Народ, как ныне выражаются, отрывался.
Кстати, в этом плане православие всегда было более аскетично и антисексуально. На Руси никогда не было таких диких карнавалов, а скоморохи – это не толпа. В Европе же на карнавалах бесились все, нередко – сами священники. Святое дело – карнавал!
Но народные славянские обычаи были, как и везде в мире, свободными. Ночь на Ивана Купалу, «посиделки», «подночевывания», «скакания» и «яровуха» (пережиток «свального греха») жили. А что касается родной речи, то нецензурные произведения Баркова высоко оценивал сам А.С. Пушкин, видя в них яркое литературное воплощение живого народного языка.
Нецензурщина – это не значит грязь. Это значит живая речь, не кастрированная цензурой.
Не в стихах, а в прозе самое неискаженное воспроизведение народной речи дал Афанасьев в своих «Заветных сказках».
Они меня коробят, но не матерной формой, а содержанием. Как большинство народных сказок, в том числе и вполне подцензурных, они просто недобрые.
Извините,
Несколько строчек назад я соврал. Меня коробит мат и Баркова, и мат русских действительно народных сказок. Мне было неловко признаваться, но я тоже душевно нездоров.
«Homo moralis» (человек моральный) – диагноз тяжелый, и полное излечение души, видимо, дело многих лет.
В мире нет грязных слов, но люди, инфицированные культурой, воспринимают их как грязные. Люди верят в грязь слов и, когда злы, кидаются этими словами. При этом один радостно верит, что кидается грязью, а другой с тоской верит, что теперь грязью облеплен.
Оба сумасшедшие.
Массовое сумасшествие в Европе началось где-то с XVI века, когда Деятели Культуры схитрили, а народ от них обалдел. Но это уже о том,
Как Секс в Эротику переоделся
Церковь наседала, дышалось все тяжелее, половая энергия металась и искала выхода. Куда деваться? И вот выход, хотя и не лучший, был найден: секс переоделся в эротику и вырвался в Культуру: литературу, поэзию, искусство. Пришел Ренессанс, эпоха Возрождения, короткий всплеск Красоты и Жизни.
Секс снова на свободе – но как же неузнаваемо сдержан и изыскан! Какой высокий язык и какая одухотворенность!
Обманщик Секс в новой для себя роли имел успех: тело было почти официально восстановлено в правах и названо прекрасным. Правда, за это пришлось дорого заплатить: заплатить формированием КАНОНА тела.
Канон – это такая формочка, придуманная специалистами. Влезает твое тело в нее – официально признается прекрасным. А не влезает – тебе разъяснят, что ни ты, ни другие такое тело любить не могут. Попка большая – любить не положено.
Это то же самое прокрустово ложе, только показателей побольше и за несоответствие позорят, то есть бьют стыдом по душе.
Канон был взят из Древней Греции. Но там тело было прекрасным всегда, канон задавал только направление его совершенствования. Здесь же он стал границей между приличным и неприличным, прекрасным и стыдным.
А поскольку действительно прекрасное тело встречалось редко, тело рядовое – то есть ваше – оказывалось стыдным и неприличным.
При этом один раз в качестве канона маэстро Рубенс предложит своих любимых откормленных матрон под лозунгом «Девяносто пять процентов мужчин любят полных женщин, и только пять процентов – очень полных», другой раз синьор Боттичелли канонизирует весьма хрупкую Венеру. В чем секрет глубоко печальной прелести ее фигуры?.. – Только доктор узнает в ее длинной, тонкой шее, в заметно покатых плечах, в узкой, впалой грудной клетке и в обусловленном этим расположении грудей, близко отстоящих друг от друга, – яркий тип туберкулезной больной…
Вот видите, как вредно не иметь специального медицинского образования.
Но так или иначе, а канон появился, и это уже было дело рук не Церкви. Говорили свои, Олимп Культуры и Искусства, а своим – верят. Какие имена: Леонардо да Винчи, Рафаэль, Микеланджело, Боттичелли… Титаны! И вот в XVI веке народ поверил, что прекрасно тело не всякое, а только красивое и совершенное. А простое, то есть не соответствующее выставленным образцам, – стыдное.
Телесная любовь была снова воспета, но за нее пришлось заплатить обязательным присутствием Любви.
Это примерно как продажа с нагрузкой: так гречку не продают, а с консервами ее купить можно. Консервы, может быть, и вкусные, но они обычно дорогие и не всем и не всегда нужны.
