24
Король в «Гамлете» (III—4): «Мои слова взлетают, мысли же остаются внизу; слова без мыслей никогда не дойдут до неба».
Представляется вероятным, что мы признаем «жуткими» такие впечатления, которые вообще подтверждают всемогущество мыслей и анимистический образ мыслей в то время, как в нашем сознательном суждении мы от этого отошли.
Причина этого сдвига на самое незначительное действие выяснится в последующем изложении.
В этом смысле для писателей, высказывавшихся об этом предмете, является аксиомой, что известного рода солипсизм или берклейанизм (как его называет Sully, открывший его у ребенка), действующий у дикаря, не позволяет ему признать реальность смерти.
Отметим только, что первоначальный нарцизм ребенка имеет решающее значение для понимания развития его характера и исключает допущение у него примитивного чувства малоценности.
S. Reinach полагает, что примитивные художники, оставившие нам начерченные или нарисованные изображения животных в пещерах Франции, хотели не «нравиться», а «заклинать». Этим он объясняет то обстоятельство, что эти рисунки находятся в самых темных и недоступных местах пещер и что на них нет изображений страшных хищных зверей. «Современные люди часто говорят, преувеличивая, о магии кисти или резца великого художника и, вообще, о магии искусства. В прямом смысле слова, означающем мистическое воздействие, оказываемое волей одного человека на волю других людей или на предметы, это выражение недопустимо; но мы видели, что когда-то оно было дословно верным, по крайней мере, по мнению самих художников», (р 136).
Познанной благодаря т. н. эндопоихическому восприятию.
Мы допускаем, что в этой ранней нарцистической стадии еще безраздельно соединены проявления психической энергии в отношении объектов из либидинозных и других источников возбуждения.
В 1 томе «Принципов социологии».
1910.
Может быть, мы поступим правильно, если укажем читателю на трудности, с которыми приходится бороться при установлении фактов в этой области:
Прежде всего не одни и те же лица собирают наблюдения и обрабатывают и обсуждают их; собирателями являются путешественники и миссионеры, а обрабатывают этот материал ученые, которые, может быть, никогда и не видали объектов своего исследования. Понять дикарей нелегко. Не все наблюдатели понимают их язык, а нередко должны были прибегать к помощи переводчиков или объясняться с расспрашиваемыми на вспомогательном языке – английском piggin. Дикари мало сообщительны в интимных вопросах своей культуры и откровенны только с такими чужестранцами, которые прожили среди них много лет. По различным мотивам они часто дают ложные или непонятные сообщения. Нельзя забывать, что примитивные народы – не молодые народы, а в сущности такие же древние, как и цивилизованные, и что нет никакого основания полагать, что у них сохранились для нашего сведения первоначальные идеи и институты без всякого развития и искажения. Скорее несомненно, что у примитивных народов произошли глубокие перемены во всех направлениях, так что никогда нельзя решить без колебания, что в их современных состояниях и мнениях сохранилось подобно окаменелостям, как первоначальное прошлое, и что соответствует искажению и изменению его. Отсюда такое множество разногласий между авторами по вопросу о том, что приходится в особенностях примитивной культуры рассматривать как первичное, и что как более позднее, вторичное формирование. Выяснение первичного состояния остается таким образом всегда делом конструкции. Нелегко, наконец, вникнуть в образ мыслей примитивных народов. Мы так же не понимаем их, как и детей, и всегда склонны истолковать их поступки и переживания соответственно нашим собственным психическим констеляциям.
Ср. статью «О табу».
Как и теперь еще волки в клетке на лестнице в Капитолии в Риме и медведи в клетке в Берне.
Как белая женщина в некоторых аристократических родах.
См. ниже соображения по поводу жертвоприношения.
См. первую статью.
