пристально наблюдают за особо опасными больными (когда есть опасность либо агрессии по отношению к окружающим, либо преднамеренного самоповреждения). Хорошие медсестры (таких очень много) действуют согласованно, чтобы создать дружеские связи с больными. Они проводят с ними беседы один на один и стараются быть для них словно наперсники, родители и друзья. Плохие медсестры (таких меньше) больше сосредоточены на своей авторитарно-ограничительной роли. Многовато кнута, маловато пряника.
Медсестры – это, вообще говоря, хребет системы. Еще они ее глаза. Хотя судебные психиатры регулярно проверяют психическое состояние пациентов, для нас это лишь стоп-кадры. А медсестры проводят с ними весь день и могут подмечать более тонкие симптомы. Кто слышит голоса, но скрывает это? На кого седативные лекарства действуют слишком сильно? Кто жалуется на тяжелые побочные эффекты, но руки у него трясутся только при враче? Не завидую медсестрам. Обстановка в специализированных психиатрических отделениях зависит от состава больных и от того, насколько тяжело их состояние, но сплошь и рядом бывает напряженной и беспорядочной. Иногда и меня там одолевает клаустрофобия, хотя я могу уйти. При работе с некоторыми больными – возбужденными, злобными, страдающими – именно медсестры взваливают на себя бремя абьюза и оскорблений. К тому же, по моему убеждению, им мало платят. Что лишь подтверждает, что большинство медсестер делают свое дело из природной склонности к состраданию. Отношения Джордана с нашими медсестрами тоже были сложными и неоднозначными. Если выдавался хороший день, он был мил и очарователен, но горе медсестре, которая осмеливалась его отчитать. Тут сразу проявлялась другая его сторона – ипостась беспощадно-язвительного спорщика. Он ловко подбирал оскорбления так, чтобы задеть за живое, будь то сложение, возраст, раса или пол.
Когда он относительно освоился в больнице, большинство из нас решили, что пора броситься с разбега в воду и попробовать ненадолго отпустить Джордана из отделения (хотя кое-кто все-таки поджимал губы и хмурил брови).
Сначала пациента выпускают только под надзором (в сопровождении медсестры) – на 15 минут, потом на полчаса, потом на час. Если никаких сложностей не возникает, можно начать выпускать его без надзора, но пока лишь на территорию больницы. Обычно в психиатрических клиниках есть магазин, кафе, тренажерный зал и какие-то общие территории для прогулок, например, садик. Раньше пациенты еще и собирались на скамеечках всласть покурить и посплетничать с больными из других отделений, но несколько лет назад курить на территории больниц запретили (и это ударило по пациентам гораздо сильнее, чем все думали). Большинству наших постояльцев прогулка по территории больницы дается безо всяких осложнений. Самое скандальное происшествие на моей памяти – это когда мужчину и трансгендерную женщину застали обнаженными в туалете при больничном кафе. Неловкая ситуация, о гигиене вообще молчу. Если больные во время прогулок по территории больницы ведут себя должным образом, им предоставляют следующую степень свободы – выпускают под надзором за ворота. Сначала опять же ненадолго, а потом понемногу увеличивают продолжительность прогулок.
Как мы и ожидали, во время прогулки под надзором Джордан вел себя хорошо, но стоило нам разрешить ему выходить без надзора, тут же начал проверять границы. Нередко он запаздывал с возвращением, но всего на несколько минут – достаточно времени, чтобы у меня заколотилось сердце, но слишком мало, чтобы мы имели право ограничить свободу Джордана.
Когда больным разрешают выйти в город без надзора, им необходима цель и какая-то структура, куда бы они ни отправились – в кино, в колледж, в интернет-кафе, в магазин или к родственникам. Конечно, прогулка без надзора полна соблазнов («дестабилизирующих факторов» на жаргоне психиатров). Речь идет не только о различных одурманивающих веществах, но и о некоторых людях, с которыми им лучше не встречаться, – бывшие партнеры, бывшие жертвы (нередко это один и тот же человек), сообщники, которые могут снова вовлечь их во что-то противозаконное. Понятно, что каждый раз, когда врач разрешает больному покинуть отделение, главная опасность – это побег. Некоторым удается удрать даже из-под надзора. Во всех специализированных клиниках, где я работал, такое случалось раз-два в год. Наши пациенты – так себе преступные гении, денег у них мало, а все адреса родственников известны полиции, поэтому на то, чтобы изловить этих блудных сынов и водворить восвояси, обычно уходит совсем немного времени.
Есть и такие больные, которые сбегают прямо из больниц, а не когда их отпускают, и именно они – главная головная боль наших сотрудников и администрации, поскольку их потому и не отпускают, что они считаются слишком опасными, чтобы бывать в обществе. Побеги из специализированных психиатрических больниц – редкость, и так и должно быть. Эти ограды высотой 5 метров 20 сантиметров из вандалоустойчивой металлической сетки, по которой невозможно взобраться, стоят своих денег. Такие побеги из клиник, где я работал, на моей памяти случались всего два раза.
Оба случая произошли во время моего обучения на врача без квалификационной категории в начале 2010 года. В первый раз дело было летом, после обеда, когда в отделении было многолюдно, через шлюз постоянно входили и выходили посетители, и пациент попросту затесался в толпу выходящих, удрав от сопровождающей медсестры. Охранники, проверявшие удостоверения, в тот день, должно быть, обленились. Во второй раз забыли запереть служебный выход, и беглец сумел просочиться в административный коридор, взломал дверь пустого кабинета и высадил целую оконную раму. К счастью, в обоих случаях катастрофу удалось предотвратить. Оба пациента устроили себе наркотические трипы, и им не пришлось прибегать к актам насилия, чтобы угодить в руки властей. Более серьезный инцидент произошел в полузакрытом отделении на востоке Лондона, где я проходил стажировку. Это было уже после моего ухода. В июле 2015 года пациенты, по словам очевидцев, вооруженные осколками стекла, заперли шестерых сотрудников в кабинете. К счастью, никто серьезно не пострадал, а подоспевшие полицейские с электрошокерами помогли скрутить нарушителей. Им было предъявлено обвинение в нарушении общественного порядка, в том числе с применением насилия, и незаконном лишении свободы. Двоих отправили в Бродмурскую больницу (где меры безопасности не в пример строже), а трое попали в тюрьму.
Гораздо более громкий и жуткий случай произошел в 1952 году, когда серийный убийца Джон Штраффен убил маленькую девочку всего через четыре часа после того, как перебрался через трехметровую стену Бродмурской больницы и сбежал. Жертвой была Линда Боуэр, ей было всего пять лет. Она каталась на велосипеде возле специализированной больницы. Это было в деревне Аборфилд в Беркшире. Штраффен похитил девочку, а потом задушил ее. Тело ребенка нашли в поле на следующий день.
В 1951 году Штраффена отправили в Хортэм-Колони в Бристоль – в лечебное заведение для «умственно неполноценных», где медицинские чиновники
