В НЛП проблема заключается не в том, будет ли один человек оказывать влияние на другого, но, скорее, в том, чтобы полностью отдавать себе отчет, как именно оказывается данное влияние. Это требует от человека умения точно наблюдать за реакциями другого в ответ на собственные вербальные и невербальные ключи.
Еще одним предположением, лежащим в основе методов терапии Фрейда, является убеждение, что единственным способом доступа к состоянию ассоциаций, необходимого для работы с последствиями запечатленного (импринтированного) опыта и удержания в этом состоянии, стало перевоплощение импринтированных отношений в “переносе” с врачом. НЛП владеет инструментами, позволяющими осуществлять альтернативные возможности для выбора. В самом деле, я использовал методы НЛП для того, чтобы разработать метод, основанный на понятии “импринтинга” и на некоторых принципах и стратегиях изменения, использованных Фрейдом. Этот метод, который я называю “реимпринтингом ” (Дилтс, 1990; Дилтс, Холлбом, Смит, 1990), позволяет людям находить “импринтированный” опыт, продвигаясь по пути ассоциированных воспоминаний, и “реимпринтировать” (перезапечатлевать) его путем установления связей с другими “программами”, или ресурсами, возникшими или развившимися позднее, но бывшими не доступными человеку или значимым другим во время первоначального “импринтированного” опыта.
Процесс реимпринтинга включает в себя помощь человеку в создании физической “линии времени”, на которой человек размещает события или временные периоды своей жизни. Реимпринтинг также помогает человеку разделять разные позиции восприятия значимых других, вовлеченных в этот опыт путем расположения данных позиций в разных точках физического пространства, представляющего временную рамку прошлого. Путем физического разделения и затем принятие “второй” позиции значимого другого человек легче и нагляднее понимает, что “его чувства возникли не в нынешней ситуации” и “на самом деле не относятся к личности врача, но человек воспроизводит нечто произошедшее с ним задолго до этого”. И действительно, помогая пациенту сначала создать физическое пространство для значимых других, а затем “влезть в их ботинки”, врач более эффективно перенаправляет фокус “переноса” на контекст, в котором пациент скорее всего будет способен правильно распознать его и справиться с ним.
Реимпринтиг имеет ряд сходных черт с процессом “изменения личностной истории”, однако, здесь есть также и ряд ключевых различий. Изменение личностной истории связано, в первую очередь, с влиянием “случайных обстоятельств или событий”, которые прежде всего относятся к тому, как человек реагирует на “внешние силы”. “Реимпринтинг” имеет отношение к тому, как “внутренние силы” или “глубинные структуры” (такие, как наши модели ключевых отношений со значимыми другими) в дополнение к внешнему контексту, сформировали наши убеждения, ценности и ощущение собственной личности. В реимпринтинге человек ищет не просто новое решение событий прошлого, но, скорее, интеграцию жизненных этапов и обновление своих убеждений и чувства идентичности в системе отношений со значимыми другими.
Например, работая с женщиной, у которой был рак горла, я поставил целью не просто “нейтрализацию” негативного эмоционального аффекта определенного опыта ее отношений с матерью. Для того, чтобы добиться как эмоционального, так и физического выздоровления, важно было помочь ей вновь обрести ощущение, что ее глотка “принадлежит” именно ей. Для этого женщине необходимо было сначала распределить отношения между матерью и своей глоткой, а затем обновить интернализованный импринт матери. Данный процесс подразумевал обращение к проблемам, связанным с убеждениями женщины, идентичностью и, наконец, ее “миссией”, или целью жизни.
Важно понимать, что ситуации импринтинга включают в себя больше, чем просто хорошие или плохие чувства, относящиеся к ситуации (как было показано в исследованиях с животными, объекты, вначале вызывавшие страх, позднее могли вызывать реакцию следования). Фрейд указывал, что эти события “никогда не теряли своего важного значения даже под воздействием более позднего опыта”. Наши суждения и выводы по поводу значимых других в ключевых отношениях говорят столько же о нас самих, сколько и о других. Иными словами, если я делаю вывод, что моя мать — “утка”, это также сообщает нечто важное и обо мне. Таким образом, опыт импринтинга нередко поднимает очень много вопросов. Моя мать плохо обращалась со мной. Что это сообщает обо мне? А о ней? О том, как быть матерью? О том, как обращаться с ребенком? Поиски ответов на подобные вопросы приводят к другим вопросам: Почему она так со мной обращалась? Потому что у нее такой характер? Или это следствием моего поведения? Или следствием обстоятельств? Генетики? Слабости? Порочности? Незнания? Если это следствие ее характера, то насколько похож я на нее? Как и почему я отличаюсь от нее (или чем я похож на нее)?
