Она подъезжает к школе, с трудом находит парковочное место и бежит под дождем ко входу. Близнецы остаются в машине.
Вибеке тридцать семь лет. На ней черные узкие джинсы и кеды с серебристым оттенком. Ее длинные светлые волосы развеваются по ветру. Я стою около машины с ее близнецами. Она говорит мне: «Я понимаю, что вы, американцы, воспринимаете это как что-то совсем необычное».
Я неуверенно киваю. У меня перед глазами возникает картинка из вечернего выпуска новостей: женщина оставила ребенка в машине и ушла в химчистку. В это время машину угоняют вместе с ребенком. Фото украденных детей на упаковках продуктов. Обвинения в беспечности другими родителями.
Вибеке улыбается: «Все нормально. В Дании так принято».
Невдалеке я замечаю детскую коляску на огромных колесах-«вездеходах». В ней спокойно спит ребенок, спрятанный от дождя под специальным козырьком. В течение следующих нескольких дней я увижу, что в Дании это очень распространено. «Мы считаем, что лучше не беспокоить детей, пусть они дышат свежим воздухом», – так объяснил мне это позже один родитель по пути в ресторан на поздний завтрак. Около заведения стоял ряд колясок, похожих на цветочные горшки, со спящими малышами внутри, оставленными без присмотра. Внутри школы, где учится Лука, замечательно пахнет яблоками и корицей. Учительница держит в руках корзинку с подгоревшими кексами, которые дети пекли в группе продленного дня: «Они сгорели, но мы весело провели время. Дети поняли, что не все в жизни всегда получается идеально – и это не повод для расстройства». Пребывающий в отличном настроении Лука просит маму, чтобы его подруга Инес поехала к ним в гости. В итоге в машине Вибеке домой едут уже четверо детей.
Их квартира находится в старом здании завода в рабочем квартале Норребро и похожа на рай ИКЕА. Солнечный свет из огромных окон от пола до потолка заливает квартиру. Одна из стен превращена в плацдарм для скалолазания, на другой висят причудливые фигуры животных и мистических созданий, над которыми размещены афоризмы вроде «Будущее принадлежит тем, кто верит в красоту своей мечты. Элеонор Рузвельт». Около торшера в форме гигантского гуся стоят самокаты. Квартира одновременно просторна, компактна, гостеприимна и идеально прибрана.
Я была поражена в первый, но далеко не в последний раз тем, что датские дома выглядят так ослепительно чисто. Где города, сделанные из рулонов бумажных полотенец, картона и оберточной бумаги? Гигантские домики Барби? Рельсы паровозика Томаса? Бабочки из вешалок пальто? Фигурки из макарон? Шарики дурно пахнущих носков перед дверью? Я начала думать, что датчане прячут игрушки, детские поделки, бумаги, каталоги и рекламные проспекты в какие-то одним им известные черные дыры – ведь вы никогда этого не увидите в их квартирах. Я убеждалась снова и снова, что жители этой страны просто не покупают, не производят или не хранят дома все это барахло.
Дети, понимая Вибеке с одного взгляда, накрывают на стол. На полдник у них яблоки и сок. Когда с едой было покончено, они молча выбросили остатки из тарелок и поставили их в раковину, а потом убежали строить гигантскую крепость из подушек и одеял. Я очень удивилась увиденному, вспомнив, каких трудов мне стоит убедить детей помочь по хозяйству. «У меня четыре мальчика, и я всегда им говорю, что, когда у них будут собственные семьи, им в первую очередь придется заниматься домашними делами», – говорит Вибеке твердо. На стене висит большая доска, где мелом написаны все семейные дела: каждый понедельник ужин с друзьями всей семьей, уроки плавания для младших детей, в это время прогулка или пробежка с мужем к озеру неподалеку, волейбольные тренировки старшего сына-подростка, на которые он добирается общественным транспортом самостоятельно. Планов настолько много, что не все умещаются. Я спрашиваю у Вибеке, остается ли у нее свободное время, и она говорит, что у них в семье есть строгое правило: в восемь вечера дети идут спать, тогда у них с мужем остается немного времени для того, чтобы провести его вместе. «Иногда он настаивает, чтобы я сходила куда-нибудь или потратила это время на себя», – рассказывает Вибеке, вспоминая, как Сорен позвал ее в прошлые выходные в поход вместе с бойскаутами, а когда она отказалась, предложил вместо этого отправиться с подругой в спа-салон. Проводить время с друзьями для них обоих так же важно, как и проводить время друг с другом. Они ездят в короткий отпуск как минимум два раза в год. Вибеке говорит: «Мы оба знаем, что совместный отпуск придает нам силы. Мы возвращаемся назад отдохнувшими, и это идет на пользу детям тоже».
