Ее слова обрушились на меня, как тонна кирпичей. Теперь я понял. Грудь сдавило, словно кто-то затянул на ней толстый кожаный ремень.
— То есть… — прохрипел я. — Раньше… когда я к вам только приехал и попал в неприятности…
— Да, — прошептала Лилиан.
— Я слышал, что вы тогда сказали… но не хотел понимать.
Миссис Катанзе сжала мои руки в своих:
— Милый, все это в прошлом. Я знаю, что тебе здесь нелегко приходится, но все равно прошу: веди себя хорошо. Я тебя очень прошу, — подчеркнула она. — Надзиратели пишут отчеты о твоем поведении и передают их тому самому Гордону Хатченсону, о котором я тебе уже говорила. Ты же с ним встречался, так?
— Да, мэм, — ответил я.
— Эти отчеты могут помешать твоей матери отправить тебя в больницу. Сейчас все, что у нее есть, — набор выдуманных историй. Она сделала из тебя какого-то сумасшедшего ребенка… хотя иногда мне кажется, что у тебя действительно что-то не в порядке с головой! — Лилиан улыбнулась, показывая, что это шутка. — Если мы сможем доказать в суде, что ты не поджигал школу и вел себя как примерный мальчик, то твоей матери больше никто не поверит.
— И что я должен делать?
— Просто будь собой, Дэвид, — ласково посмотрела на меня миссис Катанзе. — Вот и все. Даже не пытайся быть кем-то, кем ты не являешься. Те, кто здесь работает, сразу заметят, если ты начнешь притворяться. Помнишь, каким ты был, когда приехал к нам? До того, как начались неприятности? Вот будь таким же, хорошо? Но, — предупредила Лилиан, — тебе больше нельзя ошибаться. Держи себя в руках, даже если очень злишься. И постарайся пореже открывать рот. Ясно?
Я снова кивнул.
— Дэвид, если можно так выразиться, то ты сейчас засунул голову в пасть льву. Одно неверное движение — и он тебе ее откусит. За двенадцать лет ты вынес больше, чем многие из нас за всю жизнь. Если ты тогда не сломался и выстоял, то теперь-то… нельзя сдаваться. И расслабляться тоже нельзя! Делай все, что говорит тебе мистер Хатченсон и персонал тюрьмы. Понимаю, это звучит несколько странно, но в Гордоне я уверена. Я давно его знаю, поэтому поверь мне: он лучший. А ты подумай сто раз, прежде чем что-то делать. Хорошо?
Миссис Катанзе держала меня за руки, а мне хотелось просить прощения за все проблемы, которые я навлек на нее и ее семью. Но я уже столько раз говорил ей это, ничего не вкладывая в свои слова. Так почему сейчас она должна мне поверить? Я смотрел в ее добрые глаза и понимал, что из-за меня она не спит по ночам, что переживает за меня и волнуется.
Лилиан словно почувствовала мою тревогу и широко улыбнулась.
— Кстати, чуть не забыла! У меня кое-что для тебя есть, — сказала она и залезла в сумочку, чтобы секунду спустя вытащить оттуда жестяную коробочку вишен в шоколаде. Лицо миссис Катанзе сияло от удовольствия, когда она протягивала мне подарок.
— Конфеты? — спросил я.
— А ты посмотри, — подмигнула она.
Я осторожно приподнял крышку и чуть не завопил от радости, увидев внутри черепашку, которая поселилась у меня, когда я жил у Лилиан и Руди. Крохотный питомец вытянул шею, а я аккуратно вытащил его из коробки и положил к себе на ладонь. Черепашка быстро спряталась в панцирь.
— С ней все в порядке? Она хорошо кушает?
— Да, да, — поторопилась заверить меня Лилиан. — Я о ней забочусь, меняю воду…
— Через день? — уточнил я, беспокоясь о питомце.
— Через день, да, я помню. Вот уж не думала, что когда-нибудь буду ухаживать за старой черепашкой.
— И совсем она не старая, наоборот, совсем маленькая еще! — Я нежно погладил черепашку по панцирю. — Мне кажется, вы ей нравитесь!
Лилиан эта новость не слишком обрадовала. Хотя, возможно, миссис Катанзе просто не понравилось, что я сунул черепашку ей прямо под нос.
— Дэвид, — нежно сказала она, осторожно отодвигаясь от рептилии и гладя меня по голове, — вот смотрю я на вас с черепашкой… Если бы только люди в суде это видели.
Я осторожно вернул питомца в коробку из-под конфет. Затем взял Лилиан за руку.
— Я знаю, что плохо вел себя и заслуживаю наказания, но обещаю — даю честное-пречестное слово, — что буду хорошим. Обещаю… мама.
В тот вечера, стоя возле окна в камере, я почувствовал, как мою душу переполняет незнакомое прежде теплое чувство. «Я сделаю это! — поклялся я. — Я докажу миссис Катанзе, мистеру Хатченсону и маме, что я хороший мальчик!» Я знал, что до судебного заседания осталось всего несколько недель. И это значит, что мне нужно хорошенько потрудиться. Я уснул сразу, в кои-то веки не ворочаясь от страха и беспокойства.
