что хотеть – это эгоистично. Он даже не уверен в том, что ему нравится, а что нет, – он настолько привержен своему долгу, что не задумывается об эмоциональном удовлетворении. Им всегда движет лишь чувство вины. Он вовлекается в жизни других людей, иной раз до полного изнеможения, однако эта вовлеченность не искренна – скорее это страх не исполнить свой долг перед человеком, страх, что тому что-нибудь не понравится или что-то пойдет не так и это придется исправлять. Он не задается вопросом, когда и как он остановится и остановится ли, – он просто должен продолжать делать, делать и делать, потому что это его долг.
Некоторым кажется, что такие люди – самоотверженные, что они поступают хорошо. Эти самоотверженные люди знают, что их жертва необходима для общего блага; про них говорят, что они «никогда не думают о себе», «никогда ничего ни у кого не просят», «последнюю рубашку с себя снимут». Эти описания точны, поскольку хороший человек приучен к мысли, что думать о себе – плохо, просить чего-то – плохо, даже оставить себе последнюю рубашку – плохо.
На самом деле самоотверженный человек – это тот, кто отверг себя, у кого нет себя, кто не осознает свое «Я». Но как человеку понять, что он искренне оказывает услугу другому, если он не знает себя настоящего? Если все, что он делает, он делает с позиции долга, может ли он делать что-либо с позиции любви и сострадания? Понимает ли он, что такое искреннее сострадание, будучи настолько движим чувством долга?
Что плохого в том, чтобы выполнять своп долг?
Вы можете спросить: «Какая разница, делает человек что-либо из чувства долга или из искреннего сострадания?» Ведь дело все равно сделано, не так ли? Разница есть, и она заключается в здоровье этого человека – умственном, эмоциональном, духовном и физическом. Человек, который делает что-то с позиции искренней любви и сострадания, не испытывает стресса, в то время как человек, действующий из чувства долга, ощущает огромное напряжение: его действия обусловлены страхом быть плохим, неспособным что-то исправить, он торгуется с собой, усвоившим, что добродетель – условие выживания, и даже может быть уверен, что у него нет других вариантов, кроме как служить другим. Это оказывает огромное воздействие на его психику, а впоследствии и на физическое здоровье.
ЧЕЛОВЕК, НАСТОЛЬКО ПРЕИСПОЛНЕННЫЙ ЧУВСТВА ДОЛГА, ЧТО ВЫНУЖДЕН ДЕЙСТВОВАТЬ ИЗ СТРАХА ВИНЫ ЗА НЕВЫПОЛНЕНИЕ ЭТОГО ДОЛГА, – ЭТО НЕВРОТИК.
Приверженность долгу до такой степени, что человек измеряет свою ценность выполнением обязательств, приводит к депрессии.
В жизни, посвященной выполнению долга, остается мало места для любви и сострадания, и человек живет, не чувствуя себя живым.
Неискренние поступки влияют не только на того, кто их совершает, но и на адресата его действий. Когда Дженис делает что-то для своей бабушки, потому что она обязана это делать, бабушка чувствует, насколько этот долг тяготит внучку, по ее поведению и отношению, и знает, что Дженис делает то, что должна делать, ею движет не любовь. Но если Дженис начнет помогать бабушке, потому что это ее сострадание вызвало глубокое желание делать это, тогда бабушка почувствует нечто совсем иное – искренность и глубокое сострадание, которыми проникнуто поведение и отношение Дженис, – и ощутит не только большую близость с внучкой, но и почувствует себя искренне любимой.
Можно сказать, что чувство долга полезно в определенные моменты, но постоянные апелляции к нему чреваты проблемами. Если вернуться к истокам понятия долга – это недостаток доверия к своему истинному «Я». Концепция долга была сформулирована на основе ложного убеждения в том, что собственного «Я» недостаточно, для того чтобы вести себя искренне, сострадать, заботиться и быть добрыми. Все дело в сомнении во внутренней способности организовать свою жизнь так, чтобы не причинять вред другим, – в представлении о том, что наша внутренняя сущность настолько порочна, что нуждается во внешнем контроле. Так появилось понятие долга, и с тех пор мы рассказываем друг другу, в чем заключается наш долг и как поступать правильно.
То есть вся концепция долга основывается на ложных предпосылках. Нам не нужен внешний контроль. Долг – это фиктивный конструкт, подменяющий силу и убедительность истинного «Я». Нам нужно понять, кто мы есть на самом деле, и действовать по воле себя настоящих – ив этом случае мы всегда будем знать, что побуждаемы к действию порывами сострадания, любви и доброты; мы сможем максимально эффективно использовать свою внутреннюю систему оповещения для облегчения соответствия истинному «Я» во всем, что мы делаем, говорим и думаем.
Миф о том, что самопожертвование – высшая форма любви
Жертва – еще один аспект понятия долга. Если я делаю что-то из чувства долга или страха вины, я хочу получить что-то взамен – например, чувство удовлетворения, которое приносит исполнение долга. С помощью жертвы я хочу быть признанным за свою преданность – или по крайне мере получить ответную преданность. Я хочу избежать чувства вины. Я могу даже ожидать, что вы дадите мне что-то взамен в буквальном смысле, – ведь я сделал для вас так много. Однако все это значит, что речь не о жертве, а о сделке.
КОГДА Я ДЕЛАЮ ЧТО-ТО С ПОЗИЦИИ ЛЮБВИ, Я НЕ ЖДУ НИЧЕГО ВЗАМЕН И НИЧЕМ НЕ ЖЕРТВУЮ – К ЭТОМУ ПОБУЖДАЕТ МЕНЯ МОЯ ИСТИННАЯ НАТУРА.
Таким образом, сама идея жертвы – это миф. В любви невозможен торг, а торг – это не жертва. Только любовь – то есть искренняя страсть и сострадание – по-настоящему щедра.
Искренняя страсть как бы говорит: «Я действительно хочу сделать это, не могу дождаться, когда сделаю, это будет так здорово, я так давно этого хотел!» Искреннее сострадание звучит так: «Ты так важен для меня, что у меня само по себе возникает желание сделать что-то для тебя, подарить тебе свою заботу». А мифическая жертва сообщает: «Я не хочу это делать, я это просто ненавижу, но я вынужден, потому что другим это нужно. Поэтому я сделаю это – чтобы не чувствовать вины потом». Качественная разница между страстью, состраданием и этой претензией на жертвенность совершенно очевидна, если хотя бы немного присмотреться.
Проблема в том, что для большинства хороших людей искренние страсть и сострадание просто невозможны, поскольку эти люди слишком погружены в деятельность с позиции долга, жертвенности и преданности – то есть того, что обусловлено чувством вины. Но страсть и сострадание рождаются в самом сердце истинного «Я», и этого достаточно, чтобы
