что возможности человека позволят ему при надлежащих условиях построить социальный порядок, управляемый принципами равенства, справедливости и любви. Поскольку до сих пор человеку не удалось построить такой порядок, тезис, что он сможет это сделать, все еще требует веры. Но, как и всякое рациональное чувство, эта вера также есть не благим пожеланием, а основывается на свидетельствах прошлых достижений человеческого рода и на внутреннем опыте каждого индивида, на его собственном опыте разума и любви.
В то время как иррациональная вера зиждется на подчинении силе, которая воспринимается неодолимой, всезнающей и всемогущей, рациональная вера основывается на противоположном опыте. Эта вера пребывает в нашей мысли, потому что она результат нашего собственного наблюдения и раздумья. Мы верим в возможности других людей, в свои возможности и в человечество только в той степени, в которой испытали рост собственных способностей, действенность этого роста в самих себе, могущество нашего разума и любви.
Основа рациональной веры — созидательность. Из этого следует, что вера в силу (в смысле доминирования, навязывания своей воли) и использование силы тождественна неверию в развитие еще не успевших реализоваться возможностей. Она предсказывает будущее, основываясь исключительно на проявлениях нынешнего времени, что оказывается серьезным просчетом, так как глубоко иррационально в своей неспособности учитывать человеческие возможности и человеческое развитие. Не существует рациональной веры в силу. Есть подчинение ей (или тому, кто ею обладает), желание ее удержать. В то время как многим сила кажется самой реальной из всех вещей, история доказала, что это самое ненадежное из всех человеческих проявлений из-за того, что вера и сила взаимно исключают друг друга. Все религии и политические системы, первоначально строившиеся на рациональной вере, неизбежно разлагались и утрачивали свою былую мощь, когда обращались к силе или вступали с ней в союз.
Чтобы верить, нужна отвага, способность идти на риск, готовность принять даже муки и разочарование. Кто дорожит безопасностью и спокойствием как первостепенными условиями жизни, тот не может верить; кто ушел в глухую оборону, где средствами безопасности служат дистанция и собственность, тот сам делает себя узником. Чтобы быть любимым и любить, необходима смелость считать определенные ценности достойными высшего внимания, а также мужество ради этих ценностей ставить на карту все.
Такая отвага сильно отличается от той, о которой говорил известный фанфарон Муссолини, когда употребил лозунг "Жить надо среди опасностей". Это отвага нигилизма, коренящаяся в решительной установке по отношению к жизни, в готовности потерять ее из-за неспособности ее любить. Отвага отчаяния противоположна отваге любви так же, как вера в силу противоположна вере в жизнь. Существует ли что-то, что надо практиковать, чтобы верить и быть отважным? По правде говоря, веру можно упражнять каждый момент. Веры требует воспитание ребенка; веры требует даже ежедневное засыпание; вера требуется, чтобы начать любую работу. Но мы все привыкли иметь подобную веру. Кто ее не имеет, тот без конца страдает от тревоги за своего ребенка, или от бессонницы, или от неспособности к любому созидательному труду, либо становится подозрителен и воздерживается от тесных контактов с кем бы то ни было, либо превращается в ипохондрика. Придерживаться собственных суждений о человеке, даже если общественное мнение или какие-то непредвиденные факты, казалось бы, противоречат этому суждению; не поступаться собственными убеждениями, даже если они непопулярны, — все это требует веры и отваги. Принимать трудности, поражения и горести жизни как испытания, из которых мы выходим сильными, а не как незаслуженную кару — это тоже требует веры и отваги.
Тренировка веры и отваги начинается с мелочей повседневной жизни. Первый шаг — это заметить, где и когда вера была потеряна, исследовать собственное объяснение, которое используется, чтобы скрыть эту утрату, отметить, где ты действовал трусливо и, опять же, как эта трусость преподносилась. Уяснить, что каждая измена вере ослабляет тебя, а возрастающая слабость ведет к новым изменам, и так далее, по порочному кругу. Тогда человек осознает: хотя он вроде бы боялся оказаться нелюбимым, на самом деле это был страх перед любовью. Любить — значит довериться, отдаться полностью в надежде, что твоя любовь возбудит ответное чувство в любимом человеке. Любовь — акт веры; кто имеет мало веры, тот имеет и мало любви.
Одну установку, крайне необходимую для совершенствования искусства любить, которая прежде упоминалась лишь мельком, нужно рассмотреть внимательнее, так как она основная. Это активность. Я уже говорил, что она означает не делание чего-то, а внутреннюю мобильность, созидательное использование своих сил. Если я люблю, то нахожусь в состоянии постоянного активного интереса к любимому человеку. Но не только к нему или к ней. Я не смогу активно любить, если я ленив, если я не испытываю постоянного самосознания, бодрости, деятельности. Сон должен стать единственной ситуацией, допускающей бездеятельность. Ныне же огромное число людей находятся в парадоксальной ситуации — они наполовину бодрствуют, когда спят или хотят спать. Быть острым в мысли, в чувстве, активно видеть и слышать на протяжении всего дня, избегать внутренней лени, то ли в форме откладывания чего-то на потом, то ли в форме спланированного пустого времяпрепровождения, не скучать и не быть скучным для других — это обязательное условие для практики в искусстве любить. Иллюзия — считать, что можно разграничить жизнь таким способом, что она будет созидательной в области любви и бездеятельной в остальных сферах. Рассмотрение искусства любить неразрывно связано с социальной средой. Если иметь установку на любовь ко всему, если любовь — черта характера, она должна обязательно присутствовать в отношениях не только к своей семье и друзьям, но также и к тем, с кем человек вступает в контакт, например, в своей профессиональной деятельности. Здесь нет разделения между любовью к своим и любовью к чужим. Напротив, условием существования первой выступает существование второй. Приняв это всерьез, мы круто изменили бы свои социальные отношения, отступив от общепринятых. Хотя много слов произносится о религиозном идеале любви к ближнему, в действительности наши отношения определяются в лучшем случае принципом честности. Быть честным означает не обманывать и не хитрить в обмене товарами-услугами, а также в обмене чувствами. "Я даю тебе столько же, сколько ты даешь мне". Это преобладающая этическая максима капиталистического общества в смысле как материальных благ, так и любви. Можно даже сказать, что развитие критерия честности — специфический вклад капиталистического общества в сферу этики.
Причины этого — в самой природе капиталистического общества. В докапиталистических культурах обмен благами определялся непосредственной силой, традицией, личными узами любви и
