Ознакомительная версия.
Таким образом, один только отчет испытуемого меньше всего может здесь что-нибудь непосредственно объяснить, и мы должны подвергнуть объективному анализу всю совокупность данных, характеризующих этот процесс.
Первое, что нам кажется здесь несомненным, это наличие некоторой общей структуры, связывающей слово и выбранную карточку; на это совершенно ясно указывает их так называемая ассоциативная близость. Оставаясь в плане чисто гипотетических построений, мы можем далее представить себе и самый способ образования этой общей ассоциативной структуры: воспринятое и осмышляемое слово-раздражитель очевидно вызывает у испытуемых весьма сложный образ, антиципирующий выбор картинки, который и происходит в случае совпадения ее в каком-нибудь отношении с одним из образующих этот образ элементов. При этом слово остается в дальнейшем в центре данной ассоциативной структуры и оказывается способным по-прежнему определить собой выбор картинок, что и объясняет отмеченную нами выше возможность почти полного воспроизведения выбранных карточек при вторичном предъявлении слов.
Это положение, однако, совершенно изменяется, когда по карточке должно быть воспроизведено слово. Предъявленная картинка в свою очередь вызывает у испытуемого появление определенного образа или ассоциативного комплекса, структурный центр которого она сама образует. Картинка в этой ассоциативной структуре может иметь своим ближайшим звеном заданное слово или соответствующий ему зрительный образ; тогда, будучи как бы усилено первым предъявлением, оно оказывается доминирующим, и репродукция слова происходит. Очень отчетливые случаи такого совпадения ассоциированных образов мы имеем в некоторых простейших примерах положительной репродукции.
Так, испытуемый № 39 на слово «обед» выбирает карточку с изображением хлеба и при вторичном предъявлении картинки объясняет: «хлеб и огурцы кушать в обед». В этом примере слово «обед», вызывая соответствующий образ, определяет собой выбор картинки «хлеб», но вместе с тем само изображение хлеба, будучи предъявлено, провоцирует комплекс огурцы – еда – «обед», и соответственно этому слово воспроизводится. Аналогичный пример мы имеем в случае связи мышь – «кошка» «кошка» – мышка (испытуемый № 25), где эта «двухсторонняя» связь, вероятно, является преимущественно словесной.
Однако случаи, когда провоцируемые как словом, так и картинкой образы хотя бы частично совпадают между собой, сравнительно редки; значительно чаще мы встречаемся с обратным положением. Тот же испытуемый № 39 выбирает к слову «лошадь» картинку корова; слово не воспроизводится испытуемым, и в ответ на предложение дать объяснение своего выбора ребенок реагирует следующими словами: «мычит корова… у нас есть корова». Это также черезвычайно ясный, но противоположный первому случай: предъявленное слово «лошадь» определяет выбор карточки с изображением коровы, но эта карточка вызывает у испытуемого специфический и вероятно, очень живой, концентрированный комплекс – наша конкретная корова, корова, которая мычит, которая есть у нас самих. Другие аналогичные примеры мы имеем у испытуемого № 35: 3. «картина висит на стене», 8. «воду пил» – объяснения, также со всей ясностью показывающие на всплывание образов, посторонних тому слову, которое определяло выбор самой картинки.
Таким образом, судьба запоминаемого слова на этом этапе развития еще во многом зависит от моментов случайных, не могущих быть наперед учтенными испытуемыми. Приведенные нами соображения, конечно, являются совершенно гипотетичными и, вероятно, весьма упрощенными, однако те основные моменты, которые мы здесь отмечали, встречают себе многочисленные подтверждения. Главное из них – это, несомненно, случаи «комментирующих» объяснений, которые при иной технике опроса должны были бы появляться гораздо чаще, чем в наших опытах, где мы предъявляли испытуемым одновременно и слово, и выбранную им картинку и тем самым искусственно толкали их на связывание. Наличие таких подсказанных в «объяснениях» связей нетрудно установить по самому их характеру; например, тот же испытуемый № 39 дает к картинке «ремень» пояснение: «ремень» – играть и тотчас же за этим совершенно персеверативно: «на автомобиле – играть». Или еще отчетливее, у испытуемого № 35: 9. «птичка села на телегу» и 10. «птичка села на автомобиль» – также несомненный случай персеверации. С развитой нами точки зрения становятся понятными и типы тех ошибочных репродукций, с которыми мы встречаемся у дошкольников. Чаще всего – это либо название самой картинки (исп. № 39: «кошка» – киска), либо слова, весьма близко связанного с ней (например, испытуемый № 25: «электрическая лампа» – электричество).
У дошкольников мы встречаемся также с весьма любопытными, хотя и довольно редкими, связями совершенно особого типа. Это связи на основе проецирования зрительного образа, вызванного словом непосредственно в картинку, в результате чего слово и картинка отождествляются между собой. Довольно подробно механизм такого связывания прослежен М.Ю. Юсевич[97], которая пользовалась «связанной методикой», гораздо более благоприятствующей его появлению в опытах. Примеры, которые мы приводим ниже, заимствованы нами из ее работы.
