Можно привести и менее драматичные примеры, например следующий: «Дома, в бытность мою ребенком, меня растили до двух лет, а затем вместе с братом отдали на попечение нашей тетушки, после чего наши родители появлялись столь редко и ненадолго, что стали казаться нам чем-то вроде призраков… Пока мне не исполнилось двух лет, меня кормили грудью, причем без соблюдения какого-либо режима. Моя мать постоянно сопровождала отца в его путешествиях, меня тоже брали с собой, пока мне не исполнилось трех лет и не возникла необходимость оставить меня в доме тети, под присмотром которой я должен был начать свое первоначальное образование». Или: «Моя мать безумно любила меня и оберегала от любой неприятности, я начал говорить очень рано и рос грациозным и ласковым ребенком. Школа была для меня ударом. Я был совершенно беззащитен перед агрессией. В результате я стал жертвой своих одноклассников. Убежища я искал в мире фантазии». А вот еще один пример: «Что касается меня, то семья у нас была большая, дружная, жизнь текла на удивление хорошо, и я не знал забот. Пожалуй, только в школе я столкнулся с проблемами».
Часто встречающийся в слышанных мною жизненных историях представителей энеатипа VII момент - это страшно авторитарные отец или мать, в отношении которых мягкая форма сопротивления является, по-видимому, наиболее подходящей. Чаще всего подобная тактика применялась по отношению к отцам в случае энеатипа I, когда чрезмерная строгость и подчеркивание своего превосходства со стороны отца переживались ребенком как отсутствие любви к нему и способствовали не только выработке у него смутного убеждения, что власть - это зло, но и познанию на собственном опыте, что власть слишком сильна, чтобы противостоять ей открыто, а кроме того, все это вырабатывало у ребенка неправильное представление о любви как снисходительности (т.е. как о чем-то освобождающем от дисциплины). В детском опыте многих людей мать - это существо, которое от всего защитит и снисходительно отнесется ко всякому капризу (обычно это представители энеатипа IX).
«Что больше всего выводило отца из себя в отношениях со мной, так это то, что я никогда не вступал с ним в спор, но поступал так, как считал нужным, не обращая внимания на его наставления. У моего отца была очень внушительная внешность, и я не мог смотреть ему в лицо без страха, но стоило мне выйти за дверь - и я уже был вне его власти».
В ответ на вопрос: «Какое обстоятельство привело к развитию у вас склонности маневрировать перед лицом ваших родителей и в жизни вообще?» - один субъект объяснил, что его родители всегда были настолько во всем правы, что если бы он изредка не надувал их, то ему было бы совсем невмоготу.
Такая черта энеатипа VII, как способность быть обольстительным, обычно зримо проявляется в отношениях с родителями противоположного пола, и в этом плане мужчины энеатипа VII чаще всего ориентированы на мать (точно так же, как мужчины энеатипа VI по большей части ориентированы на отца). У такого юного мужчины может возникнуть ощущение, что он способен не хуже, а то и лучше отца защитить мать, потому что тот по-настоящему не любит ее, и что его задача - залечить обиды, нанесенные ей отцом. «Моя мать была обольстительная женщина, и в ее подаче отец всегда представал в виде страшного великана-людоеда».
Конечно, в случае с энеатипом VII надо учитывать и то, что наличие сходного характера у одного из членов семьи играет роль важного фактора в процессе формирования этого типа: «Похоже, что атмосферу в доме определяли ценности „типа VII", потому что вещи, которые мне приходилось здесь слышать, были настолько фантастичны и изумительны, что человеку со стороны, наверно, показалось бы, что он попал в какой-то иной мир. Теперь я лучше понимаю это, чем тогда. Мой отец - типичный помешанный-VII, для него не существует такой вещи, как фунт мяса, он признает только коровьи туши. У нас дома - промышленный холодильник. Спальные комнаты постепенно превращаются в кладовые для продуктов. Не говоря уже о том, что у него имеется все, что ему необходимо - в воображении, разумеется. Это как если бы он был хозяином волшебного мешка, из которого можно извлечь все, что душа ни пожелает. Мне не раз приходилось слышать, как люди восхищаются моей любезностью и тактом. Моя мать обыкновенно говорила, что я некрасив, но могу завоевать мир с помощью своего обаяния. Все смеются у себя дома, где они могут позволить себе быть немного сумасшедшими. Моя мать ценит в людях культуру, и ей очень нравится, когда человек умеет хорошо выражать свои мысли».
