Примаков заговорил о многополюсном мире. Что он имел в виду? Плохо, когда в мире осталась одна сверхдержава, то есть Соединенные Штаты, и все крутится вокруг нее. Примаков говорил, что мы будем развивать отношения и с Западом, и с Востоком, и с теми, кто нам нравится, и с теми, кто нам не нравится.
Российская дипломатия возобновила сотрудничество со старыми друзьями – Ираком, Ираном, Сербией. Открыто демонстрировала трения и противоречия с Соединенными Штатами – единственной страной, с которой Россия любит себя сравнивать.
В Минске Примаков сказал: для России Белоруссия – «особый союзник, особый партнер, особый брат». Примаков поехал в Иран, где заявил, что выступает против наращивания военного присутствия в зоне Персидского залива. А чьи там военные корабли? Американские. Примаков счел нужным побывать на Кубе. Его предшественник Фиделя Кастро избегал принципиально, считая, что экономических интересов на Кубе у России нет, а вести пустые разговоры с Кастро – времени жалко.
Примаков показал себя сторонником политики, которую немцы называют Realpolitik, – это чисто прагматическая линия, исключающая всякое морализаторство и прекраснодушие; исходить надо из реально существующей расстановки сил и ставить перед собой только достижимые результаты. Политическая линия Примакова полностью соответствовала духу времени и создала ему множество поклонников. Действия Примакова получили почти полную поддержку общественного мнения.
Пожалуй, все началось в марте 1997 года, когда Виктор Черномырдин вдруг был отправлен в отставку. А ведь последние месяцы его именовали самым вероятным наследником Ельцина – и Виктор Степанович сам себя так воспринимал. Новым главой правительства назначили мало кому известного Сергея Владиленовича Кириенко, которого Борис Немцов привез из Нижнего Новгорода и сделал заместителем министра топлива и энергетики.
Сергей Кириенко был утвержден главой правительства только 23 апреля 1998 года, после месячного мучительного торга с Думой. Депутаты проголосовали с третьего захода, испугавшись, что Ельцин и в самом деле может распустить Думу. Только 12 мая Кириенко закончил формировать правительство. Тут началась рельсовая война, шахтеры перекрыли движение на железных дорогах. И почти сразу страна попала в финальную стадию долгового кризиса.
В начале августа 1998 года из-за падения цен на российские валютные бумаги банки оказались на грани банкротства. Частные банки и фирмы не могли вернуть кредиты, взятые в твердой валюте. Валютные запасы таяли на глазах. 14 августа, в пятницу, российский валютный рынок практически прекратил существование. В понедельник от рубля могло остаться одно воспоминание. Кириенко решил спасти банки и заодно пощадить государственную казну, которой надо было расплачиваться по ГКО. Он объявил то, что стали именовать английским словом «дефолт», – мораторий на выплату долгов.
17 августа, в понедельник, после обнародования правительственных решений в стране началась паника. И она перечеркнула благие пожелания правительства. Все бросились скупать валюту, у кого было на что покупать, конечно. Курс сразу взлетел до верхнего предела – девять с половиной рублей за доллар. Обменные пункты закрылись. Вкладчики побежали в банки забирать свои сбережения. Вернуть всем деньги банки не могли.
Реакция на решения правительства была в большей степени психологической. Кириенко не ожидал, что начнется настоящая паника. С экономическими проблемами можно было совладать. Но как успокоить общество? 21 августа, в пятницу, все фракции Государственной Думы выразили недоверие правительству и потребовали отставки Сергея Кириенко. Ельцин с ним расстался и решил вернуть Черномырдина.
Черномырдин первым делом поехал в Государственную Думу договариваться с депутатами. Он договаривался по-свойски:
– Пора действовать. Товарищ Кириенко растерялся, его ребята разбежались.
Черномырдин предлагал депутатам, в том числе от оппозиции, коалиционное правительство. Партии отказываются от политической борьбы, делегируют самых толковых в правительство и общими усилиями вытаскивают страну из кризиса.
Но произошло непредвиденное: несмотря на некие предварительные договоренности, 30 августа, в воскресенье вечером, коммунисты неожиданно отказались от политического соглашения и, следовательно, от поддержки Черномырдина.