Оля М., 4 года: 1. Слово – «птица», картинка – бабочка. Экспериментатор: «Почему ты вспомнила?» Испытуемый: «На картинке – петушок, вот – кукареку». 2. Слово – «мальчик», картинка – кадка. Экспериментатор: «Почему вспомнила?» Испытуемый: «Это мальчик». Экспериментатор: «Это – кадка». Испытуемый: «Нет, это – мальчик, вот нарисован».
Вася С., 4 года: Слово – «лошадь», картинка – подкова. Испытуемый (после обычного вопроса): «Это – лошадь. Во». (Тычет пальцем в картинку.) Экспериментатор: «А где же тут у лошади ушки, хвостик?» Испытуемый показывает изгибы подковы: два нижних – уши, верхний – хвост.
Роль картинки в операции запоминания у дошкольников остается, таким образом, чрезвычайно упрощенной на обоих отмеченных нами этапах развития запоминания; соответственно и эффективность этой операции является весьма низкой. За исключением отдельных случаев дошкольники запоминают в наших сериях с картинками немногим больше слов, чем при простом их выслушивании.
При анализе количественных данных нашего исследования мы говорили на этом основании, что у испытуемых дошкольного возраста запоминание и в сериях с картинками продолжает, по-видимому, оставаться механическим. Это совершенно очевидно для первого этапа, когда испытуемый выбирает карточки совершенно независимо от содержания читаемых ему слов; гораздо менее ясным это является на втором этапе, т. е. в тех случаях, когда выбор картинки так или иначе связан с запоминанием слова.
Выбирая картинку в связи с запоминаемым словом, дети раннего возраста, однако, производят этот выбор независимо от самой задачи запомнить слово. Таким образом, механизм организации второго стимула не подчинен цели операции в ее целом, и общая структура акта, изменяясь и приобретая новое звено, остается все же структурой акта натурального. Такое запоминание можно было бы обозначить как прямое ассоциативное запоминание, так как воспроизведение здесь не организуется заранее и остается, как мы это пытались показать выше, в конечном счете прямо зависящим от степени глубины того следа, который оставлен первым предъявлением слова, или, точнее, от того, насколько первое предъявление слова могло изменить, усиливая один из его звеньев, ассоциативный комплекс, вызываемый предъявлением картинки.
Активность испытуемого, связанная с выбором картинки, не направлена здесь специально на организацию будущего воспроизведения; в совершенно условном смысле можно было бы сказать, что испытуемый в своем поведении не учитывает, вернее, не может учесть того, что ему придется по карточке воспроизводить слово. Его выбор строится как бы с точки зрения предъявленного ему слова, в то время как для того, чтобы обеспечить, организовать заранее воспроизведение, он должен был бы быть построен с точки зрения возможного содержания ассоциативного комплекса, вызываемого самой картинкой. Картинка в этом случае может, разумеется, определить собой нужную ассоциацию, подкрепляющую механическую связь слово – картинка, и таким образом содействовать воспроизведению слова, но это не зависит от испытуемого, ибо его активность направлена совершенно иначе, и только в отдельных случаях ее направление может объективно совпадать с этой задачей. Мы можем – и, пожалуй, должны – пойти дальше и допустить, что некоторые испытуемые отдают себе отчет в мнемотехнической роли картинки; испытуемый № 28, 4-х лет, «объясняет»: «Я на корову посмотрел и лошадку вспомнил», однако использовать этот механизм они не в состоянии. Таким образом, запоминание у испытуемых, стоящих на этой ступени развития, остается все же натуральным, хотя объективно картинка и выполняет у них иногда мнемотехническую функцию. Если не бояться рискованных аналогий, то можно было бы сказать, что употребление картинки ребенком, стоящим на этой ступени развития запоминания, происходит так же, как употребление рычага человеком, который способен на него нажать, но не умеет подложить его под сдвигаемую тяжесть, не умеет организовать этой операции в ее целом и, таким образом, находится в зависимости от того случая, который дал ему этот рычаг в руки. В связи с этим небезынтересно отметить здесь тот совершенно понятный факт, что именно эффективность запоминания дошкольников в опытах находится в гораздо большей зависимости от примененной конкретной методики, чем это мы видим, например, у детей школьного возраста; так, применяя «связанную» методику, т. е. методику, которая исключает момент выбора и дает в руки ребенка как бы готовое «средство», показатели возрастают особенно сильно именно в группе дошкольников[98], и, разумеется, не потому, что при этих условиях наши испытуемые вдруг оказываются способными к активному опосредствованию своего процесса запоминания, а потому, что через эту методику мы как бы сами извне опосредствуем их запоминание.
Ознакомительная версия.
