[398] Подобная чрезмерная чувствительность очень часто приносит с собой обогащение личности и скорее придает ей особое очарование, нежели портит характер. Только в трудных и необычных ситуациях это преимущество превращается в недостаток, ибо спокойная рассудительность тогда нарушается несвоевременными аффектами. Однако нет ничего более ошибочного, чем рассматривать эту чрезмерную чувствительность ео ipso как патологическую составляющую характера. Будь это так, нам пришлось бы считать больным четверть всего человечества. Но если эта чувствительность имеет столь разрушительные последствия, то ее, конечно, никак нельзя считать нормальной.
[399] Мы приходим к этому противоречию, когда противопоставляем два взгляда на значение психологической предыстории так, как мы сделали это здесь. На самом деле, речь не идет ни о том ни о другом. Определенная врожденная чувствительность порождает особую предысторию, особый способ переживания инфантильных событий, которые, в свою очередь, влияют на развитие детского мировоззрения. События, производящие сильные впечатления, никогда не проходят бесследно для чувствительных людей. Некоторые из них остаются действенными на протяжении всей жизни и могут оказать определяющее влияние на все психическое развитие человека. Грязные и разочаровывающие переживания в сексуальной области способны на долгие годы отпугнуть чувствительного человека, так что одна только мысль о сексе уже вызывает в нем сильнейшее сопротивление.
[400] Как показывает теория травмы, люди, знающие о таких случаях, часто склонны приписывать эмоциональное развитие человека целиком или, по крайней мере, в значительной степени случайности. Прежняя теория травмы зашла в этом отношении слишком далеко. Никогда не следует забывать, что мир – это прежде всего субъективный феномен. Впечатления, которые мы получаем от этих случайных событий, зависят от нас самих. Неверно, что впечатления навязываются безусловно извне; впечатление обусловливает наша собственная предрасположенность. У человека, чье либидо заблокировано, впечатления будут, как правило, совсем другие и гораздо более яркие, чем у того, чье либидо организовано в различные виды деятельности. Одно и то же событие произведет на чувствительного человека глубокое впечатление, тогда как менее чувствительного оставит равнодушным.
[401] Посему, помимо случайного впечатления, мы должны обратить пристальное внимание на субъективные условия. Наши предыдущие рассуждения и, в частности, рассмотренный нами реальный случай свидетельствуют о том, что наиболее важным субъективным условием является регрессия. Эффект регрессии, как показывает практический опыт, настолько выражен и значителен, что возникает соблазн приписать эффект случайных событий исключительно механизму регрессии. Вне всякого сомнения, есть много случаев, когда все драматизируется, когда даже травматические переживания суть чистые плоды воображения, а реальные события впоследствии полностью искажаются фантазийной проработкой. Мы можем с уверенностью сказать, что нет ни одного случая невроза, в котором эмоциональная ценность предшествующего опыта не усиливалась бы регрессией либидо. Даже когда обширные области инфантильного развития кажутся чрезвычайно значимыми (как, например, отношения с родителями), эту ценность им почти всегда придает именно регрессия.
[402] Истина, как всегда, лежит посередине. Прошлое, безусловно, имеет определяющее значение, и это значение усиливается регрессией. Иногда на первый план выходит травматическое значение предшествующей истории, иногда – только ее регрессивное значение. Эти соображения, естественно, применимы и к инфантильным сексуальным переживаниям. Очевидно, бывают случаи, когда грубые сексуальные переживания бросают тень на сексуальность и делают последующее сопротивление сексу вполне понятным. (Попутно замечу, что пугающие впечатления, не только сексуальные, но и другие, могут оставить после себя устойчивое чувство незащищенности, которое может заставить человека принять нерешительную установку по отношению к реальности.) Там, где реальные события несомненно травматического характера отсутствуют – как в большинстве случаев невроза, – преобладает механизм регрессии.
