Представьте, что Соединенные Штаты готовятся к вспышке необычной азиатской болезни, которая, как ожидается, убьет 600 человек. Для борьбы с болезнью предложены две альтернативные программы.
Программа А. Если будет утверждена эта программа, то будет спасено 200 человек.
Программа Б. Если будет принята эта программа, то вероятность, что будет спасено 600 человек, составляет один к трем; а вероятность, что не удастся спасти ни одного человека, составляет два к трем.
Какую из этих двух программ вы поддержите?
Первое, что бросается в глаза: обе программы имеют абсолютно одинаковую «ожидаемую стоимость» с точки зрения количества людей, которых предполагается спасти — 200 человек из 600. Различие между двумя программами состоит в следующем: если программа А дает точное количество людей, которые будут обязательно спасены, то программа Б содержит неопределенности. Тверски и Канеман установили, что большинство отвечавших на задачу людей (72%) выбрали более определенную программу А.
Но Нобелевскую премию ученые получили не за обнаружение того, что люди предпочитают более определенный выбор. Важный поворот дальше. Второй группе людей предложили ту же задачу про азиатскую болезнь и предоставили два выбора. Но варианты были сформулированы несколько иначе.
Программа А. Если будет утверждена программа А, то погибнет 400 человек.
Программа Б. Если принимается эта программа, то имеется вероятность один к трем, что никто не умрет, а также вероятность два к трем, что погибнет 600 человек.
Какую из двух программ вы поддержите?
Принципиально важно отметить, что с логической и математической точек зрения второй вариант задачи абсолютно идентичен первому. Кроме того, обе программы одинаково оценивают количество людей, которые, как ожидается, останутся в живых — 200 из 600. Однако получив второй вариант задачи, большинство участников эксперимента (78%) на этот раз сделали выбор в пользу менее определенной программы Б. Такой обратный поворот в предпочтениях, судя по всему, указывает на вопиющую разрегулировку процесса принятия решений.
Переменчивость преференций людей в задаче об азиатских болезнях часто представляется как критерий человеческой иррациональности и сокрушающий удар по главным положениям классической экономической модели человека как существа рационального.
И дело здесь не в том, что люди не сильны в математике (в задаче специально применялись простые числа, чтобы студенты университета могли легко просчитать варианты в голове).
Суть состоит в том, что люди, оказывается, проявляют иррациональную непоследовательность в принятии математически идентичных решений.
Но до того как мы расстанемся с этой проблемой и сделаем вывод, что большинство людей не очень хорошо справляются с принятием решений, давайте проведем некоторую детективную работу с использованием нашего эволюционного увеличительного стекла.
Мы знаем, что наши предки жили группами по 50-100 человек или даже меньше. Также теперь известно, что наш мозг не приспособлен к восприятию больших чисел. Помните, что наши прародители вряд ли встречались с такими множествами.
Специалист по принятию решений К. Т. Ванг предположил, что классическая проблема азиатской болезни является для нас с точки зрения эволюции новомодным изобретением, которое не может задействовать логику наших предков. Ванг считает, что ставить перед человеком эту задачу — все равно что просить неграмотного что-нибудь написать или обратиться к Дугласу и Владу с предложением исполнить несколько балетных па из «Лебединого озера» (поверьте нам на слово, если вы не хотите увидеть одного из нас в обтягивающем трико).
Поскольку численность групп в обществах охотников и собирателей редко превышает 100 человек, Ванг пришел к логическому заключению о том, что
люди могут по-разному реагировать на задачи, если они включают числа, которые могли быть понятны нашим предкам.
Что если вместо 600 человек в задаче имелось бы число 60 — как раз та величина, которая находилась в пределах понимания аффилирующихся субличностей наших предков?
Ванг провел эксперимент, в котором представил участникам ту же задачу Канемана и Тверски. Единственным отличием было то, что число людей в формулировке Ванга приближалось к размерам групп, в которых проживали первобытные люди.
Первая группа испытуемых теперь должна была выбирать между программами, одна из которых спасла бы 20 человек, а другая 60 с вероятностью один к трем (с постоянной вероятностью два к трем, что спасти не удастся никого).
Другой группе нужно было выбирать между вариантом, когда погибнут 40 человек, и вариантом, что никто не умрет с вероятностью один к трем (и вероятностью два к трем, что умрет 60 человек).