В соответствии с этим текстом находится вывод о тотемизме, который Frazer делает в своей второй работе на эту тему. Таким образом тотемизм обычно трактуется как примитивная система в двух областях – в религии и в социальной жизни. Как система религиозная тотемизм обнимает мистический союз дикаря с его тотемом; как система общественная он осмысливает отношения, в которых стоят мужчина и женщина, принадлежащие к одному и тому же тотему, и отношения к представителям других тотемистических групп. Соответственно этим двум сторонам системы имеется два суровых и согласных между собой положения, или канон тотемизма: первое правило, что человек не смеет убивать или поедать свой тотем – животное или растение, и второе правило, что он не смеет жениться или жить с женщиной, принадлежащей к тому же самому тотему. Frazer прибавляет далее то, что вводит нас в сущность спорных вопросов о тотемизме: связаны ли или совершенно независимы друг от друга эти две стороны тотемизма – религии и общества, – это вопрос, на который отвечают различно.
Относительно такой перемены взглядов он написал следующую прекрасную фразу: «Я не так наивен, чтобы претендовать на то, чтобы дать окончательные заключения по этому трудно разрешимому вопросу. Много раз я принужден был менять мои взгляды, и я готов изменить их снова в согласии с тем, что дает нам действительность, беспристрастный исследователь должен стараться менять свою окраску, подобно хамелеону, соответственно изменяющейся окраске той почвы, по которой он ступает».
«По своей сущности вопрос о происхождении тотемизма лежит далеко за пределами нашего исторического исследования или наблюдения, и нам приходится довольствоваться при изучении этого вопроса одними предположениями». А.Lang: «Мы нигде не можем увидать абсолютно примитивного человека и того, как создается тотемистическая система», с. 29.
Первоначально, вероятно, только животных.
По A Lang'y. Secret of the Totem, p. 34.
Ibid.
Pikler и Sоmlо, «Происхождение тотемизма», 1901. Свое объяснение авторы с основанием называют: «Материалы к материалистической теории истории».
Ср. ст. «О табу».
Здесь ничего нет из того неясного и мистического, метафизически туманного, что некоторые авторы хотят приписать скромному началу человеческих размышлений, но что совершенно чуждо простому, чувственному и конкретному способу мышления дикарей.
«Кажется неправдоподобным, чтобы община дикарей могла мудро разделить царство природы на области, назначая в каждую область особенную группу магов, и приказать всем этим группам творить магическое и создавать чародейственную силу общего божества».
Это верование – философия первобытных примитивных людей. A.Lang.
Напр., Frazer. Тотемический клан – совершенно иная социальная организация, нежели эксогамический класс, и у нас есть солидные основания думать, что первый гораздо древнее последнего.
Нечистый, потому что он не практиковался.
Происхождение и развитие морали, II. Брак, 1909. Там же защита автора против ставших ему известными возражений.
Ch. Darwin говорит о дикарях: «Они не склонны задумываться над угрожающими в будущем несчастиями их племени».
Ср. первую статью.
«Таково окончательное происхождение эксогамии и с нею закона об инцесте; с того времени, как была придумана эксогамия, как помеха инцесту, – наша проблема остается в отношении ее такой же неясной, какой и была до этого».
Происхождение человека.
«Если, в согласии с теорией Darwin'a, доказано, что эксогамия встречается до того, как верование в тотем доставляет этому правилу священную санкцию, то наша задача делается относительно нетрудной. Первое практическое правило исходит от завистливого властелина. Повеление: „Да не коснутся самцы самок в моем владении“ сопровождается изгнанием молодых сыновей. В дальнейшем это правило стало привычным и приняло формулировку: „Не бери в жены никого из местной группы“. Еще позже местные группы получают прозвища – имена, например, Эму, Ворона, Опоссума, Бекаса, и тогда правило формулируется так: „Не бери никого в жены из местной группы с именами определенных животных, примерно: Бекаса, если ты сам Бекас. Однако, если первичная группа не была эксогамичной, то она стала таковой после того, как тотемистические мифы и табу распространились на животных, растения и другие названия маленьких местных групп“.