Именно в этом случае принцип “позитивного намерения” имеет ключевое значение. Как я уже говорил раньше, в НЛП считается, что очень важно уметь определять “уровни” процесса, а также “позиции восприятия” и “временные отношения” важно для того, чтобы отделить личность и намерение человека от его поведения. Совершенно ясно, что женщина с раком глотки интернализировала поведение своей матери, но не ее позитивное намерение. Когда я спросил эту женщину о позитивном намерении, лежавшем в основе поведения ее матери, оказалось, что она понятия о нем не имела и могла поклясться, что его вообще не было. Для того, чтобы помочь исследовать данный вопрос, я указал пациентке на мое наблюдение: в своем воспоминании она на самом деле в большей степени продемонстрировала поведение матери, чем собственное. Затем я помог ей создать в пространстве место для ее матери и ее молодого “Я” в отношении к данному событию прошлого. Когда женщина физически помещала себя в каждое из этих мест, она смогла ясно отделить ту часть опыта, которая была ее собственной от той, что принадлежала ее матери, без “контаминации”.
Пока она находилась “в ботинках своей матери”, я попросил ее обратить внимание не только на поведение, сколько на любые связанные с ним мысли, убеждения, восприятие себя и т. д. (это явление описано в части “Исследование глубинных структур” в начале данного раздела). Когда женщина проделала все это, у нее возникло множество озарений и родилось новое понимание поведения матери. Она признала, что у матери во время инцидента на самом деле было позитивное намерение, но что она действовала в соответствии со своей обедненной картой мира. Намерение матери заключалось в том, чтобы “удержать их жизни вместе” и “сделать так, чтобы мир вокруг не обрушился”. Но поскольку тогда она не обладала необходимыми знаниями и ресурсами, ей пришлось действовать, руководствуясь фрустрацией и агрессией. Как только моя пациентка смогла определить позитивное намерение, она получила доступ к ресурсам, которые прежде были ей не доступны, и привнесла их в импринтированную модель своей матери. Ресурс заключался в способности использовать не только руки, но и слова.
Находясь в третьей позиции — стоя в настоящем и глядя назад в прошлое на себя и на свое молодое “Я” — женщина смогла понять, что в настоящем она обладала новыми знаниями и новыми способностями, которых прежде не было ни у ее молодого “Я”, ни у матери. Она осознала, что если бы у матери тогда была хотя бы часть этого знания и ресурсов, она вела бы себя совсем по-другому. Я попросил пациентку стать на ту точку ее линии времени, которая представляла время, когда она наиболее ярко переживала понимание, убеждения или ощущение своего “Я”, которые были бы необходимы матери в прошлом. Когда она смогла получить представление об этих ресурсах с “полной аффективной окраской”, я попросил ее “заякорить” их при помощи символического образа энергии, света, звука, музыки или через какой-либо другой символ, лучше всего представляющий для нее “глубинную структуру” данных ресурсов. Она визуализировала этот символ как искрящийся золотой свет, протекающий через ее тело. Затем я попросил женщину представить себе, что она посылает этот золотой свет в прошлое, к матери, просил посмотреть, как изменится поведение ее матери. Она увидела, что в той ситуации оно сильно изменилось. Затем я попросил пациентку физически “влить” свет в тело матери, “надев ее ботинки”, а затем проиграть новое поведение. Это было для нее очень глубоким переживанием.
Следующим шагом стало следующее: я попросил женщину в ее половине отношений вновь ассоциироваться с ребенком и ощутить всю разницу от этого нового положения. Я спросил ее, как она могла бы изменить или исправить свои убеждения и восприятие самой себя, своей матери и отношений между матерью и тогдашним ребенком. Естественно, что в чувствах и реакциях пациентки произошло много изменений.