Другой фактор, уже отмеченный мною в жизненной истории «оральных оптимистов»,- это частота, с какой отец анализируемого оказывался по своему характеру робким, нерешительным человеком. В одном варианте при опросе небольшого числа анализируемых выяснилось, что в семи из восьми случаев отец их принадлежал к энеатипу VI, VII или V. В другом - четверо из пяти утвердительно отвечали на вопрос: «Не потому ли вам свойственна слабая и мягкая позиция в жизненных делах, что в детстве вы не имели рядом с собой примера здоровой агрессивности, что в вашем сознании отсутствовал образ энергичного, решительного отца?»
Представитель энеатипа VII имеет тенденцию превратиться в искателя удовольствий - до такой степени, что любовь к нему со стороны другого лица означает для него прежде всего потакание любому его желанию. К тому же поиск любви приобретает характер нарцистического стремления - в том смысле, что способы привлечь к себе любовь - например, быть открытым, забавным, ловким - развиваются в самостоятельные мотивы, а погоня за чарующим и благожелательным превосходством над людьми в своем поведении становится самодовлеющей целью. Таким образом, как и в других личностных ориентациях, отдельная, частная грань любви становится заменой самой любви - и препятствием к нормальному развитию любовных отношений.
6. Экзистенциальная психодинамика
Как и у других типов характера, преобладающая страсть здесь поддерживается изо дня в день не только воспоминаниями о прежнем наслаждении или имевшей место неудаче, но и благодаря помехам, которые создает данный тип характера в нормальном функционировании организма и в реализации способностей индивида.
Как и в случае других страстей, ненасытность можно понимать как попытку заполнить пустоту. Ненасытность - точно так же, как (орально-агрессивная) зависть, - ищет вовне то, что, как она смутно понимает, у нее отсутствует внутри. Только в отличие от зависти (у которой налицо резко выраженное сознание своей онтической недостаточности) ненасытность лукаво маскирует недостаточность мнимым избытком, типологически сопоставимым с таким же избытком, как спутником гордости. (В результате страсть избывается без полного ее самоосознания.)
Онтическая недостаточность, однако, не только источник гедонизма (и избегания страдания), но и его следствие; ибо отождествление любви с удовольствием делает недоступным для гедониста более глубокий и богатый смысл любви, не сводящийся к сфере непосредственно доступного. Ощущению внутреннего дефицита (inner scarcity) способствует, конечно же, и отчуждение индивида от своей экзистенциально переживаемой глубины, что происходит вследствие гедонистической потребности иметь дело только с приятными переживаниями и избегать неприятных. Это ощущение подпитывается также скрытым страхом, пронизывающим описанный тип с характерной для него любезностью и мягкой услужливостью, - страхом, при котором невозможно быть самим собой. Оно поддерживаемо, кроме того, склонностью манипулировать людьми, что предполагает отторжение от естественной, от природы данной человеку эмоциональной общности с людьми (как бы ни замаскировывался этот факт), благодаря постоянной имитации общительности и дружелюбия, что является одним из элементов чарующего обаяния.
Наконец, ориентация ненасытности на духовное, эзотерическое и паранормальное, притом, что по существу она стремится этим поиском решить проблему своей онтической недостаточности, лишь увековечивает эту недостаточность, ибо, ища сущее в будущем, в отдаленном, воображаемом и потустороннем, индивид тем самым только удостоверяет свое бессилие найти ценность в настоящем и действительном.
Глава 6
Гордость и лицедействующая личность
Энеатип II
1. Суть теории, терминология и место на энеаграмме
В христианстве гордость считается не просто одним из смертных грехов, но первейшим и самым тяжелым - более фундаментальным по сравнению с остальными. В величайшем памятнике христианского ясновидения, «Божественной комедии» Данте, мы обнаруживаем Люцифера - того, кто, подстрекаемый гордостью, сказал «Я» в присутствии Единственного Сущего (Only One), - в центре Ада, представляющего собой в поэме конус, сужающийся к центру земли. Эта огромная впадина (воронка) была образована, согласно дантовскому мифу, всей тяжестью гордого ангела при падении его с неба. В согласии с религиозной ортодоксией, Данте предназначает гордости самую глубокую из адских преисподен и соответственно (следуя методу обратной последовательности грехов в Аду и Чистилище) - первый круг на уступах горы, являющейся местом очищения. На этой горе, на которую пилигримы взбираются по нависающим одна над другой террасам (в традиционно понимаемой последовательности грехов), уступ гордости лежит ниже всех, будучи ближайшим к основанию.
