Это обретение себя не означает также изоляции от других областей знания: чтобы определить свои границы, их надо перейти, преодолеть, неизбежно соприкоснувшись и даже углубившись в другую область, с территории которой во всей самобытности и цельности предстанет нам своя [5].
Нельзя сказать, что эти выходы за свою границу, стыковка с другими областями являются чем-то новым в психологии. За сто с небольшим лет ее существования как науки, на стыке с другими науками образовались и успешно развиваются многие пограничные, дочерние ответвления: на стыке с физиологией — психофизиология, с медициной — медицинская психология, с инженерией — инженерная психология и др. Однако, как мы видели, области, с которыми достаточно устойчиво связана психология и в союзе с которыми она образует ряд пограничных дисциплин, не смогли дать убедительных для нее критериев нормы психического развития. Так, именно из биологии, в частности из физиологии, пришли понятия адаптивности и гомеостазиса, из медицины — модели здоровья как отсутствия болезней и т. п. Следовательно, для поисков общих критериев нормы [6] необходимо найти такую сферу, относительно которой психология предстанет как частная, нижележащая по уровню область, обретающая через нее смысл и назначение, а потому и критерий общей оценки того, чем она занимается. Речь в данном случае идет о философии, о философской концепции человека. За проблемой психического "закономерно, необходимо встает другая, как исходная и более фундаментальная,— о месте уже не психического, не сознания только как такового во взаимосвязи явлений материального мира, а о месте человека в мире, в жизни",— писал С. Л. Рубинштейн18..
Насущную необходимость уяснения этой проблемы осознавали не только наши ведущие отечественные психологи (А. Н. Леонтьев, С. Л. Рубинштейн и др.), для которых всегда была свойственна высокая философская культура, не только ученые-марксисты других стран (Ж. Политцер, Л. Сэв, Т. Ярошевский и др.), но и ученые иных ориентации, пытавшиеся противостоять позитивистским тенденциям и узкопрагматическому подходу, столь свойственному современной психологии. Сошлемся, например, на А. Маслоу, который писал, что психологи, прежде чем планировать свои исследования, формулировать гипотезы и производить эксперименты, должны иметь и ясно осознавать определенную философскую концепцию человека19., или на П. Фресса, который подчеркивал, что никакая наука о человеке, и психология в первую очередь, не может абстрагироваться от общефилософского контекста, в который она включена 20..
Почему же, несмотря на подобные призывы, переход границы психологии в сторону философского размышления о человеке осуществляется крайне недостаточно и робко? В отечественной психологии можно назвать, пожалуй, лишь одну по-настоящему развернутую и значительную по глубине попытку такого рода — последнюю (посмертно опубликованную) книгу С. Л. Рубинштейна "Человек и мир". Обстоятельство это во многом объяснимо самой историей взаимоотношения философии и психологии. И поскольку нам ниже предстоит перейти названную границу и предпринять философско-психологическое исследование проблемы нормы, краткое напоминание общего хода этой истории окажется не лишним.
