о чувстве удовлетворения от преодоления боли. – Это будет так же важно, если вы вообще не будете страдать? Я не знаю. Может быть, и нет.
Наступает темнота, и бегуны переходят на дорогу. Они бегали двенадцать часов подряд по холмистой тропе, но теперь их ждет что-то новое. Для одних это желанная перемена, а для других новые неровности рельефа и непроглядная тьма становятся тяжелым испытанием. Они выходят на асфальтированную дорогу в свете фар, чтобы бежать до рассвета, если, конечно, им удастся продержаться так долго. Начинает идти дождь, они пробежали уже девяносто два километра.
Во время ночного круга некоторые из шестидесяти четырех оставшихся бегунов останавливаются, чтобы погреться у костра, который теперь пылает в яме из шлакоблоков. Вокруг костра участники, выбывшие из гонки, общаются с группой поддержки, рассказывают о предыдущих забегах и физических неудобствах, пьют пиво и едят пиццу, утопая в сиянии финиша. Кроме как смотреть каждый час на проходящих бегунов, здесь мало чем можно заняться. Я продвигаюсь по каменистому участку земли, уже преодолев смехотворно легкие одиннадцать километров, пробираясь туда и обратно к своей машине, где я припрятала книги и закуски, и, чтобы достать их, мне потребуется приложить небольшое физическое усилие.
Бегуны продолжают бежать и идти, идти и бежать, а я все шагаю и шагаю, сижу, высунув ноги из расстегнутой палатки, жую вяленую индейку и веду записи на страницах, которые мне никогда не пригодятся.
Когда начинается семнадцатый круг, уже близится полночь. Бегуны стартовали с рассвета. Они еще не пробежали и четверти дистанции, пройденной в прошлом году. Лаз продолжает выкладывать ежечасные обновления и вести хронику события на публичной странице в Facebook [9], как короткие стихи, подобные этому:
Даже когда пятьдесят восемь бегунов все еще в пути, стоит тишина.
Только звуки шаркающих ног.
Складывая километры.
По одному за раз.
До финиша еще несколько дней.
Финиш…
Финиша нет.
Каждый остается наедине со своими демонами, пытаясь пережить ночь.
Боясь бесконечной дороги.
Боясь вернуться на тропу.
Нечего ждать.
Нет цели, к которой можно стремиться.
Просто выжить в этот час,
Чтобы повторить это в следующий час.
Вот когда воля должна быть непреклонной, сердце – непоколебимым.
Это ад.
Это тяжелое мероприятие.
Время – за полночь, и разговоры у костра переходят на обсуждение победителя 2017 года Гийома Кальметта, который приехал на Big’s, чтобы завоевать место в другом тяжелейшем забеге Лаза – марафоне Баркли. (Победив в Big’s, вы получаете возможность принять участие в почти невозможном для прохождения забеге в заросших кустарником горах Теннесси, неподалеку от тюрьмы, из которой сбежал и был впоследствии схвачен убийца Мартина Лютера Кинга-младшего.) Француз, специалист по анализу данных, который говорит широко улыбаясь, с очаровательным энтузиазмом. Он выиграл гонку в 2017 году, пробежав триста девяносто четыре километра. Но бегуны вокруг меня говорят не про его забег двухлетней давности. Они обсуждают его мышцы ног, которые, кажется, переливаются через коленные чашечки сверху, как будто его бедра, заскучав по своему прямому назначению, тоже решили взять на себя дополнительную работу.
Гийом, легок на помине, выходит из темноты и подходит к огню.
– Как тебе это удается?! – спрашивает его коллега по бегу. – Как ты тренируешься?
Гийом смеется.
– Тело не выбирают, – говорит он, произнося слова с французским акцентом, наклоняясь от жара костра, когда дым поднимается в небо. – Тело выбирает нас.
Беседа переходит в комплименты. Отлично выглядишь! Какая скорость! Классная форма! Ты в прекрасной форме! Гийом спокойно ставит пятку на шлакоблок, в котором горит пламя, и криво улыбается окружающим его лицам.
– Конечно, я вам верю, – говорит он. – Или я притворяюсь? Это и есть название игры, нет?
Все смеются. Он действительно хорошо выглядит.
Через два круга Гийом сошел с дистанции, шокировав всех. Однако, в отличие от некоторых бегунов, которые доходят до предела, собирают вещи, грузятся и уходят вскоре после проигрыша, Гийом остался в лагере. Солнце вот-вот взойдет на второй день, и гонка вот-вот официально начнется.
Возможно, идеальной иллюстрацией физического испытания, происходящего в каждом из потных тел передо мной, являются временные туалеты, которыми усеяна территория лагеря. Что и говорить, они здесь уже причиняют боль. Если обычно ваше дерьмо исчезает в темно-синей лагуне с химикатами, которые, несомненно, должны вызывать рак в штате Калифорния, то здесь, в Белл Бакл, такой бездны нет. Чувствуешь себя настоящим гребаным коммунальщиком. Так холодно, что от моего использованного тампона в предрассветной темноте идет пар. Кто-то поставил миниатюрную ароматическую свечу на пол в туалете, и ее крошечное пламя тщетно мерцает на фоне слезящихся глаз в миазмах мусорного ящика. Это одновременно и ужасно, и в разы лучше, чем то, что чувствуют бегуны. Я ощущаю прилив сочувствия.
К утру остается сорок три бегуна, сорок три души, готовые вернуться в лес и встретить еще один час на тропе. Это будет нелегко. Ночью прошел дождь, и тропа покрылась грязью и листьями. Люди постоянно падают на этой дистанции. Большинство просто встают на ноги и продолжают бежать.
У Мэгги Гутерль была тяжелая ночь: рано опухло колено, примерно на тридцать втором километре. Она смирилась с тем, что дальше будет только хуже, и сначала скрывала это, пока не призналась, потому что опасность для ноги все возрастала. Но после помощи от группы поддержки, поборов несколько сильных приступов сонливости ночью, она вернулась на тропу на второй день с желанием бежать.
– Это перемена, которой все ждут с нетерпением, – говорит она про смену трассы, которая происходит каждые двенадцать часов. – Вы уходите с дороги или наконец-то делаете перерыв, чтобы открыть ноги и размяться. – Смена дороги и тропы, по ее словам, желанна. – К концу каждого участка вы говорите: «Не могу дождаться, когда вернусь».
С солнцем на небе и погодой, которую можно описать как «облако на земле», она с нетерпением ждет возвращения на тропу. Дэйв Проктор по-прежнему бежит в быстром темпе, придя раньше шведской бегуньи Анны Карлссон, которая бежит как терминатор и хватается за ветки деревьев, чтобы проскочить крутые повороты в лесу.
Кэти Райт тоже все еще участвует в забеге. Ее мама тоже там, и мы часто бегаем в темпе на соседних кругах. Накануне ее мама сказала мне, что беспокоится о теле дочери, «но я никогда бы ей этого не сказала». Райт опускается на землю и между кругами лежит в покое, как прекрасный серафим, входит и сразу же ложится на коврике