В течение следующих дней я набрал вдвое больше очков за хорошее поведение, чем когда-либо прежде. Я-то думал, что и раньше вел себя неплохо, но, когда Карл Мигель, старший инспектор крыла «С», похвалил меня перед всеми за отличную неделю, я решил доказать, что могу и лучше. Так, к концу следующей недели я достиг лучшего результата, который когда-либо показывали в этом крыле, то есть золотого. Мистер Хатченсон сказал, что обычно даже самым послушным детям на это требуется почти целый месяц. Я скромно улыбнулся, мысленно похвалив себя за то, что так быстро справился. Во время этого разговора мистер Хатченсон также сообщил, что судебное слушание по моему делу перенесли на несколько дней.
— И когда же оно будет? — спросил я.
— Уже послезавтра, — сказал он. — Все в порядке?
— Да, сэр, — ответил я, надеясь, что мой голос прозвучал уверенно, хотя на самом деле я дрожал от страха.
— Дэвид, не хочу тебя пугать и рассказывать, что может случиться в суде. Понимаешь, сложно предположить, чем все кончится. Так что мой тебе совет: не волнуйся, держи себя в руках и — если, конечно, ты веришь в Бога — молись.
Оставшись в одиночестве в камере, я почувствовал, что никак не могу сосредоточиться. Поэтому я закрыл глаза и начал читать молитву, гоня прочь страх и тревожные предчувствия.
Прошло два бесконечных дня, и вот я уже сижу в суде. Спина прямая, голова высоко поднята; я стараюсь вспомнить все, чему меня учили миссис Катанзе и мистер Хатченсон. Позади меня сидит Лилиан, я быстро оборачиваюсь и улыбаюсь ей. Справа, на одной из передних скамеек, я замечаю маму. Тру глаза, убеждаюсь, что они меня не обманули. Мама действительно сидит там, а на коленях у нее уютно устроился Кевин.
И вся моя уверенность неожиданно испаряется.
— Она здесь! — испуганно шепчу я Гордону.
— Я знаю. Соберись, — спокойно отвечает он.
Несколько минут спустя объявили номер моего дела.
Вжавшись в сиденье, я искоса посмотрел на маму, но она не спускала глаз с судьи. Тем временем мой адвокат (я до этого видел его всего раз в жизни, да и то за несколько минут до начала слушания, в приемной) встал и начал сыпать цифрами, датами и официальными терминами, о значении которых я мог только догадываться. Я даже засомневался, о моем ли деле идет речь.
Наконец мой адвокат сел, и судья передал слово другому человеку в темном костюме. Он сидел справа от меня. Когда подошла его очередь, этот мужчина неторопливо встал и с достоинством откашлялся.
— Что бы он ни сказал, держи себя в руках. Не улыбайся, не двигайся, вообще не показывай никаких эмоций, — напомнил Гордон, похлопав меня по колену.
— Ваша честь, десятого января этого года несовершеннолетний Дэвид Пельцер умышленно устроил пожар в одном из классов начальной школы Монте Кристо.
Я почувствовал, как внутри нарастает паника.
— Ваша честь, хочу отметить, что этому несовершеннолетнему и раньше случалось вести себя крайне агрессивно. У вас имеется краткий отчет психиатра, который занимался с Дэвидом Пельцером, а также показания его учителей и других сотрудников начальной школы Монте Кристо. Помимо этого социальный работник, занимавшийся делом несовершеннолетнего, подтвердил, что «хотя наивность Дэвида очаровывает, временами за ним нужен особый надзор. Находясь в доме своих опекунов, Дэвид демонстрировал достаточно агрессивное поведение по отношению к остальным воспитанникам; были отмечены неоднократные ссоры с другими детьми и тяга к разрушению».
Я поймал себя на том, что медленно сползаю под стол. Человек, когда-то подаривший мне свободу, теперь обрекает меня на заточение в сумасшедшем доме. Адвокат тем временем поблагодарил судью и, кивнув моей матери, вернулся на свое место.
— Вы это видели? — спросил я Гордона, слегка толкая его локтем в бок.
— Шшш… — приструнил меня он, — ты все испортишь!
— Возражения? — скучающим голосом спросил судья у моего адвоката.
— Ваша Честь, — с готовностью подскочил он, — показания мисс Голд вырваны из контекста. Я настаиваю на том, чтобы Ваша Честь полностью ознакомились с ее свидетельством. Что касается обвинения в поджоге, то дело основывается исключительно на косвенных уликах. Хотя Дэвида с самого начала сделали главным подозреваемым, у меня имеются свидетели, которые настаивают на том факте, что Дэвид остановил пожар, устроенный другим несовершеннолетним. Его поведение во время нахождения в тюрьме для несовершеннолетних было — цитирую — «исключительно хорошим». И наконец, хочу заметить, что опекуны Дэвида, мистер и миссис Катанзе, с нетерпением ожидают его возвращения. Спасибо, Ваша Честь, у меня все.
