“Во время приступа контроль над всей соматической нервной системой переходит к гипнотическому сознанию. Нормальное сознание… не всегда полностью подавлено. Оно может даже осознавать моторные проявления приступа, в то время как сопровождающие этот приступ психические явления находятся вне пределов его восприятия… Даже если нормальная личность может вернуть себе контроль, остатки гипнотического содержания идей возвращаются во время приступов истерии и время от времени погружают человека в такое же состояние; это состояние само по себе подвержено влияниям и открыто для травм. Между двумя психическими группами, которые соединены в одном человеке, может затем установиться, так сказать, равновесие: истерические приступы и нормальная жизнь при этом протекают бок о бок, не взаимодействия друг с другом.
Приступы происходят спонтанно — так, как приходят воспоминания у нормальных людей; однако, при этом подобный приступ можно спровоцировать, точно так же, как и любое воспоминание может быть спровоцировано по законам ассоциации. Оно вызывается либо путем стимуляции истерогенной зоны, либо через новые переживания, которые запускают его благодаря своему сходству с патогенными переживаниями… В других случаях равновесие бывает очень неустойчивым. Приступ возникает как проявление остатка гипнотического сознания, когда нормальная личность оказывается истощенной или ослабленной”.
З. Фрейд, Дж. Брейер. Исследования истерии
С точки зрения Фрейда, даже если “нормальное сознание” человека и осознает то, что физически происходит во время “приступа истерии”, его поведение определяется “гипнотическим сознанием”. Поскольку, человек не осознает “психические явления”, ответственные за возникновение приступа, ситуация никогда не исправляется и две части “сознания” могут “существовать бок о бок, не взаимодействуя друг с другом”. “Приступы” вызываются либо (а) особыми стимулами (“истерогенная зона” или “якорь”), либо (б) переживанием, сходным с тем, в котором произошел “импринт”, либо (в) ситуацией, когда “нормальная личность оказалась истощенной или ослабленной”. Тогда как “истерические приступы” — явление довольно драматическое, у “нормальных людей” постоянно происходят менее интенсивные переживания подобного рода.
Впервые я увидел подобные явления при наблюдении за видимыми аномалиями в поведении людей, с которыми вместе работал. Вспоминаю, что однажды говорил с одной женщиной о том, как кинофильмы могут оказывать эмоциональное воздействие на людей. Она согласилась, упомянув, как сильно на нее подействовал фильм Альфреда Хичкока “Психо”. Она смотрела этот фильм еще молодой девушкой, однако до сих пор ощущает ужас и панику при воспоминании о “сцене в душе”, когда молодую женщину насмерть забивают ножом. Когда женщина рассказывала об этой сцене, я заметил, что она бессознательно сделала правой рукой движение — как будто держала нож и вонзала его в свое собственное тело. Все выглядело так, как если бы некоторая ее часть интернализировала[26] часть, представлявшую убийцу, и часть, которая представляла жертву.
Вскоре после этого, я работал с другой женщиной. У нее был рак горла. Она жаловалась на то, что горло было как бы “не ее”, она никогда не ощущала его как часть собственного тела. Собираясь осуществить процесс изменения ее личностной истории, я попросил женщину сосредоточиться на чувствах, связанных с ее горлом и вернуться в прошлое по своей линии времени для того, чтобы найти источник переживаний. Она начала описывать воспоминание раннего детства и произнесла: “Я маленькая девочка, моя мама держит меня и трясет ”. Когда женщина описывала этот случай, она делала руками трясущие движения и разговаривала гневным и жестоким голосом. Когда я наблюдал за ней, мне стало понятно, что она не регрессировала к состоянию испуганной беспомощной девочки, а, скорее, демонстрировала поведение рассерженной матери. Она и в самом деле регрессировала назад к этому переживанию, но ступила на позицию восприятия своей матери, а не самой себя. Стало очевидно, что изменять надо было не только переживания маленькой девочки, но психический и эмоциональный импринт ее матери.
Вот как сказала об этом одна женщина, подвергшаяся физическому насилию со стороны своей матери: “Когда я была моложе, мне было легче идентифицироваться с испуганной маленькой девочкой. Теперь — с рассерженной и агрессивной матерью”. Это изменение идентификации, вероятно, происходит из-за сдвига в восприятии образа тела. Поскольку тело женщины теперь стало больше похоже на тело ее матери, и меньше — на тело ребенка, ей было легче кинестетически ассоциироваться с матерью и ее поведением.
