Я всегда знала, что мой спутник — дипломат. Мы поженились уже не молодыми, мне в год свадьбы исполнилось сорок. В самом начале наших отношений, когда мы только встречались, Брюс как-то отметил, что есть два типа женщин: те, которые красят ногти, и те, которые не красят. Я спрятала руки и спросила, какие ему больше нравятся. Он не вспомнил, к какому типу я принадлежу, и сказал: «И те и те».
Меня поразила его способность находить правильные слова, даже если он не знает точного ответа. Мы только начинали встречаться, и однажды в кофейне, так сказать, наскочили на «лежачего полицейского» на нашем общем пути. Тогда-то я и поняла, что за человек Брюс. Мы сидели за столиком на летней площадке с одним его другом, и тут мимо проплыла привлекательная девушка с пышной грудью, не сдерживаемой лифчиком. Друг толкнул моего благоверного локтем, они проводили красавицу взглядом, улыбаясь, как подростки. Я была в ярости. Когда мы сели в машину, я сказала Брюсу, что он повел себя очень грубо по отношению к той девушке и ко мне. Я ждала, что он подкатит глаза, заявит, что я слишком обидчивая, и предложит забыть об этой ситуации. Я настроилась на спор, мысленно разложила по полочкам все доводы. Брюс выслушал меня, посмотрел в глаза, взял за руку и извинился. Он сказал: «Ты права. Я вел себя как подросток. Это больше не повторится». Что?! Я не была к этому готова. Я хотела спорить, доказывать, хотела победить. А он просто сдался.
Мой муж из тех редких людей, которые сразу признают свою неправоту с высоко поднятой головой, не роняя достоинства. Брюсу не нужно побеждать в каждом споре, он первый готов согласиться, что это невозможно. Когда он видит, что дискуссия зашла в тупик, то спокойно, как нобелевский лауреат, заявляет: «Ты не сможешь убедить меня, а я тебя, так что давай останемся каждый при своем мнении». С этим трудно спорить.
Я никогда о таком не слышала, пока не встретила его. Сначала я бесилась, когда Брюс заводил шарманку Мистера Примирителя и произносил эти слова. Я считаю так: спор начинается с разногласия двух сторон, а заканчивается тем, что остается только один победитель. И этим победителем должна быть я. Спор не может окончиться ничьей. Остаться каждый при своем мнении? Значит, нет правых и неправых.
Это непросто, особенно в браке. Когда мы узнали, что сумма, предложенная нами за дом, принята, оба начали планировать, как разместимся. И у меня мгновенно создалось впечатление, что мы купили два разных дома. Я думала избавиться от большей части нашей мебели, устроив распродажу в гараже, и начать обставлять дом с чистого листа, так сказать. Брюс намертво вцепился в каждый жалкий стульчик, диванчик и светильничек, который у него остался со времен университета.
Он планировал, что мой кабинет будет на втором этаже, в комнате с балконом. Я же хотела комнату со встроенными стеллажами. Он мечтал превратить уголок со столом в стойку для компьютера.
Я представляла, что в этом тихом местечке буду читать утреннюю газету. Он рассчитывал, что мы купим маленькую стиралку и сушилку и поставим их на кухне. Мне было плохо от одной мысли, что, готовя спагетти, я буду вдыхать запах хозяйственного мыла. Он взглянул на боковую веранду и сразу вообразил себе застекленную террасу. Я с первого взгляда увидела качели на крыльце и растения.
Я попыталась изобразить из себя дипломата и предложила перед тем, как обставлять дом, выяснить, что мы будем делать в каждой из комнат.
Хм-м-м. Посмотрим, кухня и еда. Кухня и стирка. Что логичнее? Уголок для завтрака и компьютер? По-моему, они совсем не сочетаются. Муж требовал столовую отдать под его книжные горы. К тому времени, как он распаковал всю свою библиотеку, комната больше напоминала книжный магазин.
Брюс хотел сделать в ванной полки для радио и телевизора (он, видите ли, смотрит СКК, когда бреется, и это при том, что у него борода). Он настаивал, чтобы прямо над унитазом была полка для книг и журналов. Книги в туалете? Сколько времени он собирался там проводить?
Если правда, что мужчины с Марса, а женщины с Венеры, то мой муж с Плутона. Для меня туалет
— это место, куда забежишь ненадолго — и все. Для него — берлога. На самом деле он в каждой комнате видел берлогу, каморку. Так как у нас в доме официально не было каморки, он пытался каждую комнату превратить в таковую. Когда он говорил «каморка», я представляла себе темные панели, грубые обои, подставку под ружья и останки животных в ассортименте (оленьи рога, чучело акулы, ковер из медвежьей шкуры). Муж, конечно, не любитель чучел, но ему все-таки нужна была комната под все его разнокалиберное барахло. Среди этого барахла, помимо прочего, был тренажер типа «лыжи», которым любимый попользовался два раза (если не считать использованием развешивание на нем одежды для проветривания). Я называю этот тренажер самой дорогой в мире вешалкой.