Я приехала в Данию, потому что исследования австралийского социолога Лин Крейг показали, что у датских матерей есть больше свободного времени, чем у матерей в любой другой стране, которые она изучала. У них на один час в день больше свободного времени, чем у матерей из США, Австралии и Франции, и на полтора часа больше, чем у итальянок. Имея в своем распоряжении шесть часов и двенадцать минут в день, датчанки приближаются к тем семи часам, которые есть у их мужей, признанных абсолютными чемпионами по свободному времени по сравнению с отцами из других промышленных стран. При этом около полутора часов в день датчанки тратят не на детей, а именно на себя. По наблюдениям Крейг, это самый высокий показатель – больше «чистого» времени только у датских и итальянских мужчин. Социолог также отмечает, что американки проводят большую часть времени с детьми, а меньшую оставляют на себя. В среднем они могут уделить себе только тридцать шесть минут в день{366}. Но это не говорит о том, что датчанки ничем не заняты. Дания занимает одно из первых мест в мире по трудоустройству матерей, более 80 % женщин с детьми младше пятнадцати лет работают вне дома{367}. Я приехала сюда специально, чтобы посмотреть, как они работают и проводят досуг. Может быть, они меньше загружены? Может быть, они счастливее остальных? И, самое главное, можем ли мы у них чему-нибудь научиться?
В 17:05 в квартиру входит Сорен. Он руководит офисом спикера датского парламента. Сорен говорит, что уехал с работы в 16:30 и на велосипеде проделал путь примерно в пять километров под дождем, чтобы приехать домой вовремя.
– Вовремя для чего? – спрашиваю я.
– Для любимого занятия, – отвечает его жена с улыбкой. Она целует мужа и выходит из кухни.
Сорен переодевается в серую футболку и черные джинсы, подходит к холодильнику, стоящему в большой кухне, и вынимает тесто, которое он приготовил еще в 5:45 утра. Он начинает разминать его, чтобы приготовить пиццу на ужин. Дети сидят у телевизора и смотрят, как они обычно это делают в пятницу вечером, любимый мультфильм. Расположившись на сером диванчике, семилетний Лука растирает ступни Инес. Сорен – высокий стройный шатен. Поправляя очки незапачканной в муке рукой, он объясняет, что готовка, уход за детьми и выполнение любых домашних дел вполне естественны для мужчин в Дании. Его родители оба делали карьеру, но отец при этом проводил на кухне больше времени, чем мать. К тому же, говорит Сорен, ему понравилось делать пиццу с тех пор, как он научился готовить ее в школе во время уроков домоводства, которые обязательны для всех. «Для меня очень естественно заниматься домом, потому что я всегда видел, как это делают мои родители, – рассказывает он, раскатывая тесто и раскладывая тонко нарезанные ломтики пепперони на лепешку. – Когда я был моложе, я всегда мечтал о хорошей карьере. Я всегда думал, что женюсь на хорошо образованной девушке, которая тоже будет делать карьеру. Мне было бы очень странно даже предполагать, что моя будущая жена не будет работать или не сможет реализовать собственный потенциал, – продолжает он. – Уверен, что человеку свойственно добиваться чего-либо. Для меня было бы странно видеть, что муж засиживается допоздна на работе, а жена все делает по дому. Такие, конечно, есть, но мы знаем очень мало примеров».
Через час пицца готова. Дети расселись за столом. Входит довольная и улыбающаяся Вибеке с велосипедным шлемом в руках. За ужином я спрашиваю их, что же именно позволяет датчанам – и отцам, и матерям – иметь больше свободного времени, чем есть у родителей в остальных странах, и как у них получается больше времени тратить на себя.
Муж с женой обмениваются взглядами. Ну, во-первых, говорят они, кажется, что американцы превыше всего ценят успех, а у датчан в приоритете хорошая жизнь. «Здесь ваш статус определяется тем, как вы проводите свободное время, – говорит Вибеке, наливая вино взрослым и молоко детям. – Газеты постоянно печатают разные интересные статьи, кто как проводит досуг. Иногда, когда я просматриваю ленту Facebook, у меня возникает ощущение, что вокруг никто не работает».
Датчане не живут ради работы. Кушеде говорят, что датчане работают много, но очень целенаправленно. Обед редко длится более получаса, и многие организации предлагают сотрудникам здоровое питание по типу шведского стола: злаковый хлеб, различные виды копченого мяса, салаты, овощи, свежие фрукты. Сорен говорит, что большинство датчан работают тридцать семь часов в неделю – пять дней в неделю с 9 утра до 16:24 вечера. Более длительное рабочее время для большинства людей запрещено директивой Европейского Союза, исключения допускаются лишь для некоторых категорий: управленческих кадров, предпринимателей, медиков. Несмотря на то что до 60-х годов прошлого столетия{368} европейцы работали больше американцев, сейчас им разрешено трудиться не более сорока восьми часов в неделю{369}. В 2000 году французское правительство снизило продолжительность рабочей недели до тридцати пяти часов{370}. Немецкие профсоюзы отстояли право на сокращенное рабочее время (так называемый принцип Kutzarbeit), чтобы «люди работали меньше, но работали все», – это помогло снизить безработицу и распределить нагрузку между большим количеством работников{371}. Только в Великобритании есть исключения из директивы, но тем не менее и британские работодатели не должны заставлять сотрудников трудиться более сорока восьми часов в неделю{372}. Сорен и Вибеке говорят, что в Дании не принято тратить рабочее время на распитие кофе или общение в социальных сетях. Вы выполняете свои задачи и уходите домой. «Некоторые из моих коллег, которые отличаются самой высокой продуктивностью, забирают детей уже в 16:00 или 16:30, – рассказывает Сорен. – Никто не сидит в офисе до шести, семи или восьми вечера, просто чтобы показать, что они на месте. Мы, как правило, тщательно планируем, что нужно сделать, и делаем это».
