Теперь мы обратимся к более детальному сравнению того, как понимали западного человека Кьеркегор и Ницше, чтобы более отчетливо увидеть их взаимосвязь с методами и идеями Фрейда.
Один лишь глубокий анализ тревоги, сделанный Кьеркегором, ставит его в один ряд с гениями всех времен. Обзор по этой теме представлен в другой работе[61]. Понимание Кьеркегором значимости самосознания, анализ внутренних конфликтов, потери себя и даже психосоматических проблем являются тем более удивительными, что они на четыре десятилетия предшествовали идеям Ницше и на полвека – работам Фрейда. Это показывает особую чувствительность Кьеркегора к тому, что происходило в подсознании западного человека, а ведь эти факты появятся только полвека спустя. Он умер чуть более ста лет назад в возрасте 44 лет. Его смерти предшествовал интенсивный, страстный и одинокий период творческой работы, за 15 лет которого он написал почти две дюжины книг. Он был уверен в том, что его работы будут востребованы десятилетия спустя, и не питал иллюзий, что его открытия и прозрения будут поняты современниками. В одном из своих сатирических пассажей он сказал о себе: "Данный писатель не имеет ничего общего с философом, он... любитель, который не создает Систему, не обещает Систему, не приписывает ничего ей. ...Он легко предвидит свою судьбу в том возрасте, когда страсть отступает, уступая место учению, в том возрасте, когда автор, который хочет иметь читателей, должен позаботиться о том, чтобы его книги легко читались во время полуденной дремы. ...Он предвидит свою судьбу: его будут полностью игнорировать". Его предсказание было верным: его почти не знали, за исключением сатирических памфлетов в Корсаре, юмористическом журнале, издаваемом в Копенгагене. В течение полувека он оставался забытым, его заново открыли во втором десятилетии нашего века. Его работы сильно повлияли не только на философию и религию, но надо отметить и их особое значение для глубинной психологии. Бинсвангер, например, в своей статье об Эллен Вест утверждает, что она "страдала от той душевной болезни, которую Кьеркегор, с интуицией гения, описал и раскрыл со всех возможных сторон под названием "болезни насмерть". Я не знаю других работ, которые могли бы дальше продвинуть экзистенциально-аналитическую интерпретацию шизофрении. Кто-то может сказать, что в этой работе Кьеркегор с интуицией гения узнал грядущую шизофрению...". Бинсвангер продолжает, замечая, что психиатр или психолог, который не согласен с религиозными интерпретациями Кьеркегора, тем не менее остается "в долгу перед Кьеркегором"[62].
Кьеркегор, как и Ницше, не создавал философию или психологию. Он только пытался понять, раскрыть, обнаружить человеческое существование. У Фрейда, Ницше и Кьеркегора есть общий, очень важный факт: у всех них знания основывались главным образом на анализе одного случая, а именно их собственного. Первые работы Фрейда, такие, как "Толкование сновидений", были почти полностью основаны на его собственном опыте, его собственных сновидениях. Он часто писал Флейсу, что случай, с которым он борется и анализирует на протяжении долгого времени, – это он сам. Ницше отмечал, что каждая система мысли "говорит только то, что эта картина всей жизни, и значение своей жизни надо узнавать из нее. И наоборот, читай только свою жизнь и поймешь знаки жизни вселенской"[63].
Главное психологическое устремление Кьеркегора можно резюмировать как вопрос, на который он непреклонно пытался дать ответ: как ты можешь стать индивидом? Индивид был проглочен с рациональной стороны гегелевским логическим "абсолютным целым", с экономической стороны возрастающей объектификацией личности, а с моральной и духовной стороны – бессодержательной религией своего времени. Европа была больна и должна была стать еще более больной не из-за того, что ей не хватало знания или техник, но из-за желания страсти, преданности идее[64]. "Прочь от размышлений, прочь от системы, – взывал Кьеркегор, – назад к реальности!" Он был убежден не только в том, что цель "чистой объективности" невозможна, но, даже если бы она была возможна, это было бы нежелательно. С другой стороны, это аморально: мы так увлечены друг другом и миром, что не можем быть удовлетворены не интересующим нас рассмотрением правды. Как и все экзистенциалисты, он серьезно относится к термину "интерес" (interest), понимая его как внутреннее побуждение[65]. Каждый вопрос – это "вопрос для единственного человека", то есть для живого, сознающего себя индивида. Если мы не начнем изучение человеческого существа с этого места, то со всей нашей замечательной техникой мы наплодим коллективизм роботов, что результирует не только в пустоту, но в саморазрушающее отчаяние.