[403] Можно возразить, что у нас нет критерия, по которому можно было бы судить о потенциальном воздействии травмы, ибо травма – чрезвычайно относительное понятие. Это не совсем верно; такой критерий у нас есть, а именно – понятие среднестатистического нормального человека. То, что может произвести сильное и длительное впечатление на нормального человека, должно рассматриваться как оказывающее определяющее влияние и на невротика. Но и при неврозе мы не можем приписать решающее значение впечатлениям, которые обычно исчезают и забываются. В большинстве случаев, когда какое-либо событие произвело неожиданный травматический эффект, мы, по всей вероятности, обнаружим регрессию, то есть вторичную фантазийную драматизацию. Чем раньше, по словам пациента, возникло впечатление, тем сомнительнее его реальность. У первобытных людей и животных нет ничего похожего на эту способность оживлять воспоминания об уникальных впечатлениях, которую мы находим у цивилизованных людей. Очень маленькие дети далеко не так впечатлительны, как дети постарше. Более высокий уровень умственных способностей – непременное условие впечатлительности. Посему мы можем с уверенностью предположить, что чем дальше в детство пациент относит какое-то впечатляющее переживание, тем выше вероятность, что оно будет содержать выраженный фантазийный и регрессивный элемент. Более глубоких впечатлений можно ожидать только от переживаний позднего детства. Как бы то ни было, событиям раннего детства, то есть раньше пятого года, мы должны приписывать только регрессивное значение. В более поздние годы регрессия также может играть первостепенную роль, но даже в этом случае не следует умалять значения случайных событий. В более позднем течении невроза случайные события и регрессия вместе образуют порочный круг: отступление от жизни ведет к регрессии, а регрессия усиливает сопротивление жизни.
[404] Прежде чем продолжить наши рассуждения, обратимся к вопросу о том, какое телеологическое значение следует придавать регрессивным фантазиям. Мы могли бы удовлетвориться гипотезой, что эти фантазии являются просто суррогатом реального действия, а потому не имеют никакого дальнейшего значения. Едва ли это так. Психоаналитическая теория склонна видеть причину невроза в фантазиях (иллюзиях, предрассудках и т. д.), ибо их характер выдает тенденцию, часто прямо противоположную разумным поступкам. Иногда кажется, что пациент на самом деле использует свою предыдущую историю только для того, чтобы доказать, что не может действовать разумно, вследствие чего у аналитика, который, как и все остальные, склонен сочувствовать больному (то есть бессознательно отождествлять себя с ним), складывается впечатление, будто аргументы пациента составляют подлинную этиологию. В других случаях фантазии носят скорее характер прекрасных идеалов, замещающих суровую действительность красивыми и воздушными фантазиями. Здесь всегда присутствует более или менее очевидная мания величия, компенсирующая леность и намеренную некомпетентность больного. Что же касается решительно сексуальных фантазий, то они часто обнаруживают свою цель более или менее явно; последняя состоит в том, чтобы приучить пациента к мысли о его сексуальной судьбе и таким образом помочь ему преодолеть свое сопротивление.
[405] Согласившись с Фрейдом, что невроз – это неудачная попытка самоисцеления, мы должны признать двойственный характер и за фантазиями: с одной стороны, патологическую тенденцию к сопротивлению, с другой – тенденцию полезную и подготовительную. У нормального человека либидо, натолкнувшись на препятствие, вызывает состояние интроверсии и побуждает к размышлениям. То же самое происходит и с невротиком: при блокировании либидо возникает интроверсия с повышенной фантазийной активностью. Однако невротик застревает в этом состоянии, ибо предпочитает инфантильный способ адаптации как более легкий. Он не осознает, что, выбирая сиюминутную выгоду, тем самым оказывает себе медвежью услугу. Аналогичным образом, гражданским властям гораздо легче и удобнее пренебрегать всеми этими хлопотными санитарными мерами, но стоит разразиться эпидемии, как за этот грех бездействия придется дорого заплатить. Следовательно, если невротик требует всевозможных инфантильных льгот, он должен также принять и последствия. Если же он не хочет этого делать, то последствия не заставят себя долго ждать.
