, другим людям и к самому себе. Нельзя говорить о нормальном или аномальном развитии личности, не рассматривая этих отношений как с динамической стороны (характер их напряженности, способы осуществления, соотношение реальных и идеальных целей и т. п.), так и со стороны содержательной.
Надо сказать, что если задача изучения механизмов динамической стороны психической жизни принимается большинством психологов без оговорок, то задача изучения содержательной стороны нередко вызывает резкие возражения, которые наиболее часто сводятся к тому, что это предмет философии, этики (Интересно в этом связи отметить, что некоторые ученые–этики, напротив, сетуют на отсутствие психологичности в нх знаниях, на то, что нравственные и моральные категории обычно рассматриваются вне конкретных особенностей личности т. е. безличностно (Момов, 1975)); социологии, но не научной психологии. Однако психологу, занятому конкретным изучением личности, нельзя соглашаться с этим мнением, иначе будет упущена из вида важнейшая детерминанта как конкретных, так и общих свойств личности. Необходимость учета этой содержательной стороны становится, пожалуй, особенно ясной при встречах с аномальным развитием, например невротическим, которое обычно течет в содружестве, а иногда как прямое следствие эгоцентрической ориентации личности. Противоположная же ориентация, как уже давно замечено опытными психологами, создает наилучшие условия развития личности. Например, еще у А. Ф. Лазурского мы 'находим: «В наибольшей степени обеспечивает духовное здоровье личности идеал альтруизма». И еще: «Альтруизм в том или ином виде представляется формой и средством, и показателем наилучшей гармонии между личностью и средой. Здесь извращенных нет» (1923, с. 295; 299). Современные данные лишь подтверждают это суждение (Божович, 1968).
Совокупность основных отношений к миру, людям и себе образует в своем единстве свойственную человеку нравственную позицию. Такая позиция особенно прочна, когда она становится сознательной, т. е. когда появляются личностные ценности, рассматриваемые как осознанные общие смысловые образования.
Читатель может возразить: какой моралью, а тем более нравственностью, может обладать, например, преступник? Здесь налицо их отсутствие, хотя никто не будет отрицать, что совершивший преступление — личность.
Моральная шкала в нашем понимании включает в себя не только положительные, но и отрицательные с общепринятой точки зрения, ценности, подобно тому, как, скажем, условно выделенная шкала ума должна располагать в себе сравнительными отметками не только для высот ума, но и для его, с точки зрения наблюдателя, ущерба, т. е. глупости. Даже в тех случаях, когда мы говорим об аморальности, речь идет не просто об отрицании морали, а о моральной позиции нам чуждой, извращенной. Известно, что трудности перевоспитания даже малолетних правонарушителей часто кроются не в том, что подросток «не хочет» исправиться или «не понимает», что надо жить честно, а в том, что он порой не может этого сделать из‑за наличия сформировавшейся и ставшей достаточно инертной системы смысловых образований, которая, несмотря на «хотение» и «понимание», продолжает определять прежнее, извращенное, преступное отношение к миру.
Исходя из вышесказанного, можно сделать следующий вывод. Стать личностью — значит занять определенную жизненную, прежде всего нравственную, позицию; в достаточной степени осознать и нести ответственность за эту позицию; утверждать ее своими поступками, делами, всей своей жизнью (В этом смысле наиболее сжатой и яркой формулой личности (а не просто темперамента или характера) является, на наш взгляд, известное восклицание Лютера: «Я на том стою, и не могу иначе». Формула эта подразумевает и определенную позицию, и ее достаточно ясное осознание, и, наконец, готовность постоять за нее, как за нечто главное и неизменное.). И хотя эта позиция выработана и принадлежит субъекту, она интимно личная и глубоко пристрастная, тем не менее по своему объективному значению она принадлежит человеческому обществу, является продуктом и одновременно причиной движения общественных связей. Поэтому точки приложения, истоки личности, ее ценность и, наконец, добрая или дурная память о ней в конечном итоге определяется тем общественным, нравственным значением, которое она действительно являет (или являла) своей жизнью.
Сущность личности, таким образом, не совпадает ни с темпераментом, ни даже с характером. Разумеется, характер неотделим от личности и в широком понимании входит в нее, поскольку реализует прежде всего не случайные побуждения, а генеральную линию мотивов, опосредствующих, в свою очередь, главные смысловые отношения к действительности. Однако эта живая взаимосвязь не означает идентичности. Плоскость характера — это плоскость действования, способов осуществления основных мотивационных линий, и здесь мы обычно говорим о таких параметрах, как сила — слабость, мягкость — твердость, воля — безволие и т. п. Многие, н не без основания, рассматривают силу воли как стержень характера, и это верно, ибо синоним «безвольного» — «бесхарактерный», т. е. человек, не умеющий организовать свои намерения и побуждения, довести их до конца.