Весь фокус состоял в том, что Секс теперь стал называться Любовью, а Любовь была провозглашена Божественным сумасшествием.
Божественным, но сумасшествием. Сумасшествием, но Божественным.
Имя «сумасшествие» снимало с любящего, как с невменяемого, всякую ответственность, а титул «Божественное» позволял свое сумасшествие демонстрировать официально.
Врага били его же оружием…
С Божественным не спорят – и все, Церковь обыграли. Правда, и здесь был свой проигрыш: секс теперь обязан был упаковываться в одеяния любви (что иногда бывало напряжно), и, соответственно, любить теперь можно было только одну Любимую, другие вакансии закрывались.
Впрочем, Небесная Возлюбленная могла меняться хоть каждый месяц. При этом каждая из них, естественно, была Единственной.
Выторговав право на секс с любовью, Культурный Олимп тяжело вздохнул и на века распрощался с правом на секс свободный. Потери были очевидны: отныне простое телесное влечение, не освященное Божественным сумасшествием, стало называться грязью. Свободный секс Культура признала грехом.
И тогда произошла
Катастрофа случилась из-за того, что идею греховности секса стали поддерживать женщины. Женщины стали тормозить и подавлять свою естественную, природную сексуальность.
Что оказалось совсем не сложным. Это талантливое, не в пример мужчинам, существо способно еще и не на такое.
Женщины поступили так потому, что это оказалось им выгодно. Да, они потеряли себя, но взамен приобрели власть над мужчинами. Каким образом? – Все просто.
Когда женщина тормозит свою сексуальность, сексуально заинтересованной стороной становится мужчина. Ему теперь надо ее завоевывать, для чего полагается продемонстрировать сумасшествие, готовность идти для нее на все, окружить заботой, возвысить ее в ранг Прекрасной Дамы и плюс заключить с нею Брак со всеми вытекающими из этого обязательствами…
И все это только для того, чтобы получить от женщины Близость, Тепло и Секс. А также дать ей все это.
Мужчина, который десятками веков господствовал над женщиной, стал от нее зависимым. И можно понять, как это женщинам понравилось.
Конец этой истории достаточно грустный.
Женщинам это понравилось, и они приняли антисексуальные установки. А женщины формируют нравы и воспитывают детей, мама стоит у колыбели и сердца каждого, поэтому то, во что поверили женщины, становится верой всех. Антисексуальная мораль, ранее бывшая только внешним и давящим официозом, опустилась до уровня обыденной жизни и стала общественным мнением. То, что было мертвыми буквами, теперь вживилось в душу.
Грустно, господа!
Дракон умер. Да здравствует Дракон?
Остальное доделал капитализм. Пришел XVII век, и все вдруг поняли, что не время карнавалить: надо преуспеть и добиться. А чтобы добиться этого, надо много трудиться, а не радоваться. Люди становятся целеустремленными и серьезными, стремятся все сделать быстрее и эффективнее.
К сожалению, и в постели тоже.
Восхищение стала вызывать не щедрость, а бережливость, и в половой жизни увидели в первую очередь растрачивание семени. Мужчины стали тревожиться и экономить. Под общественное мнение сыграли врачи, и с XVII века мастурбация была признана не только страшным грехом, но и жуткой болезнью, порождающей безумие и моральную деградацию.
Безумие, действительно, наблюдалось, особенно когда с онанизмом боролись кастрацией. Чик – и победа.
Подавляются влечения, устанавливается жесткий курс на дисциплинированность и языка, и тела, и секса. Воздержания стали требовать и от мирян, а не только от священников. Детей начинают отделять от взрослых, чтобы те ничего не видели и не слышали. Мальчиков отделяют от девочек, от детей и подростков начинают требовать спокойствия и дисциплины, сдерживания эмоций и чувств.
В речи – нововведение: стали различать приличные и неприличные слова. Появилась ПОШЛОСТЬ. Сформировалось мнение, что «голое тело – это неприлично»: ночью стали надевать пижамы и ночные рубашки, сначала в общественных местах, а потом и наедине с собой.
Для меня было открытием, что это живо до сих пор. Оказывается, почти две трети моих читателей спят тоже кто в трусах, кто в ночных рубашках.
Стало стыдным быть жирным, много есть, чавкать, рыгать и сморкаться. Воспитанные дамы перестали сморкаться, вместо этого они изволили «попользоваться платком».