Ванг сделал удивительное открытие. Когда число в задаче уменьшилось до 60 человек (против 600 ранее), формулировка уже не играла роли. Независимо от того, говорилось ли в условиях задачи о потерях или спасении, люди последовательно делали один и тот же выбор. Результаты экспериментов, проведенных Вангом, подвергают серьезным сомнениям модель человека как иррационально заблуждающегося существа и показывают, что люди вполне способны избегать ошибок. Вся соль в том, что ставить перед людьми вопросы нужно таким образом, чтобы это соответствовало опыту наших предков.
Как помочь черепахам-самоубийцам (и иррациональным человеческим существам)
Морские черепахи откладывают яйца на сухих пляжах рядом с мелкой водой. Маленькие черепашки вылупляются из яиц темной ночью и сотнями ползут вниз по песку по направлению к своему дому — океану. Это величественное зрелище. Как объяснял с очаровательным акцентом Краш, черепаха — персонаж известного анимационного фильма «В поисках Немо»: «О-о-о, это великолепно, Джеллимен. Только что эти маленькие существа были яйцами, мы оставили их на берегу. И вот вдруг — раз! — и они уже ползут по направлению к старому голубому океану».
Однако последние поколения маленьких черепашек начали совершать какую-то страшную ошибку в принятии решений. Имея два варианта: ползти либо в сторону океана, либо в противоположном направлении, в сторону асфальтовых дорог с мчащимися по ним многотонными грузовиками, тысячи маленьких черепашек делали второй, очень иррациональный выбор.
Один житель Флориды недавно нашел средство от этой волны массовых самоубийств. В газетной статье под заголовком «Форт-Лодердейл спасает черепах от самоубийства» он рассказывает о радикальном способе уменьшить число ошибок в принятии решений, совершаемых черепашками, а именно о выключении дезориентирующего их света.
Похоже, что у маленьких черепашек присутствует эволюционно развившийся инстинкт ползти на свет. В течение миллионов лет это было правильное и очень рациональное поведение. Ведь на абсолютно темном пляже свет указывал на водную поверхность, в которой отражались луна и звезды. Следование на свет приводило черепашек в объятия своего дома — океана. Проблемы начались, когда люди стали строить дома почти у кромки воды, а на другой стороне пляжей зажглись яркие огни гостиниц. Теперь, вылупившись из яйца, черепашки из Форт-Лодердейла, направляясь в сторону света, попадали прямо под колеса грузовиков.
Так являются ли морские черепахи-самоубийцы иррациональными от природы? Да, в современном мире. Но есть и более глубокая правда. Черепашки основывают свои решения на простых правилах, которые отлично работали для их предков. Сегодня, к сожалению, развившийся в них в результате эволюции механизм принятия решений ослеплен современными огнями.
Нынешние люди имеют нечто общее с этими несчастными черепашками. В нас глубоко заложены рациональные механизмы принятия решений, и их тоже ослепляют многие черты современного мира.
Поведенческие экономисты и психологи, изучающие процесс вынесения суждений и принятия решений, построили настоящее веселое вместилище наших ошибок. И иногда с большим шумом они показывают, что люди походят на черепашек-самоубийц. Подойдите поближе, друзья, и взгляните на удивительного мистера Глупца! Просто заплатите $20 и посмотрите на себя в зеркало! А всего за $50 вы можете взглянуть на себя дважды!
Но во всей этой карусели вокруг людской глупости затерялась одна важная правда о человеке. Homo sapiens не только стал одним из самых успешных видов на планете (а это предполагает, что мы все-таки что-то делаем правильно), но и справился с чрезвычайно сложными задачами, такими как восприятие речи, постижение грамматики, узнавание лиц и объектов, в чем мы превосходим самые мощные компьютеры.
Ослепленные современными яркими огнями, мы тоже можем ошибаться, решая многие простые задачи. Но в большинстве случаев наши ошибки и иррациональности проистекают не от недостаточности наших способностей, а от дезориентирующих способов их тестирования. Благодаря небольшим изменениям в подаче информации, направленным на то, чтобы формулировки соотносились с нашим историческим опытом, то есть, просто выключив ослепляющий нас свет, можно моментально превратить нас, иногда кажущихся непроходимыми глупцами, в глубоко рациональных мудрецов.