Подобная динамика способствует тому, что воздействие некоторых импринтов кажется “ретроактивным” — в том смысле, что их влияние дремлет, пока человек не попадает, по словам Фрейда, в ситуацию, близкую к переживанию импринтинга, роль человека сдвинулась к тому, чтобы приблизиться к роли другого значимого лица. Например, импринты возникают когда люди сталкиваются с переломными моментами в жизни — брак, рождение ребенка, серьезное заболевание, новая работа и т. д. Только когда человек становится отцом или матерью, начинают значимо возникать некоторые родительские импринты. Происшествия и затруднения, о которых человек думал, что они давно остались в прошлом, неожиданно вновь возникают как проблемы. Причина кроется не в том, что с ними неадкватно справились. Ситуация в прошлом на самом деле могла быть успешно разрешена с точки зрения “человека в юности”, но не с позиций другого участника отношений. Когда человек становится родителем, часть импринта, относящаяся к значимому другому внезапно выходит на первый план: теперь человек идентифицирует себя с этой частью отношений.
Поскольку процесс “импринтинга” до некоторой степени включает в себя принятие “второй позиции”, люди могут получить импринт даже от событий и травм, не произошедших непосредственно с ними (вспомним женщину, на которую так подействовал фильм “Психо”). Они могут принять точку зрения и паттерн поведения другого человека. Однажды я работал с женщиной, которая многие годы боялась, что ее ребенком изнасиловал отец. Однако, когда пациентка смогла вернуться к этому событию, она обнаружила, что на самом деле нечаянно подслушала: мать рассказывала кому-то о том, как ее (мать этой женщины) изнасиловал ее дядя, когда та была ребенком. Женщина, с которой я работал, во время регрессии к этому событию находилась в полусне и интернализировала страх и стыд своей матери, как если бы те были ее собственными. Поскольку в тот момент она находилась в “гипнотическом состоянии”, ее ощущение самой себя было до некоторой степени “ослаблено” или дестабилизировано.
Эта дестабилизация сознательного состояния своей идентичности в сочетании с процессом принятия “второй позиции”, по-видимому, является ключевым фактором в установлении “импринтов”. И действительно, спустя некоторое время после разговора с той женщиной, я посмотрел еще раз знаменитую “сцену в душе” из “Психо”. Просмотрев ее в замедленном темпе, я заметил, что в течение трехминутной сцены Хичкок 75 раз сменил угол камеры (намного быстрее, чем человек может это заметить). Он постоянно сближал позиции жертвы и убийцы, создавая при этом “якорь” при помощи необычайно резкого повторяющегося звука.[27] Хотя эта сцена еще не такая живая и яркая, как сцены из более поздних фильмов ужасов, ее воздействие рождено способностью дестабилизовать сознательное восприятие зрителя и сдвинуть перспективу.
С точки зрения Фрейда, процессы, лежащие в основе явления переноса, связаны с дестабилизацией идентичности человека и одновременно вызывают очень интенсивный раппорт между пациентом и терапевтом. Поскольку человек вновь переживает состояние ситуации импринта, он может стать очень впечатлительным и обостренно чувствительным к коммуникации с терапевтом. Подобное воздействие также усиливается тем фактом, что человек по отношению к врачу часто регрессирует к роли ребенка, что по мнению Фрейда, является основой многих явлений гипноза.[28]
Фрейд утверждал:
“То, что (Бернгейм) называл внушаемостью, есть не что иное, как склонность к переносу… Стоило нам отказаться от гипноза в нашей работе, как мы снова смогли наблюдать внушение, на этот раз в форме переноса”.
З. Фрейд. Введение в психоанализ. Лекции. М., Наука
Фрейд “отказался от гипноза” потому, что чувствовал: гипноз работает на уровне слишком поверхностных структур, а не на уровне глубинных процессов, лежащих в основе симптомов. Фрейд заметил, что было слишком легко “смахнуть” результаты гипноза, если “его личные отношения с пациентом почему-либо нарушались”. Он полагал также, что гипнотические методы не всегда проявляли уважение к естественным процессам “самокоррекции”, необходимым для настоящего исцеления и что гипнотическое внушение переносило “пункт контроля” на личность гипнотизера, а не на личность самого пациента.