Не думайте, что я неуступчивая; я уже пошла на один большой компромисс: мы договорились, что будем спать в его кровати, а не в моей. И Брюс сразу же заявил, на какой половине будет спать. Даже когда мы жили поодиночке, он всегда спал на одной и той же половине кровати, а другая была застелена всю ночь. Мой муж — Дева по гороскопу, поэтому аккуратен даже во сне.
Большие разногласия разрешать было проще, чем маленькие. Мы наперегонки мчались по этим мелочам, этим ухабам жизни. Брюс хотел развесить на стенах все свои двести репродукций. Он был бы счастлив, если бы каждая комната походила на ресторан «Фрайдис». Я разрешила расставить памятные вещи времен Холодной войны в столовой. По крайней мере, знаки «Противорадиационное убежище», сирена на случай воздушного налета, гигантская жестянка с крекерами и плакат с девочкой, которая спрашивает: «Мамочка, что с нами будет, если упадет бомба?», внушают нам благодарность за то, что у нас есть пища.
В итоге мы пришли к согласию по поводу всего, за исключением оставшихся репродукций Брюса, которые год стояли прислоненные к стене. Я не желала, чтобы на стене висело больше одной картины, а муж хотел использовать их вместо обоев. Наконец, комната за комнатой, мы стали сходиться на том, что останемся каждый при своем мнении. Некоторые стены он украшал согласно своему вкусу, на других я все делала по-своему. Но когда мы дошли до красных гоночных-машин в черных рамах, ситуация стала патовой. Такие плакаты мог бы повесить над кроватью пятнадцатилетний мальчишка, причем он снял бы их в день шестнадцатилетия. Я хотела выбросить болиды. Мой благоверный желал отвести им самое почетное место.
«Может, останемся каждый при своем мнении?» — спросила я, применив излюбленный прием мужа, а-ля президент Джимми Картер. В конце концов, Брюс согласился с тем, что мы будем хранить его плакаты в подвале, пока не решим, куда их повесить. Три года спустя муж наткнулся на них. «Это чье?» — спросил он. Мой дорогой супруг заявлял, что впервые в жизни их видит. Мы оба отлично посмеялись, а потом вытащили плакаты из подвала и сошлись на мнении, что гоночные машинки смотрятся просто замечательно, но на помойке.
УРОК 7
Не лей слезы в одиночку, поплачь с кем-нибудь: так справиться с горем легче
Я люблю ходить в кино. Можно посидеть в темноте и анонимно выплакаться. Иногда я рыдаю над фильмом, а иногда над тем, над чем мне необходимо было поплакать в последние несколько недель. Я иду на хороший грустный фильм и наверстываю упущенное, давая волю слезам, которые душила внутри и сдерживала слишком долго.
Все, кто хорошо меня знает, видели меня плачущей. Дочка меня дразнит, потому что я плачу над рекламами «Кодак» и над слащавыми фильмами-спектаклями, где концовку предугадываешь еще до того, как они включат сентиментальную музыку.
Я всю жизнь была плаксой. В начальной школе плакала каждый день. Если со мной или с кем-то еще обошлись несправедливо, я плакала. Братья и сестры (равно как одноклассники и несколько учителей) дразнили меня, говорили, что я как маленькая. Я ничего не могла с собой поделать. Чувства выливались из меня по слезным протокам. Я годами пыталась научиться их сдерживать. Поставила себе цель не плакать в школе целый день. Это мне удалось в восьмом классе.
Когда убили президента Джона Кеннеди, я училась во втором классе. Монахини в школе Непорочного зачатия приводили первую леди нам в пример: она была сильной и не пролила ни слезинки на публике. Джеки — безупречная вдова, безупречная католичка. Мир смотрел на нее, укрытую черной вуалью, и видел благородную, исполненную достоинства и стоическую женщину, которая не рыдала над погибшим мужем даже тогда, когда маленький Джон отдал честь проезжающему мимо гробу.
Монахини сравнивали ее с Пресвятой Девой Марией, матерью Иисуса. Они говорили нам, что Богородица не плакала. Даже когда стояла у подножия креста. Даже когда обнимала мертвого сына. Даже у его могилы. Никогда. И долгие годы я им верила.