31 августа, в понедельник, при голосовании в Государственной Думе Черномырдин получил голоса всего девяноста четырех депутатов. Против проголосовал двести пятьдесят один депутат. Это был полный афронт. Черномырдин был обескуражен. Те, на кого он полагался, отказали ему в поддержке. Он решил, что соперники боятся пускать его в правительство, потому что это открывает ему дорогу к победе на президентских выборах 2000 года. Есть и другое мнение: депутаты не хотели голосовать за возвращение в правительство уже надоевшего им прежнего премьера, который за столько лет так и не добился никаких успехов.
Ельцин сразу же вновь внес его кандидатуру в Думу. Черномырдин делал все, чтобы усилить свои позиции. Он предложил Примакову пойти к нему первым замом. Евгений Максимович согласился. Но и это не помогло. 7 сентября, в понедельник, Дума вновь отказалась утвердить Черномырдина: сто тридцать восемь голосов «за», двести семьдесят три – «против». Россия осталась без правительства, стране грозил не только экономический, но и политический кризис.
В кабинете главы администрации Валентина Борисовича Юмашева лихорадочно тасовали тощую политическую колоду, перебирая возможных кандидатов.
Лидер фракции «Яблоко» Григорий Алексеевич Явлинский вдруг заявил с думской трибуны, что есть кандидатура, которая устроит все политические силы: это министр иностранных дел Евгений Максимович Примаков. Сначала предложение показалось очень странным: академика Примакова – в прошлом журналиста, директора института, советника Горбачева, начальника разведки – меньше всего можно было считать хозяйственником.
Но вот и аргументы в пользу Примакова: в партии не входит, к финансово-промышленным группировкам не принадлежит, в президенты баллотироваться не собирается, в прежних экономических реформах не участвовал, ни в чем дурном не замешан.
Явлинский разъяснил свою позицию:
– Евгений Максимович – это компромиссная фигура. Это не кандидат «Яблока». Мы с ним как с министром иностранных дел не во всем были согласны.
Депутаты подхватили эту идею. Примаков ни у кого не вызывал аллергии. Спокойный, основательный, надежный, он казался подходящей фигурой в момент острого кризиса. Более того, он нравился не только политикам, но и значительной части общества.
Президент Ельцин пригласил Примакова на дачу:
– Евгений Максимович, вы меня знаете, я вас знаю… Вы – единственный на данный момент кандидат, который всех устраивает.
Примаков искренне отказался. Ему нравилось быть министром иностранных дел и не хотелось браться за практически неразрешимую задачу:
– Борис Николаевич, буду с вами откровенен. Такие нагрузки не для моего возраста. Вы должны меня понять. Хочу доработать нормально, спокойно. Уйдем на пенсию вместе в 2000 году.
8 сентября, во вторник, Примаков делает заявление:
– Признателен всем, кто предлагает мою кандидатуру на пост председателя правительства. Однако заявляю однозначно – согласия на это дать не могу.
Глава президентского аппарата Валентин Юмашев говорит Явлинскому, что разговаривал с Примаковым, но тот отказался. Это совершенно естественно, отвечает Явлинский, о таких вещах с кандидатом в премьер-министры должен говорить сам президент, а не его помощник.
В общей сложности Ельцин трижды предлагал Примакову возглавить кабинет. Последняя беседа состоялась 12 сентября. Присутствовали Черномырдин и Юрий Дмитриевич Маслюков, бывший первый заместитель председателя Совета министров СССР, а тогда депутат Государственной Думы. Евгений Максимович вновь искренне отказался. Ему не хотелось браться за практически неразрешимую задачу.
Примаков, считая, что разговор окончен, вышел в президентскую приемную. К нему подошли ожидавшие итога беседы Юмашев, младшая дочь президента Татьяна Дьяченко и глава службы президентского протокола Владимир Николаевич Шевченко. Они буквально набросились на Примакова. Шевченко говорил особенно горячо:
– Как вы можете думать о себе! Разве вам не понятно, перед чем мы стоим? Семнадцатое августа взорвало экономику. Правительства нет. Дума будет распущена. Президент может физически не выдержать. Мы на грани полной дестабилизации!
Откровенность Шевченко произвела на Примакова сильное впечатление. Он спросил:
– Но почему я?
– Да потому, что Думу и всех остальных устроит именно ваша кандидатура. И потому, что вы сможете.
И Примаков согласился…