Психология как область познания, ориентированная на понимание деятельности души, существует издревле. В европейской культуре первое (из дошедших до нас) систематическое описание психических явлений сделано Аристотелем в его трактате "О душе". В течение всех последующих столетий, вплоть до XIX в., психологические исследования рассматривались не как самостоятельная область, а как составная часть философии. Развитие XIX в., особенно его второй половины, шло под знаком крепнущего авторитета естественнонаучного знания, которое все более дерзко, смело наступало на метафизические догмы мышления. Чтобы представить атмосферу той эпохи, можно привести слова швейцарского ученого и общественного деятеля Августа Фореля из его доклада на съезде естествоиспытателей в 1894 г.: "В прежнее время начало и конец большинства научных трудов посвящали богу. В настоящее же время почти всякий ученый стыдится даже произнести слово "бог". Он старательно избегает всего, что имеет какое-либо отношение к вопросу о боге... Наука... на место бога поставила себе материалистические кумиры или слова, представляющие собой отвлеченные понятия (материя, сила, атом, закон природы...)"21.. Этот "дух времени" затрагивает и философию, в которой в противовес отвлеченным мировоззренческим проблемам все больший вес приобретают сугубо позитивистские суждения, отвергавшие вслед за основателем подхода — О. Контом метафизические размышления о причинах и сущности явлений и ставящие своей задачей "чистое" описание и интерпретацию лишь опытных данных науки, и прежде всего естествознания [7]. Однако в исследованиях естествоиспытателей накапливалось все больше фактов, которые нельзя было объяснить чисто физиологическими или физическими понятиями. Требовались собственно психологические объяснения, но не в прежнем, спекулятивно-философском ключе, а в духе времени, т. е. объяснения строгие, научные, объективные. Эти тенденции и привели наконец к рождению психологии как науки, которая была отнята естествоиспытателями у ослабевшей, утратившей связь с жизнью идеалистической философии.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что первыми психологами были преимущественно физиологи или физики (Фехнер, Гельмгольц, Сеченов и др.). Именно им принадлежат первые психологические сочинения и опыты. Причем эта зарождающаяся психология так и называлась — "физиологическая психология", чем лишний раз подчеркивалось значение физиологии как родового, определяющего понятия, в свете которого психология может стать позитивной, научной. Круг первых проблем экспериментальной психологии — это проблемы элементарных ощущений, скорости реакции и т. п., т. е. то, что могло измеряться, регистрироваться хроноскопами, кимографами и прочей аппаратурой физиологических экспериментов того времени.
Поэтому, когда говорят, что психология была отнята естествоиспытателями в конце XIX в. из-под опеки философии, это нуждается в уточнении. Была отнята только та часть психологии, которая непосредственно смыкается с физиологией. Общие же, более высокие проблемы психологии оставались по-прежнему прерогативой философии. Эту раздвоенность можно наглядно увидеть и в мировоззрении родоначальников психологии. Например, Фехнер, которому принадлежит первый труд по экспериментальной психологии, определял основанную им экспериментальную психофизиологию как "точную теорию об отношениях между душой и телом и вообще между физическим миром и психическим миром". Вундт, с именем которого связано возникновение первой в мире психологической лаборатории (1879), применял экспериментальный подход лишь к решению некоторых элементарных психологических вопросов, твердо считая, что высшие психические процессы (мышление, воля и др.) недоступны опытному исследованию. В анализе последних он прямо придерживался идеалистических философских воззрений.
Дальнейшее историческое развитие психологии как самостоятельной науки было во многом связано с отвоевыванием у философии вышележащих уровней психологического знания: от простых ощущений к целостным видам восприятия, от механической памяти к опосредствованной, от элементарных мыслительных операций к сложным моделям интеллекта и, наконец, от исследования отдельных поведенческих актов к комплексным, системным проблемам личности. В этом движении психология — в своей конкретной методологии, способах анализа и обработки результатов — по-прежнему стремилась равняться прежде всего на естественные науки, постоянно видя в них образец объективности, научности. Психология, заметил, например, немецкий психолог Курт Левин, вообще очень медленно выходила в своих исследованиях из поля элементарных процессов и ощущений к изучению аффекта, мотивации, воли не столько из-за слабости экспериментально-технических средств, сколько из-за того, что нельзя было ожидать, что один и тот же случай повторится вновь, а следовательно, представится возможность математической, статистической обработки материала, столь принятой в естественных науках23..
И тем не менее, несмотря на все сложности, кризисы, периоды застоя, психология поднялась, казалось бы, до самых высоких уровней познания внутренней жизни человека. Интенсивное развитие психологии сделало возможным появление смежных областей знания на стыках с другими науками. Однако, на что уже обращалось внимание, психология охотно шла на союз по преимуществу с естественными науками, тогда как союз с конкретными отраслями философской науки (например, с этикой, которая в прежнем, "донаучном" существовании психологии была теснейшим образом связана с любым психологическим знанием) осуществлялся крайне редко, и к таким попыткам многие психологи относились и до сих пор относятся с явным предубеждением. Между тем, по нашему мнению, необходимо более тесное единение не только в плане разрабатываемой философией общей методологии всех наук, в том числе и психологии, но и в плане решения многих вполне конкретных научно-исследовательских задач, одна из которых — определение общих критериев нормы психического развития человека.