Один из самых важных вкладов Кьеркегора, радикально изменивший ход развития динамической психологии, – это понятие правды как отношения. В книге, которая позже стала манифестом экзистенциализма, он пишет:
"Когда вопрос о правде ставится объективным образом, то отражение объективно направляется на правду как на объект, с которым связан познающий. Отражение фокусируется не на отношении, а на вопросе – правда ли то, с чем связан познающий? Если только объект, с которым он связан, является правдой, то субъект считается находящимся в правде. Когда вопрос о правде ставится субъективным образом, то отражение субъективно направляется на природу индивидуального отношения. Если только тип этого отношения находится в правде, то индивид также находится в правде, даже если из-за этого он становится связанным с тем, что не является правдой"[66].
Трудно преувеличить революционность этих положений для времени Кьеркегора, для нашей современной культуры в целом и для психологии в частности. Здесь мы видим радикальное, оригинальное утверждение относительной правды. Здесь источник акцента экзистенциальной мысли на правде как на сущности, или, как говорит Хайдеггер, на правде как свободе[67]. Здесь есть и предсказание того, что в двадцатом веке появится в физике, а именно, изменение принципа Коперника – отстраненный человек, наблюдатель может более полно открыть правду. Кьеркегор предвосхитил точку зрения Бора, Гейзенберга и многих других современных физиков, полагающих идею Коперника о том, что природа может быть отделена от человека, более недействительной. "Идеальная наука, полностью независимая от человека (например, совершенно объективная), – это иллюзия", – говорит Гейзенберг[68]. Здесь, среди строк Кьеркегора, мы видим предвосхищение относительности и других положений, утверждающих, что человек, вовлеченный в изучение природных явлений, состоит в особых важных отношениях с исследуемыми объектами, и он должен сделать себя частью своей проблемы. Это означает, что субъект никогда не может быть отделен от объекта, который он наблюдает. Очевидно, что анализ Кьеркегора был решающей атакой на "раковую опухоль" западной мысли – разрыв между субъектом и объектом.
Но влияние этого поворотного пункта оказалось более специфичным и важным в психологии. Это снимает с наших глаз повязку догмы, утверждающей, что правду можно понять только в терминах внешних объектов. Это открывает обширные области внутренней, субъективной реальности и показывает, что такая реальность может быть правдой, даже если она противоречит объективным фактам. Позже это открытие повторил Фрейд, когда, к своему огорчению, он узнал, что воспоминания о "детских изнасилованиях", о которых рассказывали многие из его пациентов, обычно не соответствовали действительности, фактов, то есть изнасилований, на самом деле не было. Но далее выяснилось, что переживание изнасилования было сильным, даже если оно существовало только в фантазии. В любом случае решающим был вопрос о том, как пациент реагировал на изнасилование, а не о том, насколько достоверен этот факт. Таким образом, когда мы следуем направлению, в котором для пациента, человека, изучаемого нами, значимым является отношение к факту, человеку или ситуации, то перед нами открывается континент новых знаний о внутренних динамических процессах. Вопрос о том, происходит что-либо объективно или нет, проявляется здесь совсем на другом уровне. Позвольте нам во избежание неправильного понимания подчеркнуть, даже ценой повторения, что этот принцип правды как отношения ничуть не уменьшает важность объективной правды. Не в этом дело. Кьеркегора не следует путать с субъективистами или идеалистами. Он открывает субъективный мир, не теряя при этом объективности. Безусловно, кто-то должен иметь дело с реальным, объективным миром. Кьеркегор, Ницше и им подобные исследователи воспринимали природу гораздо серьезнее, чем многие из тех, кто называет себя натуралистами. Дело, скорее, в том, что для человека смысл объективного (или вымышленного) факта зависит от его отношения к этому факту. Не существует экзистенциальной правды, которая могла бы проигнорировать это отношение. Например, объективное обсуждение секса может быть интересным и поучительным, но, как только мы имеем дело с конкретным человеком, объективная правда зависит от смысла отношений между этим человеком и его половым партнером. Если мы не принимаем этот фактор, то мы не только уклоняемся от правды, но и не видим действительность.
