наказанием, а еще и помогали ученикам стать лучше. Джейсон приводил рассказы реальных учащихся о воздействии эмпатической дисциплины. Вот, например:
«Однажды меня оставили после уроков, но я не просто сидел, а учитель со мной разговаривал о том, за что меня наказали. Он слушал, что я ему говорил… Было приятно, что хоть кому-то в школе можно доверять».
Далее учителя описывали, как дисциплинируют своих учеников. Все так или иначе проявляли доброту. «Я приветствую каждого у дверей улыбкой, что бы ни произошло накануне» или «Я никогда не держу зла. Я стараюсь помнить, что все чьи-то сыновья и дочери, что кто-то их любит и они чей-то свет в окошке!»
Такое отношение сказывалось на атмосфере в классе. После того как учителя научились эмпатической дисциплине, ученики, по их словам, почувствовали уважение к себе [268]. И в первую очередь те, кого раньше уже отстраняли от занятий. Не делая из них изгоев, эмпатичные учителя создавали среду, где ученики могли проявить свои лучшие качества. И сами чувствовали себя лучше. После курса Джейсона учителя в два раза реже выгоняли учеников. В первую очередь ситуация улучшилась для потенциальных бунтарей: афроамериканских и латиноамериканских мальчиков и тех детей, которых уже отстраняли от занятий ранее.
Результаты пока предварительные, но весьма обнадеживающие — отчасти потому, что для решения многих проблем может быть достаточно только эмпатии со стороны учителей. «Участвовали только преподаватели математики, — объясняет Джейсон, — но учеников реже отстраняли все учителя: в коридорах, на площадке, в школьном автобусе». Другие учителя не знали, кто из учеников получил эмпатическое взыскание, а кто нет. Но такое впечатление, что ученики, почувствовавшие эмпатию со стороны учителей, лучше вели себя не только в классе, но и за стенами школы.
Во всем мире в школьниках поощряют веру в их способности меняться к лучшему. Работа Джейсона продемонстрировала, что иногда — особенно в случае неблагополучных учащихся — субъективного восприятия недостаточно. «Установки формируют личность, и это важно, — рассуждает он, — но стоит задуматься, откуда они берутся». Каждый по-своему толкует происходящее вокруг, но все вместе мы влияем на то, что происходит. Обстоятельства формируют наши ожидания друг от друга и нас самих.
Обладающие властью не только должны стать добрее. Их обязанность — создавать экосистемы, где добро ожидается и поощряется. Школы, полицейские участки, семьи, компании и даже государства, перенявшие этот подход, упростят людям проявление эмпатии.
Джейсон вносит свою лепту и даже больше. Его курсы для учителей очень популярны и сейчас проходят в отделах образования Флориды, Пенсильвании, Вирджинии и Джорджии. Когда-нибудь они докатятся до Теннесси и завуча, отправившей Джейсона за решетку. И возможно, когда ей возразит другой ребенок, она задумается.
Глава 7. Двойственность цифровой эпохи
В 2007 году иракский художник Вафаа Билал предложил всем желающим расстрелять его — по интернету. Тремя годами ранее его брат Хаджи был убит в родном городе Эн-Наджаф снарядом, выпущенным по наводке дрона. Горюющий Билал посмотрел интервью с «пилотом» дрона, которая палила по Ираку, сидя в провинции Колорадо. Она весело рассказывала о своей работе, так что убийства казались еще менее ужасными, чем в видеоиграх. «Я был в шоке, — вспоминает Билал, — что Хаджи убила какая-то девушка, нажав кнопку в тысяче миль от него… и понятия не имеет, какие страдания причинила его родным» [269].
Он должен был бы ее ненавидеть, но понимал, что она поступила так не из какого-то особенного садизма. Управляемое технологиями насилие не воспринимается как насилие, потому что управляемые технологиями люди не воспринимаются как люди. Билал решил устроить выставку под названием «Дома неспокойно» (хозяин галереи оказался против первоначального варианта «Пристрели иракца»). В чикагской Flatfile Gallery он обустроил спартанскую комнатку с белыми стенами, кроватью, компьютерным столом и пейнтбольным ружьем. Оно крепилось на маленькой турели и наводилось удаленными пользователями с помощью веб-камеры, закрепленной на стволе. (Билал позаимствовал идею из практик расстрела дистанционно управляемым оружием запертых в клетках животных.)
Пользователям надо было залогиниться, прицелиться и сделать любое количество выстрелов. В комнате Билал пробыл тридцать дней.
За это время ружье выстрелило около шестидесяти тысяч раз, это примерно раз в сорок пять секунд, круглосуточно. Билал закрывался листом плексигласа на время сна, если вообще мог уснуть от шума, или уже так уставал, что ничего не слышал. За первые несколько дней эксперимента комната превратилась в картину Джексона Поллока в канареечных тонах. Десятки стрелков одновременно наводили на цель. Серверы не выдерживали трафика. Стрельба велась из 138 стран, и одновременно в чат сыпались издевки, кто-то написал «смерть террористу».
Некоторые направили бы оружие (или наорали) на Билала, находясь с ним лицом к лицу. Но он полагает, что большинство стреляли только потому, что интернет обеспечил эмоциональную дистанцию. Сейчас это настолько очевидная истина, что уже не оспаривается. Технологии считаются величайшей угрозой эмпатии в нашем веке.
В преддверии Всемирной выставки 1964 года The New York Times спросила у Айзека Азимова, каким он видит это событие через пятьдесят лет. Он ответил, что повсюду будут электролюминесцентные панели. С их помощью «люди продолжат отгораживаться от природы и создавать более пригодную для себя среду». После закрытия проекта «Дома неспокойно» появились Instagram, Uber, Airbnb, Kickstarter, Bitcoin, Tinder и iPhone. Заработать деньги, найти друзей и любовь и выбрать идентичность можно онлайн, и мы не расстаемся с интернетом. В 2007 году взрослый американец в среднем проводил со смартфоном восемнадцать минут в день, а в 2017-м уже четыре часа [270].
Будущее Азимова — это наше настоящее. Многие этим обеспокоены и считают, что технологии сделали нас тупее, грустнее и злее, чем раньше [271].
Цифровизация несет психологические издержки. В одном эксперименте мы с коллегами приводили участников в стэнфордскую мемориальную церковь. У одних мы забрали телефоны, а других попросили снимать происходящее и публиковать в Facebook. И как ни странно, те, кто фотографировал, запомнили меньше [272]. Объем внимания сужается за прокручиванием бесконечных новостных лент в соцсетях.
Роберт Вишер придумал термин Einfühlung, или «вчувствование», — лингвистический предшественник эмпатии [273]. Он был не психологом, а теоретиком искусства, и вчувствование считал состоянием пристального внимания, позволяющего узреть истинное эмоциональное значение скульптур и произведений живописи. Если связь между людьми — такой же процесс взаимного постижения, то интернет — это благо. Мы можем наблюдать миллионы жизней в любой стране такими, какими люди их показывают, и взамен делиться своими. Новостные агентства, издатели и прочие посредники больше не будут нам указывать, о ком и о чем переживать. С технологиями полет сознания доступен всегда и везде.
Философ Питер Сингер считает, что наш «круг заботы» расширяется и постепенно преодолевает
