Ознакомительная версия.
Выражение лиц у обоих родителей при этих словах одинаковое – укоризненно-недоумевающее: «Разве можно забыть нашу девочку?!»
– Не помню. Но ваша дочь, судя по всему, меня помнит, и ей здесь в прошлый раз категорически не понравилось…
– Именно так. Мы обратились с жалобой на тики. А вы сказали, чтобы мы прекратили ломать комедию и выпустили дочь во двор (это был конец девяностых) и что таких, как она, девять из десяти. Ей и, признаемся, нам самим было странно это слышать…
– Давайте с самого начала, – вздохнула я.
Удивительно, но я их так и не вспомнила. Действительно ли они у меня были? Или это разновидность манипуляции? Хотя, впрочем, рекомендации, якобы полученные ими когда-то, и вправду похожи на утрированные мои…
Девочку звали Луиза. Мама много лет работает в Эрмитаже научным сотрудником, папа – журналист, кинокритик. Луиза с трех лет писала стихи – поразительно взрослые, визионерские. И сама же их иллюстрировала. В пять лет у нее состоялась первая персональная выставка, имевшая успех. Об удивительной девочке писали все газеты и журналы – от «желтых» до серьезных и специализированных. Луиза неоднократно и неизменно успешно выступала по радио и по телевизору. Внешне она была не очень красива, но, безусловно, оригинальна – большие рот и нос, темные глаза, пышные вьющиеся волосы. Кроме стихов и картин – ранняя детская одаренность: в три года научилась читать, к пяти годам сама прочла всю детскую классику, в шесть увлеклась Толкиеном и Конан-Дойлем.
– Во сколько же лет я ее видела?
– В восемь. Луиза училась уже в пятом классе по индивидуальной программе. У нее начались тики…
– И что же?
– Вы спросили у нее, откуда она берет темы для стихов (она писала о любви, о Вселенной, о смерти). Она ответила: они сами приходят. Еще спросили про увлечения и друзей. Она показала рисунки и фотографии, где она снята с разными известными людьми. Вы сказали нам, что ее творчество – это проекция наших амбиций, и посоветовали немедленно перестать делать из ребенка экспонат передвижного зверинца. И еще что ранняя детская одаренность в девяти случаев из десяти исчезает без следа к возрасту старших подростков, и мы уже сейчас должны думать о том, что случится с нашей дочерью, когда она станет как все. Мы вас не поняли. Не захотели услышать. Разозлились… И дочь тоже. Когда мы вышли, Луиза сказала: наверное, она просто завидует. Мне или, скорее, вам…
– Она сейчас пишет стихи? Рисует?
– Да. Но стихи для девятнадцатилетней девушки самые обыкновенные, разве что излишне мрачные. А на ее картинах всего три цвета – черный, лиловый, коричневый…
– Скажите Луизе, что я знаю, как работают с завистью. И в любом случае желаю ей успеха в ее попытках наконец-то взять свою жизнь в свои руки.
– В любом случае? – женщина содрогнулась.
– В любом! – подтвердила я. – И пусть почитает что-нибудь про Ариадну Эфрон.
– Вы действительно считаете, что мне остается только повеситься?
– А ты разве вешалась? – удивилась я. – Я не успела расспросить твоих родителей, но мне почему-то представились аккуратненькие такие таблетки или уж уютная теплая ванна с кровавой водой…
– Вы издеваетесь, как и тогда, да?
– И не думаю.
– Как вы узнали, что я завидую?
– Ты всегда завидовала. Этот механизм называется проекция. Родители проецировали на тебя. Ты – на меня. Очень просто. Что ты слышала о себе в детстве чаще всего?
– «Луиза не как все».
– Правильно. А чего тебе хотелось?
– Мне не хотелось быть как все! Я их презираю и никогда им не завидовала. У них скучные и мелкие интересы. Я ненавижу толпу, стадо, стаю!
– Ты об этом ничего не знаешь, говоришь со слов родителей или еще кого-то. И потому не можешь судить. Ты вообще когда-нибудь видела близко толпу, была внутри стаи?
Луиза задумалась.
– По телевизору?
– Это не считается. Толпа – страшноватый феномен, спору нет, но того, кто вообще никогда не бывал «своим» в группе, в стае, тянет туда почти неудержимо. Просто биология, ведь мы социальные существа, а наша уникальная и прочее трам-пам-пам личность – не такой уж древний феномен в эволюционном отношении. Элевсинские мистерии. Представления в Колизее. Первомайские демонстрации. Рок-концерты. Митинги солидарности или протеста. Там, внутри, существует особая, древняя и уникальная разновидность комфорта для человека. Но для тебя это невозможно.
– Почему это?
– Потому что слишком на многое тебе придется решиться. Сжечь все поеденные молью вундеркиндские одежки. Остаться голой. Без поддержки родителей и психиатров. Без тыла за спиной, без «своих», которых еще предстоит отыскать. Шагнуть в опасное, трудное, неизвестное. Хватит ли у тебя сил? Ведь ты, в сущности, обычная, к тому же сильно избалованная в детстве вниманием…
– Хватит меня попрекать моим детством! Я что, кого-то просила?!
– Нет, разумеется, не просила. Но что было, то было. Хочешь кого-то в чем-то обвинить? Или послать меня подальше?
– Хочу – и того, и другого, – впервые с начала нашей встречи Луиза взглянула мне прямо в глаза. – Но не буду. А где вообще ищут этих ваших «своих»? Мне что, идти на рок-концерт?!
– Я бы посоветовала тебе поехать на Кубу. Но, к сожалению, Фидель Кастро состарился и больше не выступает перед народом, как раньше. Говорят, в молодости он мог держать толпу в течение шести часов, и все слушатели находились просто в коллективном экстазе. У нас подобным талантом обладали Троцкий и Керенский, у немцев – Гитлер и Геббельс…
– Да идите вы…
– О! Знаешь, ведь на самом деле я тебе просто завидую. Если не повесишься прямо сейчас, у тебя впереди столько всего интересного…
– Посмотрим! – с вызовом сказала Луиза.
– Успехов! – откликнулась я.
Уже поставив точку в этом материале, я ради интереса набрала фамилию Луизы в интернете и тут же наткнулась на ее стихи на каком-то литературном сайте. Стихи были просто вызывающе банальны и потому мне понравились:
К рассвету свечка плакать устает,
чернеет в сад раскрытое окно,
и девочка, на звезды щурясь, пьет
за тех, кто в море, горькое вино…
Кажется, она все же нашла «своих», с удовольствием подумала я.
Сложилось так, что я стала специалистом по гипердинамическому синдрому (он же синдром дефицита внимания, синдром гиперактивности, СДВГ) – пятнадцать лет практики, многолетнее наблюдение семей, знакомство с чужими наработками, написанная книга и прочее. И вот все эти годы я с умеренно (чтобы не пугать клиентов и пациентов) серьезным лицом доказывала людям, что количество детей и вообще людей с этим синдромом в популяции не увеличивается, а остается постоянным. Изменяются лишь внешние условия, которые способствуют проявлению и актуализации синдрома: например, сорок лет назад букварь изучали семилетние дети за год, а теперь тот же букварь – шестилетние и за два месяца. Все окружающие устно и письменно доказывали мне, что, наоборот, детей с этим расстройством становится все больше и больше, и это прямо волна, эпидемия, которая европейские страны и Штаты захлестнула еще в шестидесятые – семидесятые годы двадцатого века, а у нас вот прямо сейчас…
Тем временем гипердинамический синдром действительно вошел в моду, о нем стали писать (когда я начинала этим заниматься, большинство людей и даже специалистов – учителей и практикующих врачей о нем не слышали), чуть ли не каждый второй ребенок стал являться ко мне с соответствующей записью в медицинской карте.
В конце концов, я решила плотно задуматься – ведь если весь взвод идет не в ногу и только капрал в ногу, можно предположить, что это проблема капрала.
Оставшаяся со времен занятий биологией привычка и наследие Древнего Рима помогли сформулировать первичную цель: «Если их количество действительно возрастает, ищи, кому это выгодно». Ведь давно известно, что мать-природа ничего просто так не делает, да и дарвинизм хотя и погрызли изрядно за последний век, но так до сих пор никто и не отменял…
На первый (да и на второй) взгляд, никаких выгод синдром дефицита внимания в современном обществе не дает. Наоборот, этих детей напропалую шпыняют в школе и дома, у них имеются все криминальные риски, отсутствует прогностическое мышление, при жуткой поверхностной общительности они с трудом устанавливают длительные и глубокие контакты с людьми. Да, они любят все новое и громкое, всегда готовы к любым (в том числе и бессмысленным) авантюрам, они первыми идут на всевозможные баррикады, но ведь у нас сейчас вроде не Париж времен непрерывных революций, когда баррикады на улицах по пятьдесят лет не разбирались…
Как ни странно, но на конструктивную, как мне показалось, мысль меня натолкнуло знакомство с социальными сетями (до недавнего времени я пользовалась интернетом время от времени, лишь для пересылки личных сообщений по электронной почте и поиска весьма специфической информации). Знакомясь с материалами заинтересовавших меня дискуссионных интернет-сообществ, я с изумлением обнаружила: люди, оставлявшие комментарии к вполне серьезным и неглупым материалам, явно не обдумывали, а зачастую и не прочитывали их во всем объеме. То есть материал привлек их внимание и заинтересовал настолько, что они решили высказаться по этому поводу, но прочитать и вдуматься не смогли. Не хватило чего? Ведь наверняка не ума (материалы эти все-таки не канты и не гегели писали), а – конечно! – концентрации внимания. В социальных сетях меня ждали другие, совсем уж этологические находки – сплошные «ритуалы совместного крика серых гусей» по Конраду Лоренцу. И бесконечное переключение внимания без возможности остановиться – то, на что обычно жалуются родители маленьких детей с синдромом дефицита внимания: «Он всего хочет, все начинает – и тут же бросает, хватает следующее…»
Ознакомительная версия.
